Другие авторы делят буржуазию на три категории на основании целого ряда критериев. Мелкая буржуазия характеризуется, по мнению некоторых из них, следующими чертами (речь идет о Франции кануна первой мировой, войны): образование на уровне неполного среднего; достаток крайне скромный, но гарантирующий трудолюбивому человеку верный кусок хлеба и спокойную старость; содержание в лучшем случае служанки «на все руки», но чаще — приходящей прислуги. В эту категорию входят лавочники, ремесленники, мелкие чиновники и мелкие фермеры.
К средней буржуазии, согласно тому же делению, относятся люди со средним или высшим образованием и средним достатком (не дающим возможности не заниматься профессиональным трудом), с одним или двумя слугами и не владеющие собственными средствами передвижения. Кроме того, к средней буржуазии относятся те, кто хотя и не имеет собственности, зато связан со своим кругом узами родства или дружбы, культурой и вкусами.
Наконец, к высшей буржуазии относятся люди со средним или высшим образованием, достаточно состоятельные, чтобы вести роскошную жизнь, содержать нескольких слуг, иметь собственный выезд или автомобиль[250].
Как видим, признаки, принимаемые в расчет, весьма многочисленны: имущественное положение, количество слуг, владение средствами передвижения (что может рассматриваться как показатель достатка), образование, наконец, ощущение связи с определенным кругом людей, свойственное, например, бедным родственникам, пенсионерам и т.д. Конкретные и бросающиеся в глаза показатели принадлежности к одной из перечисленных выше категорий — такие, как число слуг или наличие автомобиля, — имеют, кстати сказать, то преимущество, что их легко установить, но в то же время тот недостаток, что они применимы лишь в данной стране; к тому же их надо периодически пересматривать.
Трудности, с которыми сталкиваются, применяя подобного рода критерии, западноевропейские и американские авторы, — это трудности, связанные вообще с понятием класса. Авторы цитировавшейся выше работы об английском среднем классе считают, что при отнесении кого-либо к данному классу (в их понимании этого слова) надо учитывать и доход, и профессию, и манеру речи, и способы тратить деньги, и развлечения, и одежду, и образование, и нравственные установки, и личную культуру, причем в общественный класс входят не индивидуально, а семьями. Оперировать в этих условиях понятием класса отнюдь не просто.
Трудности, о которых говорилось выше в связи с понятиями буржуазии и мелкой буржуазии, были связаны с немарксистским пониманием класса. На почве марксизма — во всяком случае, при том понимании класса, которым марксисты пользуются чаще всего, — мы получаем иное социальное членение общества, в котором средний класс в рассмотренном выше значении исчезает, зато появляется мелкая буржуазия как промежуточный класс между буржуазией и пролетариатом. Такое членение получается, как известно, если понятие класса формируется при помощи двух основных критериев, по отношению к которым все остальные имеют вторичный характер, а именно владение средствами производства и использование наемной рабочей силы. В этом случае мелкая буржуазия будет классом людей, владеющих средствами производства, но не использующих наемной рабочей силы.
Независимо от критериев, выбираемых при классификации мелкой буржуазии, на практике к ней относили профессии, составляющие крайне неоднородное целое.
Как марксистские, так и немарксистские авторы, писавшие о мелкой буржуазии, чаще всего имели в виду лавочника и ремесленника. Именно их существованию прежде всего угрожает рост крупного капитала. Трудясь в одиночку, они неспособны к коллективной деятельности. Неприязненно относясь к высоким налогам, они склонны к анархизму.
Иначе, однако, выглядит положение основной массы мелких служащих. В качестве наемной рабочей силы мы отнесли бы их к пролетариату. Недаром их часто называют «пролетариями с белыми воротничками», хотя в капиталистических странах эта группа обычно не ощущает себя связанной с пролетариатом. Французский чиновник называл свое жалованье traitement, a английский — salary, причем и тот, и другой следили за поддержанием классовой дистанции между теми, кто получал месячное жалованье, и работниками физического труда, получавшими зарплату еженедельно. Еженедельное вознаграждение называлось во Франции salaire, в Англии — wage.
