Их взгляды встретились, и между ними установился странный контакт, который не зависит ни от пола, ни от возраста. Несмотря на боль воспоминаний, что-то в отце Макинтайре победно ликовало. Это было то, что он давно утратил, – связь с другой человеческой душой. Внутри его вспыхнул огонь, разлившийся по всему телу, и это заслонило собой и боль, и смерть.

В уголке глаза девочки показалась слеза. Она все росла, а потом сорвалась и тяжело скатилась по щеке. Отец Макинтайр в первый раз видел, чтобы она плакала, и с благодарностью улыбнулся. Потому что, позволив себе проявить чувства, она могла исцелиться.

Он встал из-за стола, присел на корточки и взял ее за руки. Преодолевая сжимавший горло спазм, он молился, чтобы она смогла понять всю важность его слов.

– Мне известна твоя история, Леонора. Я знаю, что произошло с тобой в пустыне. Я знаю, что с тобой случились такие вещи, которые не должны случаться с ребенком. Вещи, которые не должны случаться ни с кем.

На лице ее отразилась паника, и он испугался, что контакт может исчезнуть, поэтому сильнее сжал ее маленькие руки.

– Я не знаю, почему тебя бросили, но я знаю, что в этом не было твоей вины. Одному Господу известно, почему люди принимают те или иные решения. И очень важно справляться с болью. Не позволяй ей взять верх. Не позволяй ей превратиться в ненависть и переброситься на тех, кто рядом с тобой. – Он слабо улыбнулся. – Впереди тебя ждут лучшие времена, Леонора. Это я тебе обещаю.

Ее теплые слезы капали ему на руки.

– Я знаю, что ты чувствуешь себя одинокой, Леонора. Но это не так! Ты даже в буше не была одна. Господь был с тобой там и продолжает оставаться рядом каждое мгновение, наблюдая за тобой и защищая тебя. Разве ты этого не замечаешь? Тебе было предначертано выжить. Тебе было предначертано быть найденной. – Осознание истины потрясло его. – Да, тебе было предначертано выжить. У тебя внутри столько света, Леонора! Я не хочу, чтобы ты угасла во тьме. Господь не хочет, чтобы ты угасла во тьме. Ты любима, Леонора. – Его глаза наполнились слезами, когда он повторил, делая упор на каждом слове: – Ты любима…

Он продолжал держать девочку за руки, и внутри у нее вдруг что-то сломалось. Откуда-то из глубины поднялись рыдания, почти беззвучные. В душе у отца Макинтайра все перевернулось. Он обнял Леонору, которая содрогалась от слез, и задыхающимся шепотом снова и снова повторял ей на ухо:

– Ты любима, дорогая. Ты любима.

Они сидели обнявшись в маленьком тесном кабинете, и время для них остановилось. Он выпустил ее из своих объятий только тогда, когда хрупкие плечи перестали вздрагивать, а слезы уже не лились ручьем на его рукав. Обхватив лицо девочки ладонями, он приподнял ее голову, поймал измученный взгляд и улыбнулся:

– Ты по-прежнему с нами, Леонора. – Решив, что она уже готова, он встал. – Пойдем со мной. Кое-кто хотел бы с тобой поговорить.

Она робко взяла его руку, и они пошли по коридору. Небо за окнами было совсем черным, свет падал только из кабинета и открытых дверей комнаты священника. Он подвел ее к этим дверям. Она замерла, отказываясь заходить, когда увидела, что там спиной к ней на скамье сидят мальчики. У всех, кроме одного, головы были опущены.

– Все в порядке, Леонора. Доверься мне. – Отец Макинтайр сжал ее руку и повел вдоль ряда. – Майкл, – грозно скомандовал он, – встань!

Майкл встал:

– Прости меня, Леонора. – Он на миг поднял голову, и стало видно, что нос у него разбит, а левый глаз опух.

Следующим поднялся Томас. Его левый глаз почти не открывался, и не хватало переднего зуба.

– Паасти, Леоновва.

Патрик встал, с трудом моргая заплывшим левым глазом: вокруг него расплывался синяк, бровь была разбита.

– Прости, Леонора.

– А теперь марш спать! – скомандовал отец Макинтайр. – И весь следующий месяц вы будете выполнять работу Леоноры.

Леонора села рядом с последним мальчиком на скамье. Его правая рука была забинтована от кончиков пальцев до запястья. На костяшках сквозь марлю проступила кровь. Она наклонилась и осторожно поцеловала Джеймса в висок.

