— Мы — вечные твои должники, Вэл! — всхлипнула хорони. — Прости, что не очень хорошо о тебе думала… Теперь я даже готова признать, что ты и правда талантливый и непонятый, а не ленивый и самовлюблённый…
— Ну спасибо, — рассмеялся хиддр. — Первое доброе слово лет за пять, и то ты подпортила эффект!
Бельфегор, аккуратно обойдя их, сел на кровать с другой стороны от Адамаса — мать его уже отпустила и лишь молча смотрела на лицо сына неподвижными глазами.
— Поздравляю, — улыбнулся Бельфегор другу. — Будь я тобой, воспринял бы это как награду за главное прозрение в своей жизни… произошедшее куда раньше, чем установка этих имплантов.
— Как ты угадал? — усмехнулся Адамас, поворачивая в его сторону не только голову, но и чуть отблёскивающие глазки видеокамер. — Именно так я и думаю… Вэлиант, так найдёшь мне зеркало, я же сейчас умру от нетерпения, и вся ваша работа насмарку!
— Прости, твоя сестра меня отвлекла, — Вэлиант, уже освободившийся от объятий Миа, устроившейся рядом с мамой, покаянно улыбнулся. — Да и после такого недосыпа я вне работы почти не соображаю. Сейчас схожу к медсёстрам.
Как только дверь за ним закрылась, Адамас кивнул в сторону уже горячо спорящих Алана и Салли.
— По общим данным, эту неделю я безвылазно здесь, потом полдня меня будет дома исследовать Вэлиант — сказал, хочет совместить приятное с полезным и написать по мне свой дипломный проект… В общем, тебе больше нет нужды тратить на меня весь свой день, Бэл. Но я был бы очень признателен, если бы ты хоть иногда заходил.
— Ты правда считаешь, что я так скоро от вас съеду и оставлю тебя Вэлианту? — хмыкнул Бельфегор. — Нет, если откровенно прогоните, то, конечно…
— Ты ведь уже не вернёшься на войну? — взволнованно спросила Леда, и хорон пожал плечами.
— А чёрт его знает, я всё ещё не в курсе, зачем и почему меня с неё выслали, так что в любой момент отцу может взбрести в голову и моё возвращение. Но вот почаще появляться на службе я был бы не прочь. Там давно пора кое-кому подпалить хвост.
— Жить можешь всё так же у нас, — улыбнулась хорони, а Миа, громко и демонстративно вздохнув, отвернулась. — Хотя бы пока не кончится война и твои все не вернутся либо тебя не… не позовут.
— Спасибо, я с удовольствием. К тому же кто-то должен подготовить Адамаса к вступительным экзаменам в Академию. Адамас, как тебе перспектива наверстать упущенное за восемь лет в течение полугода?
— А то у меня есть выбор, учитель, — рассмеялся хорон.
— Значит, полдня будешь с Вэлиантом, полдня со мной. Как взвоешь, устроим тебе выходные, часа на два, — хлопнул его по плечу веселящийся Бельфегор, и тут дверь в палату отворилась, являя вернувшихся Кита и Киллиана с фужерами и двумя бутылками шампанского.
— Прости, тебе не наливаем, — сразу извинился Кит, проходя первым и призывно звеня хрусталём. — Наркоз, сам понимаешь. Господа, дамы, подходим праздновать!
* * *
С новыми глазами Адамас ужился быстро, хотя первую неделю голова нет-нет да вспыхивала болью без явных причин — наблюдавшие его в это время Алан с Салли признали, что дело явно в установленных на коре чипах-преобразователях, и ещё дважды устраивали ему вскрытие, чтобы добиться верного их сообщения с мозгом. Тогда же была настроена и фокусировка, без которой оказалось невероятно сложно правильно обрабатывать увиденное даже на сознательном уровне. Удивительно, но самым тяжёлым стало привыкнуть именно к новому, более чем стопроцентному зрению: Адамасу постоянно казалось, что окружающая его реальность не более чем фильм или яркий осознанный сон, но упорства ему в борьбе с самим собой было не занимать. Домой он вернулся уже без явных проблем в обращении с имплантами и сразу был взят в оборот изнывающим по экспериментам Вэлиантом.