Как об этом уже писали[251], группу служащих в капиталистических странах следовало бы рассматривать более дифференцированно. Ведь положение государственных служащих (например, министерских чиновников или служащих городских общественных учреждений) во многом отлично от положения служащих частных фирм. Государственный служащий мог почти не опасаться увольнения и пользовался социальным обеспечением по старости уже тогда, когда служащий частного предприятия такого права еще не имел. Государственный служащий терял на вооружениях и войнах; служащим частных фирм, обогащавшихся на вооружениях, обычно перепадала частица прибылей их хозяев. Государственные служащие были заинтересованы в высоких налогах. Служащие частных фирм, так же, как и предприниматели, были сторонниками возможно более низких налогов.
Третью крупную группу мелкой буржуазии составляют учителя и преподаватели. Это тоже совокупность наемных работников, подавляющее большинство которых находится в таком же отношении к средствам производства, как и пролетариат. Давно уже было замечено, что профессор, преподавая в университете, работает, собственно говоря, на большой фабрике, где студенческое «сырье» перерабатывается в магистров и докторов, подобно тому как пекарь перерабатывает муку в батоны и булочки. В 1925 г., когда об этом писал Гобло, такая постановка вопроса казалась не лишенной остроумия шуткой. Сегодня, когда мы говорим о «производственных совещаниях» в вузах, об «отсеве студентов» и т.д., перенося в университетскую жизнь схемы и термины из области промышленного или сельскохозяйственного труда, такое сравнение никого бы не удивило. Если кто-то возражает против причисления основной массы учительства к пролетариату, то, вероятно, потому, что его представление о производстве не позволяет отнести к нему преподавательскую работу, или же потому, что он руководствуется какими-то внеэкономическими критериями, имеющими неопределенный характер.
Кроме лавочника, ремесленника, низшего служащего, учителя, в числе представителей профессий, причисляемых более или менее единодушно к мелкой буржуазии, следует назвать военнослужащих низших рангов. Группа военных в буржуазных странах имела собственное лицо. В них воспитывали убеждение в собственной надпартийности, держали их «вне политики» и даже не допускали к участию в выборах. Если лавочник относился к миролюбивым элементам, то военные нередко мечтали о войне, которая превращала их в людей, особенно важных для государства, и открывала возможность стремительной карьеры.
Еще одну группу мелкой буржуазии составляли священники скромных рангов. Как воспитатели, они находились в положении, сходном с положением учителей. В качестве дарителей духовного утешения они могли также считаться лицами, занимающимися услугами, которые составляют весьма многочисленную категорию мелкой буржуазии.
К группам, о которых мы упомянули для иллюстрации неоднородности мелкой буржуазии и которые, как уже говорилось, довольно единодушно причисляются к мелкой буржуазии, следует еще на основании критериев, принятых уже только в марксизме, добавить крестьян, ведущих свое хозяйство в одиночку или при помощи семьи.
Не будем, наконец, забывать и о представителях свободных профессий: врачах, адвокатах, журналистах, художниках. Размышляя об их роли, уже нельзя обойти трудности, связанные с понятием интеллигенции или «трудящейся интеллигенции», к которой их причисляют вместе с представителями некоторых из названных выше профессий. Хорошо известно, как трудно точно определить соотношение этих понятий с понятием мелкой буржуазии. «Никто не решится отрицать, — писал Ленин, — что интеллигенция, как особый слой современных капиталистических обществ, характеризуется, в общем и целом, именно индивидуализмом и неспособностью к дисциплине и организации (ср. хотя бы известные статьи Каутского об интеллигенции); в этом, между прочим, состоит невыгодное отличие этого общественного слоя от пролетариата; в этом заключается одно из объяснений интеллигентской дряблости и неустойчивости, так часто дающей себя чувствовать пролетариату; и это свойство интеллигенции стоит в неразрывной связи с обычными условиями ее жизни, условиями ее заработка, приближающимися в очень и очень многом к условиям мелкобуржуазного существования...»[252]
