Мама всегда права. Как трамвай. А в том что трамвай обычно прав, Альберт Степанович убедился на личном опыте. Впрочем, стоило только сесть за руль, как выяснилось, что правы не только мама и трамвай, но и все остальные. За исключением его самого. Ну да речь не об этом. Как и предсказывала Валентина Петровна, с приобретением «Запорожца» Люда стала ближе и доступнее. Для наблюдения. Тут Потрошилов был асом.

Через неделю он знал о любимой женщине все. Она действительно была челюстно-лицевым хирургом. И еще профессионально занималась тяжелой атлетикой. После чего плавала в бассейне. Мужа у Люды не было. Узнав о ее трагическом семейном положении, Алик усмехнулся:

— Пока!

Он постоянно следовал за Людиным джипом. Отставал (часто). Догонял (редко). И старался быть незаметным. Альберт Степанович с наслаждением совершал все подряд глупости, свойственные влюбленным. Он подолгу смотрел на ее окна, постоянно говорил о ней с единственным другом — хомяком Ватсоном и иногда звонил ей домой, чтобы затаенно помолчать в трубку. А когда любимая мирно спала в своей уютной однокомнатной квартире на улице Есенина (дом одиннадцать, общая площадь тридцать два квадратных метра, санузел раздельный, лоджия не застеклена), Алик писал сонеты.

Пульсация пыли среди безнадежности

Распишет Вселенную ультрамарином.

На грани блестящей волны протекающей

Я выгрызу сердцем имя Людмила…

Валентина Петровна следила за интенсивными движениями души Алика с кухни. Отчеты о проделанной работе она анализировала вечерами. Под чашку настоящего английского чая с молоком. Наконец настал момент, когда сбор информации превратился в бесплодное подглядывание.

— Сын, — сказала Валентина Петровна, — пора вступать в контакт!

Альберт Степанович замер. Его мужественное сердце бешено забилось в груди. Из всех вариантов вступления в контакт он логическим путем выбрал самый экстремальный и прошептал:

—Пора нанести решающий удар?

— Для начала хотя бы познакомься, — остудила мама его пыл, — например, в бассейне.

Потрошилов попытался вспомнить, есть ли у него плавки и когда он вообще бороздил водную гладь очень вольным стилем. Вместо этого на память пришел последний выезд на трехдневного утопленника. Героического капитана передернуло.

— Возле бассейна, — проницательно поправилась Валентина Петровна, — и не забудь цветы. Розы или гвоздики не бери. Это банально. Лучше что-нибудь оригинальное, простенькое, но со вкусом. Заодно поблагодаришь за лечение.

Решение семейного совета подлежало претворению на следующий день. Темно-серый «Запорожец» цвета «не металик» выехал заранее. Альберт Степанович был сосредоточен и собран. Мамой. На выполнение отчаянной миссии знакомства. В его кармане лежали расческа, носовой платок и удостоверение. Пистолет он решил не брать, чтобы не напугать любимую. На заднем сиденье перекатывался элегантный букет полевых колокольчиков.

По пути Потрошилов мечтал о Люде. Нечаянно пропустив четыре переключения светофора. На одном из самых оживленных перекрестков города. В час пик. Загородив поворот колонне из таких же, как и его «Запорожец», иномарок… Очнулся он от оглушительного стука по крыше. Альберт Степанович поднял затуманенные грезами глаза. Прямо перед ним оказалось разъяренное лицо типичного владельца «мерседеса».

— Ты что, ослеп, чмо парагвайское?!! — невежливо заорал обладатель лица.

Несомненно, это было устное оскорбление. За ним последовало и оскорбление действием. Оппонент сдернул с Алика очки и с размаху шваркнул их об капот. После этого негодяй прыгнул обратно в «мерседес» и уехал.

Потрошилов обиженно засопел. Разбитые очки были третьими за последнюю неделю. Он снова пожалел, что не настоял на выдаче ему голубых «милицейских» номеров. Алик достал из бардачка запасные очки и вспомнил поездку в ГИБДД.

При регистрации «Запорожца» пожилой инспектор долго кряхтел, разглядывая удостоверение Альберта Степановича и темно-серую иномарку, потом сунул два обычных номерных знака и исчез. Тогда Алик немного потоптался и утешил себя необходимостыо маскировки в оперативных целях. А теперь жалел.

