— Семен, как обычно, собрание в холле! — громко скомандовал он санитару. — Попрошу без опозданий, господа!

Шум в столовой тут же стих. Когда Мозг вещал, психи замирали. Как говорится, в стране слепых и одноглазый — король. Ежедневное собрание могло называться хоть съездом, хоть проповедью — Кнабаух со скуки чудил разнообразно и с размахом. Но пропускать мероприятие никому не приходило в голову.

Они шли по одному и группами. Аутистов [3] подталкивал в спину короткими разминочными ударами бывший боксер Коля-Коля. Санитар Семен подтаскивал за провода шизофреников, не прерывая их общение с Тау Кита. Параноики ползли сами, вдоль стенки, то и дело оглядываясь на собственную манию преследования. Последним в холл проник добрейшей души дебил Коробкин, почесываясь о каждый угол спиной.

Расселись шумно. Просторное помещение заполнили вопли буйных, хохот неврастеников и воодушевленные рассказы о бесконечном разуме Вселенной. Но неуловимо нараставшее в воздухе напряжение, словно ватным одеялом, постепенно накрывало шум. Мало-помалу все тридцать психов впали в транс ожидания. Голоса смолкли. Легкая дрожь, предвещающая встречу с гуру, прошлась по стройным рядам привинченных кресел.

Внезапно на холл опустилась полная тишина. Свет померк, и в желтом луче направленного на стену фонарика возникла бесформенная фигура. Под тихий скрежет спины Коробкина о стену фигура выросла до гигантских размеров. Раздался заунывный голос Мозга:

— Я пришел, дети мои!

Психи восторженно взвыли, задрав головы. Артур Александрович в белоснежной смирительной рубашке с отложным воротником парил на уровне потолка. Ее длинные полы скрывали табуретку, на которой он стоял, по самые ножки. Аристократически бледное лицо кривила саркастическая усмешка.

— Свет! — приказал он шепотом.

Повинуясь ему, люстра под потолком мигнула и загорелась. Коллектив разразился восторженным воплем. Коля-Коля забарабанил кулаками по спине ближайшего аутиста. Тот на секунду вышел из своего внутреннего мира, ужаснулся и заорал благим матом. Шизофреники, нарушая гармонию звезд, сдвинули шлемы набок и зааплодировали, путаясь в проводах.

— Копперфильд! — промычал дегенерат из бывших интеллектуалов.

— Подведение итогов открыто! — перестав улыбаться, объявил Кнабаух, садясь на табуретку. — Сделайте тишину!

На этот раз пришлось потрудиться Семену. Порядок восстановили две оплеухи буйным и кляп из марли в рот хохочущего психопата с заткнутыми ушами.

— Коллеги, сегодняшний день принес нам много огорчений, — грустно начал Артур Александрович, — больше, чем радостей. Виновники этого среди нас.

По холлу пробежал легкий холодок испуга. Три меланхолика на заднем ряду заплакали. Дебил Коробкин ускорил темп почесываний.

— Третья палата проспала завтрак. — Голос Кнабауха звучал тихо и серьезно, а улыбку на губах можно было заметить только из первого ряда. Впрочем, до остальных его ирония не доходила. Мозгу было забавно, остальным — боязно и интересно.

— Господа, задержан своевременный прием пищи. Процесс усвоения калорий пошел насмарку! Грубо нарушена выработка желудочного сока!!!

Кто-то из параноиков рухнул со стула, мягко ударившись головой в обитую войлоком стену.

— Про че это он, а? — жалобно пустив по подбородку слюну, спросил идиот, считающий себя Саддамом Хусейном.

— Про тебя, чурка! — злорадно прокомментировал его сосед, склочный мужичонка желчного вида, ковыряя себе вену грифелем карандаша. За что получил подзатыльник от Семена.

— Думаю, третью палату надо поменять местами с четвертой. В воспитательных целях, — сказал Кнабаух.

Коллектив согласно загудел. Разницы между расположением палат не было никакой. Но сам переезд, несомненно, был страшной карой. Если верить гуру. А ему верили безгранично. Обитатели третьей палаты горестно зарыдали.

