Сильвия родила ему сына, незадолго перед похищением, и новорожденный исчез вместе с матерью, добавив боли в сердце Павила. Это случились темным зимним вечером, когда он ненадолго задержался во дворце. Вернулся - дома ни жены, ни сына. Словно сквозь землю провалились, и это из его отлично охраняемого особняка в центре столицы! Он был в отчаянии, везде искал, нанял самых лучших сыщиков, назначив баснословное вознаграждение, но поиски не принесли успеха. Взбешенный, он примчался во дворец, готовый обвинять и рвать на части короля, требуя объяснений - почему даже здесь, в стольном городе, человек не может быть спокойным за свою семью? Что за дела творятся в королевстве?

Испуганный монарх оправдывался, обещал искать, но все это была чудовищная ложь, о которой Павил тогда не знал. Он злился и негодовал, отчаяние затмило разум, на время превратив его в безумца. Перевернув в столице наизнанку все и никого не отыскав, наемник разорвал контракт с таргаским королем, не в силах оставаться в опустевшем доме. Его полки ушли с ним вместе, они вернулись в горную местность и на время не заключали ни с кем контрактов, ограничиваясь мелкими услугами частным лицам. Павил продолжил поиски исчезнувшей семьи, и вот тогда-то, в ходе этих бесконечных мытарств, ему и открылись, наконец, некоторые истины, на которые он прежде не обращал внимания.

Король Таргасы, это он! Старый распутник, погубивший собственную жену! Он приложил к загадочному похищению Сильвии свою руку, лишил его единственного счастья и любви. Павил почти уверился в причастности государя к этому преступлению, только прямых доказательств у него не было. Когда же он их получил, пусть косвенные, сражаться с противником было уже поздно. Он сам взрастил ту гигантскую стоголовую гидру, против которой оказался бессилен, слишком сильна стала Таргаса - с его, Павила, помощью, объединив под свои знамена пять королевств!

Понадобилось много усилий и много лет, чтоб повернуть все вспять и ослабить противника, и вот теперь он, наконец, вернулся сюда дьяволом мести, с тем, чтоб услышать горькую (горчайшую!) невыносимую правду! Этот подонок в самом деле похитил его Сильвию, держал ее в рабынях, забавлялся с ней, он отдал сына в монастырь, который сам же Павил сжег потом дотла, он насмехался и торжествовал над его болью, оставив своего бывшего союзника у разбитого корыта проклятой жизни. Что толку, что предавшего его монарха больше нет в живых, что толку, что он сам его убил - его прекрасная богиня взорвалась вместе со складами, и ее нежная плоть взметнулась в душный, напоенный пламенем и дымом воздух ужасными кровавыми кусками! И это он ее убил! Он сам убил свою любовь!

***

Сна не было. Павил бездумно вглядывался в ночь, обуреваемый черными демонами невыносимого гнева. Он опоздал, не смог спасти ее, не смог помочь. Проклятый мерзостный старик, как он посмел на краю бездны победить его!

Ну ничего, он все же сможет насладиться местью, в его руках наследный принц, который стал его рабом. Пускай король сказал, что наплевал на сына, это ложь. Сын для отца всегда есть сын, к нему не может быть ни равнодушия, ни ненависти. Теперь он отыграется на нем сполна, наверняка таком же гнусном негодяе, как и его отец!

Он вспомнил дерзкий взгляд и бледное упрямое лицо. Ну ничего, скоро из этих глаз исчезнет гордость, будет в ногах валяться и просить пощады. Этот мальчишка все узнает - боль и страх, горечь потерь и унижений. Он до конца согнет его, сломает, сделает своей игрушкой!

Хм, да, а принц красив, даже позорное бритье не умалило этой редкостной и тонкой красоты. Стоял на коленях, одетый в лохмотья, весь перемазанный жиром и кусками еды, как гнусная свинья! Казалось бы, что может быть безобразнее и омерзительнее подобного зрелища? А этот парень все равно был дьявольски красив! Даже его, мужчину, эта красота почти свела с ума, и это злило, раздражало, выводило из себя! Хотелось снова сунуть ему в рот сапог, разбить скулу, наставить синяков - все что угодно, лишь бы уничтожить эту красоту!