Дни для них троих стали пролетать на крейсерской скорости. После участия в тестах и опросах неистощимого на фантазию друга-хиддра, плотно окопавшегося со всеми приборами в специально выделенной ему Ледой комнате, Адамас, едва успевая вдохнуть воздуха, отходил к возвращающемуся после обеда Бельфегору — и тот гонял его по всему, чему только мог. В нём опять возрождался талантливый руководитель и строгий педагог, так что от обоих друзей долгое время не было совершенно никакого спасения. Впрочем, Адамас и не возражал: он слишком много упустил за время своего отрицания собственной судьбы и жаждал как можно скорее восстановить утерянное.
Война, конечно, продолжала его интересовать, и вечерами, когда выдохшийся Вэлиант заваливался спать (занятия в Академии у него после Нового года кончились, и он работал лишь над дипломом), Адамас неизменно спрашивал Бельфегора о новостях с фронта. Ничего утешительного тот рассказать не мог: из месяца в месяц Азата пытались теснить всё ближе к центру Севера, отрезать от снабжения с Пикора на Северо-Западном побережье, так как перехватывать корабли в океане было себе дороже ввиду специфических отношений с Пикором, совершить хоть какой-то перелом, но всё было тщетно. Север окончательно перешёл на полное самообеспечение, оставив в городах приличное количество мирных жителей и слишком хорошо настроив ПРО, чтобы можно было без особых потерь уничтожить хотя бы основные центры на враждебной территории. Тем не менее лидеры готовили большой поход со всех сторон начиная с центра границы — для его осуществления всего-то требовалась слаженная работа всех ключевых приграничных ставок. И хотя Брутуса больше никто не видел и иных диверсантов Азат вроде не подсылал, именно единения всё так же недоставало в этих самых ставках, поровну управляемых ГШР и МД. Ждали выпуска связующего отряда с базы в Шалкаре — и Адамас всё чаще поглядывал на календарь, на котором никак не желал наступать июнь.
В самом МД, по рассказам Бельфегора, тоже было не всё ладно, и он из кожи вон лез, чтобы указать некоторым особо зарвавшимся агентам их место. Вместе с Адамасом они решили допустить тот факт, что одной из главных причин возвращения Бельфегора в Канари было именно желание Аспитиса иметь в столичной ставке доверенного и достаточно авторитетного человека для наведения там порядка, хотя Мессия и не признавал, что Марк способен так откровенно подсиживать его. Бельфегор регулярно отправлял ему и Цезарю донесения об атмосфере в ставке и растущем неприятии чересчур затянувшейся войны, но в ответ получал лишь сухие отписки в духе «Продолжай наблюдение». Доверять в ставке было почти что некому: вся гвардия, за исключением совсем молодых кадров, также пребывала на войне, и Бельфегор, не в силах достать веские доказательства измены главного секретаря Мессии, лишь бессильно скрежетал зубами и тоже не мог дождаться июня и того, что должны были привнести в ключевые штабы воспитанники Дилайлы и Табиты, уже получившие официальное наименование отряда — Посланники доброй воли.
Наконец, когда Вэлиант закончил основные эксперименты и с головой ушёл в суммирование данных на бумаге, Бельфегор почти примирился с собственным бессилием, а Адамас с удивлением осознал, что с его помощью и вправду стал походить на будущего студента, пришёл июнь. Со второй его половины начинались вступительные в Академию, и, готовясь к ним, Адамас каждый день спрашивал приезжавшего со службы Бельфегора, как обстоят дела в связи со вступлением в должность Посланников. Поразительно, но известия были лишь хорошие, а ведь они оба были уверены, что кто-нибудь да попытается помешать их успешному внедрению. Наблюдатели сообщали, что ключевые ставки постепенно самоорганизовываются, всё шло к тому, что совсем скоро Рэксом и Аспитисом будет предпринят тот самый большой поход, в результате которого Азат будет если не побеждён, то хотя бы обескровлен, и у Адамаса немного отлегло от сердца.
Экзамены в Академию дались ему неожиданно легко, и, сдав последний на один из высших баллов (а мог бы быть и лучшим, как отец в своё время, если бы не профилонил столько лет), Адамас не сомневался, что будет зачислен. Сразу после экзамена — ещё было два часа до обеда — он уехал отмечать к Эдмону, чтобы не маячить перед глазами у остервенело подсчитывающего последние цифры в дипломе Вэлианта. Но не успели они выпить по первому бокалу слабоалкогольного шампанского, как на пороге комнаты появился сумрачный Бельфегор, судя по форме, сразу со службы.