— Не буду останавливаться на мелочах, — продолжил Мозг. — Не так важно, кто во время приема пищи укусил в столовой кота за хвост. И чье бойкое перо изобразило половой акт ежиков на дверях ординаторской. Но мочеиспускание в радиорозетку безусловно заслуживает кары! В результате второй концерт Рахманинова упущен безвозвратно. Может, кто-то хочет взять вину на себя?

В воздухе повисло напряженное ожидание. Наконец в последних рядах робко поднялась чья-то дрожащая рука. Как всегда, за острыми ощущениями устремился мазохист Иванов. Однажды признавшись жене в супружеской измене, он не мог остановиться на пути к извращенному кайфу.

— Семен, проследите, чтобы завтра его не били! — Иванов затрясся, получив самое страшное для себя наказание. Обмануть Гуру не удалось. Приговор был суров, но справедлив. Мозг умел карать и миловать.

По рядам прошел шепот восхищения. Хотя о Рахманинове жалели немногие. И в розетку мочились человек десять, ненавидящих жалобный писк скрипок.

— Теперь о приятном, — провозгласил Кнабаух. — Как сообщают мои источники, в аптеке кончился сульфазин. Буйная палата может расслабиться до понедельника. За выходные не завезут.

Торжествующий рев заставил содрогнуться стены отделения. От указанного препарата здоровые и очень энергичные мужики из мягкого надзорного бокса еле ползали вдоль стены, кротко улыбаясь в пустоту. Теперь они могли вздохнуть спокойно. Впереди их ждали веселые суббота и воскресенье. Артур Александрович вздохнул. Душа просила чего-то возвышенного, и он повысил голос.

— Что главное в нашем мире? — спросил он. Вопли сразу стихли. В тишине снова стало слышно, как интенсивно трется спиной об угол дебил Коробкин. — Я отвечу вам, дети мои. Наша общая цель — интеграция! Не надо собирать на лбу морщины, господа. Дабы донести до вас скрытый смысл этого термина, обратимся к дисперсии мироздания. Процессы диссимиляции дезинтегрируют саму квинтэссенцию гуманоидных конгломератов!

Рты пациентов четвертого отделения открылись сами собой. По синим больничным пижамам побежали ручейки тягучей слюны непонимания.

— Про че это он, а? — опять пугливо спросил «Хусейн».

— Каюк твоему Ираку! — прошипел его желчный сосед.

Параноики, уловив скрытую угрозу и приближение неведомой опасности, дружно полезли под стулья. Два деградировавших интеллигента сделали вид, что поняли смысл речи и тонко улыбнулись.

— Интеграция аннулирует центростремительные тенденции, пролонгируя инкапсуляцию социума! — Кнабаух поднял голову, изучая потолок.

Тридцать подбородков повторили его движение, как на сеансе массового гипноза. Среди мелких трещин на желтоватой побелке интеграции не было. Только старая, засиженная мухами люстра освещала собрание единомышленников. Опытный оратор не стал затягивать паузу. Без пояснений мудрость для толпы непостижима. Истину нужно дарить людям в готовом виде.

— В нашем коллективе интеграция состоит в доверии и помощи. Я помогаю каждому, каждый помогает мне! — изрек Артур Александрович. — Любая ваша проблема — моя проблема. И, соответственно, наоборот. Это и есть интеграция, господа!

Коллектив четвертого отделения психбольницы дрогнул. Истина открылась им внезапно, во всем сверкающем великолепии. Восторг прокатился по холлу, овевая Мозга теплым сквозняком обожания. Они боготворили гуру, внимая каждому его слову. Даже дебил Коробкин перестал чесаться, умиротворенно улыбаясь. Вдруг въедливый голос прорезал благоговейную тишину:

— Так теперь можно выходить на прогулки с вами? В целях интеграции? — Желчный сосед «Хусейна» торжествующе улыбнулся, одновременно изображая наивную доверчивость.

Он был новичком в Скворцова-Степанова. Всего восемь месяцев назад его доставили прямо с заседания правления садоводства. За нанесение множественных укусов председателю. В борьбе за справедливое распределение навоза между участками.

— Диссидент? — ласково спросил Кнабаух. — Это хорошо. Без здоровой оппозиции нет баланса. Некому внушать страх.

Желчный правдолюбец взвился с места:

— Вот только не надо меня пугать!