- Ты точно не дурачок? - подозрительно прищурившись спросил оборотень.

- Сам дурак, - обиделся я.

Ну в самом деле! Что может быть проще?! Верни птицу, извинись и больше не причиняй вреда. Что тут непонятного?!

- А что? - ухмыльнулась Яга. - Это мысль. Проводи-ка его, царевич, до Берендеева царства. Да смотри, чтоб дорогой не сбежал. Тут тебе самый что ни на есть подвиг и будет. Кстати, можешь на нём и поехать, как твой отец в своё время на его папаше ездил.

- Ещё чего! - взметнулся оборотень. - Там накладка вышла. Отец у Ивана царевича коня съел. Случайно...

- Ага, - не стала спорить Яга. - А потом нарочно его на себе возил. На подвиги.

Я кое-что слышал о той давней истории, в результате которой познакомились мои родители. Но, помнится, у нас дома её вспоминали несколько по-другому. Надо будет в дороге подробнее Серого расспросить. Вдруг не откажет?

Словом, когда мы доели суп, Яга уже собрала нам нехитрую снедь в дорогу.

- А коня всё-таки здесь оставь, - напутствовала меня бабуся. - Он от Серого всё равно шарахаться будет, так что никуда ты на нём не уедешь. Пусть лучше отдохнёт животинка на свежем воздухе. Ничего ему тут не сделается.

Сивку было немного жалко, но в словах бабуси был толк. Конь категорически не подпускал близко Серого, а без него моя поездка к Берендею не имела смысла. Ну в самом деле, как я буду объяснять своё появление в царстве с украденной жар-птицей, у которой вдобавок ещё и крыло сломано? Глупость полнейшая!

Крыло жар-птице Яга вроде бы подлечила каким-то заклинанием. Во всяком случае так можно было объяснить её невнятное бормотание над развалившейся на коленях несчастной пичужкой. Которая, кстати, несчастной совсем не выглядела, а после лечения и вовсе отказывалась покидать избушку Яги, тщетно пытаясь вырваться из цепких пальцев хозяйки.

Серый по этому поводу начал ворчать:

- Я же тебе говорил...

Но Яга, ловко зажав птичку под мышкой, так пристукнула клюкой по полу, что парень стал отмывать тарелки с удвоенным рвением. Да-да, от обязанности мыть посуду его никто не освобождал.

Я же тем временем не без труда запихал упирающуюся птицу в мешок, подмёл пол (Яга хотела, чтобы мы перед отбытием оставили хотя бы видимость порядка) и, закинув за спину походный мешок, вышел на улицу.

Вечерело, птицы перекрикивались над головой на разные голоса, макушки деревьев легонько трогал лёгкий тёплый ветерок. К ночи, наверно, похолодает, но пока было ещё тепло, светло и радостно на душе от предстоящих приключений. Я твёрдо верил, что они непременно будут, и что всё закончится хорошо.

- Возвращайтесь, мальчики, - услышал я за спиной причитания Яги и обернулся, чтобы помахать ей.

Бабуся стояла рядом с избушкой и промакивала редкие слезинки концами своего чёрного платка.

- Да не убивайся ты, - сказал ей неведомо как оказавшийся возле меня Серый. - Хочешь, вообще никуда не пойдём?

То, как посмотрела на него после этих слов бабуся, заставило парня резво зашагать прочь от избушки.

- Вот и делай добро, - услышал я недовольное бормотание Серого, произнесённое так тихо, чтобы Яга не услышала. Похоже, он её здорово опасается.

Это было настолько интересно, что, отойдя от избушки на приличное расстояние, я не удержался и засыпал оборотня вопросами:

- А почему ты у Яги живёшь? А где твой отец? Почему ты её боишься? И зачем тебе жар-птицы?

- Да бросил меня отец, вот у Яги и живу из милости! - зло рявкнул оборотень.

Остановился, тоскливо посмотрел на верхушки елей и продолжил уже спокойнее:

- Нельзя нам засветло к Берендею появляться. Его дружинники меня в прошлый раз чуть не убили, а в этот уж непременно убьют. Давай-ка пока до темноты привал сделаем. Там недалеко озеро есть. Посидим, темноты дождёмся, тогда и пойдём. Ничего с этой птицей до ночи не сделается, а жизни себе сохраним.

Вопросов у меня осталась целая куча, поэтому я охотно согласился на привал. Посидим, побеседуем. Я о себе расскажу, глядишь, и оборотень тоже о себе расскажет. Главное сделать это ненавязчиво, как бы невзначай. Убедил же я в конце концов отца отпустить меня на подвиги.