В кого он вышел статью и лицом? Наверно, в мать, цахирскую принцессу, все говорили, что она была прекрасна. А этот мерзкий государь - распутник, тайно занимавшийся жестоким мужеложеством, смел погубить ее в расцвете лет! Негодное племя, как хорошо, что принц единственный сын, иначе пришлось бы вырубить под корень всю королевскую семью. Уроды, оба, и отец, и сын! Чего он там боится больше всего? Мальина говорила, что кастрации. Отлично, вот и буду этим на него давить! Куда он денется, исполнит все, что прикажу!

Но почему он так боится превратиться в евнуха? Надеется, что рабство ненадолго? Смешно. Он никогда не выйдет на свободу, клянусь моим потерянным ребенком!

***

Наутро раб предстал перед своим хозяином. Павил смотрел - Або босой, обритый и в цепях, шея и щиколотки покраснели, кандалы и ошейник натерли кожу молодого человека. Он сидел у стены на полу, не говоря ни слова. Осунулся, лицо еще больше побледнело, но эта бледность шла ему, делая до безобразия невинным. Павил нахмурился от собственных мыслей, не понимая, почему всякий раз при виде бывшего принца ему лезет в голову такая дурь. Раб вскинул взгляд, глаза мужчин перехлестнулись, и наемника передернуло - столько было ненависти в зеленых глазах. Он размахнулся и ударил - ногой в живот. Хотел увидеть боль и страх, но в глазах раба была по-прежнему лишь ненависть и непокорство, к которым теперь добавилось еще и презрение.

- Как смеешь на меня смотреть! - зло выплюнул слова Павил. - Ты мой раб, а раб должен покорно выполнять все приказания господина. Два раза повторять не буду. Запомни, Або, правила: один раз буду недоволен - ты получаешь пять ударов плетью, два раза - после ужина и до заката висишь привязанный вниз головой, три раза - оскоплю! Все ясно, раб?

- Куда яснее! - ухмыльнулся он. - Может, решим все сразу, господин? Минуем первые два пункта и приступим к третьему? Зовите палача! Или и сами сможете лишить меня мужского естества?

- Заткнись! - прорычал Павил, взбешенный тем, что его самый главный козырь сразу оказался бит. - Начнем с плетей, быть может, это охладит твой непокорный нрав.

Он подошел к дверям и крикнул личную охрану. Двое вошли и, выслушав короткий приказ, схватили Герберта и потащили прочь.

Вскоре на главной площади дворца ударил колокол, приказывая челяди собраться. Кто не хотел, того тащили силой. Всех выстроили полукругом, объявив, что будет наказание раба, который смел не подчиниться господину.

Все замерли, когда увидели, кого ведут. Принца любили, многие мечтали втайне, чтобы он скорей сменил на троне своего отца. Но вот теперь война проиграна, наместником назначили предателя Витора, а гордый Герберт, отважно сражавшийся с завоевателями, стал рабом, которого ведут пороть… Толпа людей качнулась, словно бы от ветра, раздался стон печали, перешедший в крик, заставив замереть даже врагов - так безнадежно горько прозвучал он посреди поруганной врагом королевской резиденции.

Стража металась по толпе, стегая всех подряд плетями, однако крики все равно не умолкали, и лишь когда ударили в огромный барабан, народ затих. Все повернулись к месту экзекуции и замерли, казалось, даже перестав дышать.

С Его Высочества сорвали все лохмотья и привязали за руки к столбам. Пришел Павил, махнул рукой, приказывая начинать.

Взметнулась плеть и обожгла красивую стройную спину, потом второй и третий раз… Павил смотрел, как вздрагивало молодое тело, но Герберт не издал ни звука, и генерал остановил палача, давая сигнал вздернуть вверх голову непокорного раба. Цепь натянулась, ошейник врезался в шею, взгляды противников перехлестнулись, и генералу снова показалось, что он сходит с ума - глазами Герберта в его истерзанную мукой душу смотрела Сильвия… Мозг захлестнула сумасшедшая шальная мысль, что его сын, его несчастный мальчик, возможно, жив, и тоже где-нибудь сейчас страдает, как этот вот ни в чем не виноватый принц…

- Достаточно, - болезненно поморщившись, приказал он. - Оставить до заката, пусть стоит, без пищи и воды. Потом одеть и привести ко мне. Посмотрим, пошел ли рабу на пользу первый урок.