У них все налаживалось.

Вначале пришел строительный груз: лесоматериалы, раствор, гвозди, кровельная доска – все, что нужно для ремонта помещений приюта. Потом поступили растения и домашние животные – саженцы, семена, овцы и куры, – а также инструмент, чтобы ухаживать за ними. Потом в деревянных ящиках доставили учебники – из Австралии, не из Англии. Это были учебники, где история Австралии не обрывалась в начале этого века, где описывались и другие открытия, помимо основания первой колонии на реке Суон, где были карты, подтверждавшие существование территорий Западной Австралии. Деньги Леоноры, пусть их и было немного, помогли многого добиться, и отец Макинтайр больше не жалел, что потратил их.

И у них все налаживалось.

Рука Джеймса зажила, на ней даже не осталось шрама, но ощущение кулака, бьющего в кость, изменило его. Он ненавидел жестокость и насилие, от них его начинало мутить, но это было совсем другое – это было установление справедливости, и раньше он ничего об этом не знал. Он всегда получал удары из-за своего бездействия и беспомощности, которые делали его угрюмым и слабым. Однако борьба за справедливость разбередила ему кровь.

Дневник матери он по-прежнему постоянно носил за поясом, хотя страх разоблачения миновал. В прочитанной им части постепенно начали вырисовываться образы его отца и матери: они говорили с ним, наставляли его. Присутствие матери больше всего ощущалось, когда он смеялся, глупо ухмылялся или просто сидел тихонько и не хмурил брови. Эта женщина была соткана из солнечного света, теплого морского бриза и аромата цветов. Близость отца сильнее всего чувствовалась, когда он упорно работал или учился, когда кряхтел под весом тяжелого полного мешка или скакал на лошади. Этот человек был сделан из земли, крепкого ветра и запаха свежескошенной травы. Но никогда еще он не чувствовал отца так близко, как когда расправлялся с теми мальчишками: его голос без злобы или ненависти нашептывал ему на ухо, подтверждая его правоту. Потому что мужчина, настоящий мужчина, всегда вступается за тех, кто не может постоять за себя или сказать слово в свою защиту.

И у них все налаживалось.

Джеймс, сидевший рядом с Леонорой, притих, и даже волны внизу, под их болтающимися над обрывом ногами, казалось, старались не шуметь. Она вглядывалась в него, стараясь угадать причину такой молчаливости, и переживала, что сама могла оказаться этой причиной. Но волновалась она напрасно. Молчание это было связано со смущением и с бабочками, порхающими у него в животе.

Внезапно Джеймс встал и, отойдя в сторону, принялся возиться с чем-то спрятанным среди корней. Вернулся он, держа руки за спиной, и какой-то миг смотрел в землю, а потом протянул ей сверток из коричневой упаковочной бумаги:

– Это тебе, Лео.

Присев на корточки, Джеймс наблюдал, как ее тоненькие пальцы развязывают бечевку. Развернув пакет, она застыла на месте, не двигаясь и даже не моргая.

– Это я сам сделал, – торопливо сказал он и, заметно волнуясь, сглотнул. – Я работал над ним несколько недель. – Она молчала, и нервы его напряглись до предела. – Ты… тебе нравится?

Она по-прежнему не шевелилась, и внутри у него все оборвалось. Какой же он дурак! Горстка веточек, сплетенных вместе с желтыми перышками в хрупкое гнездышко. Он хотел, чтобы оно напоминало о той птичке, хотел вернуть счастливые воспоминания. Он даже обточил маленький белый камешек до формы идеального яйца и поместил его посередине. Но все это было таким простым, таким смешным…

Лицо его залилось краской:

– Это было глупо. Не обращай внимания.

Джеймс потянулся, чтобы забрать гнездышко, но Леонора прижала подарок к груди. Округлившиеся глаза ее были влажными.

Он сел, чувствуя, что бабочки уже не порхают в животе: он знал, что она рассмотрела в его подарке красоту. Девочка аккуратно убрала упаковочную бумагу и осторожно положила переплетенную кучку палочек и перьев на ладонь. Потом взяла крошечное каменное яичко и подняла вверх – так, чтобы оно заблестело на солнце. Она нежно касалась желтых перьев, и на губах ее блуждала слабая улыбка, связанная с прекрасными воспоминаниями. Когда она снова посмотрела на Джеймса, глаза ее были похожи на два блестящих озера, полных изумления и благодарности.