Не сдерживаюсь, стону в трубку раненным зверем. Нет. Этого просто не может быть.

- Будь со мной, - шепчу единственное, на что хватает сил и дыхания. – Не клади трубку, Тим, не смей. Слышишь? – нахожу под коленом ингалятор с давно истекшим сроком годности, вдыхаю трижды, слушая ветер на том конце провода.

- Что происходит? – уловив панику в моём тоне, пугается. Наверняка сейчас сжался, подтянув колени к груди.

Кидаюсь за руль, выезжая со стоянки.

Стискиваю зубы, превышая допустимые пределы скорости, мчусь к нынешнему месту развлечений Гурмана.

========== Глава 6 ==========

Её ребёнок

ТЫ УПУСТИЛ ОПОЗДАЛ НА ВЕЧНОСТЬ БЕГИ БЕГИ БЕГИ ЧЁРНАЯ ДЫРА ПОГЛОТИЛА ХРУПКОЕ СОЗВЕЗДИЕ ТЫ ОПОЗДАЛ ЕЩЁ ВЧЕРА ТЫ ОПОЗДАЛ ЕЩЁ ВЕЧНОСТЬ НАЗАД

Ткач во мне воспаляет воображение, мешая с реальностью и огнём, наконец настигнувшем после короткой отсрочки в десять лет.

Останавливаюсь в двух метрах от скамейки, охваченной пламенем единственного горящего фонаря на весь парк. Гурман играет со мной на своей сцене, поставив очередной акт с двумя действующими лицами, где меня исследует режиссер, а ставка в цену главной роли – смерть.

Опускаюсь на одно колено, бесшумно, словно я уже заплатил за право участия в его пьесе. Репетиции закончились. Зрители снова видят безупречно отыгранный сюжет. Вокруг всё замерло, камера сделала снимок, навечно запечатлев конец истории в хронограф, чтобы увековечить стены главного режиссера фотографиями абсолютно мёртвой реальности.

Чёрный сумасшедший огонь, рожденный в недрах безумия души и сознания, наконец настиг Её ребёнка, оставив пеплом насмешку для «Героя»: мобильный телефон, замкнутый в прядь светло-рыжих волос.

Земля ловит меня в объятия, ту часть меня, что физически проявляет себя: стукаясь лопатками оземь, в то время как творцы моего внутреннего Я распадаются на песок, обратным отсчётом стекла. Ткач безудержно монотонно глаголит манускрипты старейших истин, которые сливаются в мантры, мантры - в единую долгую тональность сумасшествия. Сумасшедший Паук Сошёл с Ума.

Трава шепчет молитвами за моё разлагающееся в её спящей обители Я, молится в тон завывающему ветру, ублажая природные высшие силы.

Время замыкает десятилетний круг, учитывая мировое устройство уробороса. Новый Круг с ключевыми исходными точками: ночь, огонь, Её ребёнок.

Тенями мелькает свет, пальцы, ладони. Воздух наполняется запахом людей, волнения, паники. Сверху на нас смотрят Боги, уже не делая ставки: их звёзды в моих глазах померкли.

- Дрю, Дрю… Твою мать! – Ланель старший прекращает лупить меня в грудь, отскакивая с всхлипом раненного медведя в сторону. Перевожу взгляд на Сэма, выходя из мира, где Ткач поведал мне перед смертью последние минуты роли второго персонажа, закулисные действия, развернутые Гурманом для собственных глаз. – Дрю, Господи… - мужчина испуганно шепчет, подобравшись ко мне на карачках, терзая моё лицо взглядом. – Что тут случилось?

- Вы нашли Его?

- Кого, Дрю? – склоняется ближе, обжигая судорожным выдохом кожу.

- Его. Мальчика.

- К-какого? – со лба Сэма скатывается пот, капля зависает на кончики носа, грозясь упасть мне на щеку. – Мы нашли телефон и прядь волос на скамейке. Больше ничего, - наконец шеф берёт себя в руки или так только кажется. Его лицо пропадает, мой взгляд встречается с мириадами звёзд, слабо поблескивающих в негодовании - их ставка оказалась провальной. Тёмно-синее мрачное негодование окутывает далёкие точки, словно забирая своих ярких дам с паршивого спектакля.

Стойте.

Одновременно обращаюсь к тысячам удаляющихся спин, мигающих в дали фраками и пышными юбками.

Небо на миг перестаёт мерцать.

Замерев, асы и ваны с высокомерным укором оглядываются через плечо.

Начатый круг приобретает оттенки и запахи реальности. Поднимаюсь с земли, цепко охватывая взглядом обстановку.