Воспоминания о доме почему-то отозвались щемящей грустью. Как-то они там? Матушка, наверное, плачет, она же такая чувствительная. Целый день грустная ходит, голова опущена, а по щекам слёзы текут.

Мне стало совсем тоскливо и жалко себя до слёз. Дались мне эти подвиги! Шатаюсь теперь по лесу в сомнительной компании, и ещё неизвестно, что ночью будет. Тут же захотелось бросить всю эту дурацкую затею, вскочить на любимого Сивку и скакать домой без оглядки, чтобы к ужину успеть. Наверняка сегодня жареную курочку подадут, а потом ещё морс брусничный.

Жалость к себе застилала глаза, а потому я не заметил попавший под ногу корень и со всего маху растянулся на земле.

- Ты чего с ног валишься? - с усмешкой спросил Серый, помогая мне подняться. - Потерпи уж, вон оно озеро.

Он махнул рукой в сторону. Я проследил взглядом и увидел небо. Да, именно небо, отражающееся в кристально чистой озёрной воде. Расступившиеся сосны как будто преклонялись перед этой небесной красотой. Эх, и почему я не художник или хотя бы поэт?! Непременно бы запечатлел.

- Давай шевели ногами, - вывел меня из восторженной задумчивости голос Серого. - Нам ещё ужин готовить.

Он что, не видит этой красоты?! Оборотень, одно слово.

Затевать спор я не стал. Помог Серому собрать сушняк для костра, зачерпнул воды в котелок и сел на землю, подперев щёки руками и глядя, как заходящее солнце окрашивает озёрную воду светло-оранжевым цветом, постепенно переходящим в красный. Тихо не было. Как оказалось, лес никогда не молчит. Вот рассыпалась раскатистая дробь не уснувшего ещё дятла, проскрипела где-то в чаще неизвестная мне птица, с тихим стуком упала сзади меня шишка. Тихо не было, но эти звуки умиротворяли, настраивали на лирический лад.

- Ты долго ещё на воду пялиться будешь? - прервал (в который уже раз!) моё умиротворение Серый. - Садись, уха уж давно сварилась.

- А даму не угостите? - кокетливо прозвенел рядом со мной незнакомый девичий голосок.

Я даже подпрыгнул:

- Кто здесь?!

- Я.

Русалка выбралась на сушу рядом со мной. Молодая, симпатичная, хотя и лицо зеленью отливает, и волосы цвета тины как-то странно смотрятся, да и огромный рыбий хвост вместо ног тоже немножко пугал.

Пока я пытался собраться с мыслями, одновременно с ног (простите, хвоста) до головы рассматривая русалку, оборотень не без ехидства заметил:

- А к костру-то ты сама доползёшь или тащить прикажешь?

- Грубиян! - кинула она в него шишкой. - Всегда таким был.

И осторожно, чтобы не соскользнуть снова в воду, придвинулась ко мне. Заглянула в глаза своими мерцающими тёмными глазами и почти пропела:

- Пожа-а-луйста, принесите даме ухи.

Я уже ничего не видел кроме этих затягивающих словно бездонные омуты глаз. Всё куда-то пропало, остались только мы: я и эта водная красавица. Она манила, притягивала, вызывала невероятный восторг и готовность подчиниться первому требованию. Что она просит? Ухи? Да сколько угодно! Я повернулся к костру...

А оказался почему-то в воде. Как? Откуда здесь вода?! Да ещё и так много. Отплёвываясь, барахтаясь и тщетно пытаясь сориентироваться в наступившей внезапно темноте, я уже почти запаниковал, когда одним резким, сильным движением был выдернут из воды и брошен на усыпанную хвоёй землю. Ой! Зачем же так грубо?!

Проклятые иголки словно того и ждали, впились в тело рассерженным ежом (был у меня в детстве такой опыт). Да что ж это! Уже и утонуть спокойно нельзя!

Последнюю фразу я, кажется, произнёс вслух.

- Тони, - прозвучал над ухом насмешливый голос оборотня. - Я не знал, что ты так этого хочешь.

- Да не хочу я.

Наконец-то мне удалось сесть на землю и хотя бы попытаться отряхнуть проклятую хвою. Да уж! Ничего не скажешь. Подвиг!

- А где русалка? - спросил я у своего спасителя, не обнаружив водную деву ни на берегу, ни в воде. Хотя, признаться, в наступившей темноте вообще вряд ли что-либо мог разглядеть. Разве что почти погасший костёр.