Дальнейший путь протекал без приключений. К вечеру «Запорожец» подкрался к стоянке бассейна, припарковавшись у самого края. Согласно записям Алика, до выхода Люды оставалось двенадцать минут. Он занял позицию у ворот. Текст, заученный наизусть, был готов к употреблению. Логически выверенные фразы сами ложились на язык.

— … Помимо искренней благодарности за лечение, разрешите преподнести скромный букет. В знак признательности и восхищения… — потренировался Алик перед волнующей встречей.

На крыльце показались два излишне крепких молодых человека. Очевидно, проникновенная речь Потрошилова донеслась и до них. Беседующий сам с собой человек в очках здесь был неуместен, как рояль на ринге. Со стороны бассейна раздался неприлично вульгарный гогот. И тут на улицу вышла Люда. Она была прекрасна в своем бирюзовом спортивном костюме. Влажные волосы в живописном беспорядке торчали в разные стороны.

Альберт Степанович сделал шаг вперед. Молодые люди на крыльце что-то сказали, продолжая смеяться. Один из них игриво хлопнул любимую женщину капитана Потрошилова чуть ниже крепкой спины. Второй приобнял ее за талию. Люда холодно улыбнулась в ответ. Алик не успел подумать, что такие грубые попытки ухаживания интеллигентной девушке нравиться не могут, как оба наглеца поднялись в воздух.

Люда резко выдохнула, взяв в рывке два живых снаряда. Гогот перешел в панический вопль. Молодые люди обрушились на клумбу, перелетев через перила. Кусты шиповника цепко хрустнули, принимая жертвы собственной невоспитанности. Крик оборвался.

Альберт Степанович по инерции сделал еще один шаг по направлению к любимой. Та иронично прищурилась:

— Тоже хочешь нежности?

От ее глубокого грудного голоса у Алика закружилась голова. Заготовленные слова моментально выветрились из памяти. В глазах потемнело. Он с трудом сглотнул слюну и молча кивнул. Люда придирчиво оценила комплекцию и стать Потрошилова. Видимо, результат ее не воодушевил. Она легко приподняла его за прижатые локти и переставила с дороги в сторону.

— Не время для нежностей, дорогой, — ее грудь мимолетно коснулась плеча Альберта Степановича, — слишком много свидетелей.

Из недр разрушенной клумбы донеслись стоны, мат и треск шиповника. Молодые люди явно собирались взять реванш. Хлопнула дверца, тихо рыкнул мотор джипа, взвизгнули шины. Мимо покачивающегося Потрошилова промчались разъяренные мстители. Погоня стремительно удалялась от бассейна. Все стихло.

Оставшись один, Алик очнулся. Он обвел блаженными глазами внезапно опустевший мир. Она ушла. Исчезла в вечерней дымке волшебного лета, лучшего лета в жизни капитана Потрошилова. А на у прощание так тонко намекнула о своих чувствах! Легкий укол сожаления побудил его к действиям. Альберт Степанович элегантно забрался в скрипящий «Запорожец», положив не пригодившийся букет на переднюю панель. Его душа млела и томилась.

На обратном пути он едва разминулся с разочарованно возвращавшимися мстителями. Нерастраченная агрессия невоспитанных молодых людей требовала выхода. Похоже, Алик как невольный свидетель позора вызвал у них негативную реакцию. Мощный пинок по заднему бамперу подбросил машину вверх. Но даже это не смогло вывести Потрошилова из состояния клинического блаженства. Он снисходительно усмехнулся и не стал реагировать, простив ребятам их маленькие шалости.

Петроградская сторона плавилась от жары, изнемогая всем своим хваленым «старым фондом». Она вдыхала горячий воздух переулками и подворотнями, помойками и колодцами, а затем выдыхала его в небо, умножий температуру втрое. Пролетариат смекалисто просушивал белье, используя халявную энергию солнца. Фасады домов преобразились. Декоративные извраты скульпторов золотого века дополнили разноцветные стеганые одеяла и подушки без наволочек. Желтые разводы на них, как годовые кольца деревьев, напоминали о прошедших праздниках и шумных застольях со всеми «вытекающими»… Грустные лица каменных изваяний с веревками на шеях тоскливо провожали глазами потных прохожих.