- Сэм, - киваю задумчиво уставившемуся в небо мужчине. – Через пять минут здесь никого не должно быть. Ограждения снять, прожекторы убрать, поисковую группу – по домам. В прессе ничего не должно появиться. Сегодняшнего не происходило.

- Что? Дрю, ты в своём уме? Я…

- Доверься мне. Это моё дело. Прошу тебя.

Ланель ищет гарантии в моих чертах, тоне голоса, морщинах; уверенность, веру в лучшее, в поимку очередного больного психа. Вздыхает, кивает, поднимаясь и отряхивая плащ, уходит к дежурной группе. Кажется, того, что он хотел увидеть в моём лице, нет. И он это понял.

Через десять минут тишина вновь охватывает Лютер-парк, ожидая от единственного присутствующего действий.

В оставленной сумке нахожу баллончик с краской, которая отлично подходит для росписи стен ночного клуба или для передачи сообщения режиссеру от актера, который не согласен с предложенным вариантом окончания спектакля.

«АКТ 2. Я В ИГРЕ».

***

Вмятина асфальта старчески смотрит на меня из недр своих глубин: годы разъели её вширь и вглубь, ещё десяток лет и яма врежется в неустойчивые, крошащиеся бордюры.

Становлюсь под фонарь, задрав голову к его мёртвому солнцу. Рассвет занимается творением утренних теней где-то далеко, а искусственное, когда-то трепыхающееся яркостью в электрической коробке 20х15, давно прекратило радовать прихожан. Наверное, его более никто не посещает, даже мимо проходя. Неверие убило Фонарного Бога. Он перестал спасать прохожих в кромешной тьме от тех, кто разрезает остриём ночь и плоть.

Интересно, что случилось раньше: утраты веры или смерть Бога?

Наступаю на пятки следов впереди бегущего фантома прошлого. Останавливается, следит взглядом за пожарной машиной. Срывается. Я следом. Бежим. Он - сквозь дрожащие пятиэтажки, охваченные светом взорвавшегося пламени, я же мелькаю сквозь серо-розовые дома, покрытые грязно-белой краской десятилетней давности, скрывающей под собой столбы сажи. Тогда Мать Огня охватила только один клочок земли, хитросплетения её силы лишь слегка заигрывали с близстоящими строениями, жадно облизывая им бока.

Тьма умеет блистать. Порой ярче Солнца. Обжигающе-черные круговые борозды заставляют меня врезаться в метафизическую стену с вывеской «Осторожно. ОНО убивало. ОНО ещё может ТЕБЯ убить». Просачиваюсь сквозь барьер. От него отходит вибрация, меняя реальность, впуская на территорию, где жизнь давно кончена. Это место выжжено на ткани мироздания. Здесь больше ничего нет, кроме воспоминаний, которыми наполняются нити порванного полотна, имитируя наличие целостности.

С камней поднимается пепельный ураган, закручиваемый ветром по спирали. Бушует внутри кокона, пока он не сжимается до размеров Стража. Я шепчу имя Матери Стихии. Страж смеется. Этот пепел лишь собрание Огня в посмертии.

Хозяйским жестом меня приглашают в выжженный центр, огороженный кругом из разно размерных блоков бетона, камня, мха и сажи.

- Не уберёг, - губы Пепельной шевелятся, но шелестящий звук сильного ветра будто складывает из деревянных алфавитных кубиков слова, озвучивая их внутри моей головы.

- Помоги, - кладу скрученную прядь рыжих волос в центр линии, что отделяет нас друг от друга.

Пепельная тянется серыми пальцами к непозволительно яркому на фоне тьмы предмету, крутит его, скатывая в ладони, утыкается носом, потираясь щекой.

- Я победил тогда, - терпение лопается, наблюдать за посмертным обликом Стихии, утопающим во вкусе ауры, окружающей часть того, кого она когда-то упустила, становится невыносимым.

Острая мордочка дергается, словно вспомнив о моём существовании в её вечном замеревшем ничто.

- А сейчас проиграешь?

Непонимающе вскидываю брови вверх. С чего быть этой вопросительной интонации.

- Откуда я…

- Хватит, - Пепельная поднимает бесцветные глаза на меня. – Все ответы в твоей голове. Незачем было сюда возвращаться.

- Я прошу…

- Ты тогда просил, - холодно обрывает. – Они, - жестом руки в небо, - тебя услышали. Больше ты просить не в праве, - ладонь приникает ко рту, посмертие Огня сглатывает, опустив на край бетонного скола локоть. – Это забираю за моё беспокойство.