Дела шли отвратительно.

Максим достал еще две гранаты с синей маркировкой, выдернул кольца и, открыв дверцу, бросил их на пол, а по- том, размахнувшись, с силой врезал кулаком по стенке. По- сле этого он опять заполз внутрь отсека и уставился на экран. На экране было уже только двое вооруженных людей – те, что стояли у двери. Пока план работал.

Максим переключил камеру на отсек со спящим солдатом. Двое вошли, увидели лежащего на полу товарища и немедлен- но взяли оружие наизготовку. Один попытался открыть дверь багажного отсека, но та была заперта. Второй в этот момент тормошил спящего товарища.

И тут Максиму крупно повезло еще раз. Солдат, кото- рый пытался открыть дверь, сначала ударил в дверь ногой, а потом, не добившись результата и, очевидно, не ожидая, что дверь окажется бронированной, выстрелил в нее из автомата. Взвизгнул рикошет, и солдат, тормошивший спящего, упал, раненый в ключицу.

Еще двое солдат, те самые, что караулили вход, ворвались в тамбур. Они быстро повели стволами винтовок по углам и, не обнаружив никого, повернулись к своим. В этот момент тот, что был ранен, уже крепко спал, медленно теряя кровь, а вместе с ней и жизнь, а второй – тот, что стрелял, – усиленно клевал носом, не в состоянии понять, что с ним проис- ходит.

Обнаружить гранаты и вызвать подмогу позволить было никак нельзя. Необходимо было что-то делать. Это «что-то» никак не могло обмануть Максима, хотя и пыталось. Поддай- ся он на эту обманку – легко было бы запаниковать, сжаться в комок или, наоборот, забиться в истерике и таким образом испортить все начатое. К счастью, у Максима, отчасти благо- даря стрессу, был ясный ум, который не позволил ситуации обмануть себя. Максим понимал, что за маской «что-то де- лать» скрывалось прозаичное «убивать». Надо было убивать. Он совершенно неожиданно для себя принял это совершен- но спокойно, лишь слегка дрогнуло сердце. Он взял в руку

«Клен», переключил на автоматический огонь, передернул за- твор, толкнул другой рукой дверцу и, вывалившись в тамбур, дал длинную очередь.

Его опасения оказались совершенно напрасными. Пули были бронебойными. Они легко пробили бронежилеты, ка- ски, вошли в тела и, пройдя через них, вышли с обратной сто- роны. Хотя пистолет при стрельбе шума почти не издавал, но звон, который производили пули, ударяясь в обшивку, – оглушал.

Пистолет за считаные мгновения выпалил весь запас патронов, замолк, и наступила тишина. Максим с сопением торопливо заменил обойму и щелкнул затвором. Солдат, что был ранен в самом начале, шевельнулся, и Максим, еще до того, как успел сообразить, что делает, выстрелил ему в го- лову.

«С дебютом тебя, чудовище! – поздравил он себя. – Ну как? Гордишься собой? Или сейчас не время для неудобных вопросов? Ну извини».

Он отступил назад, засунул руку в отсек, вытащил оттуда рюкзачок и чемоданчик. Рюкзачок надел на спину, в чемоданчик сунул теплый «Клен», осмотрел себя – не осталось ли крови. После этого захлопнул люк и быстро направился к трапу. Пе- ред самым выходом он стянул противогаз и, размахнувшись, кинул его в глубину салона. Надел кепи, солнцезащитные очки и вышел под небо гостеприимной Канады.

* * *

Пока Максим шагал к зданию аэропорта, в голову лезла всякая ерунда. В основном какие-то фразы из детского муль- тсборника, который очень любила смотреть Варя: «Я тучка-туч- ка-тучка, а вовсе не медведь, и как приятно тучке по небу ле- теть… Я – лучшее в мире привидение с мотором. Сейчас я вас настигну, тут-то мы и похохочем…».

Так, бормоча себе под нос, Максим прошел все поле, во- шел в здание аэровокзала, прошел и его. Миновал четыре по- ста охраны и еще пост полиции у входа.

«Да, ребята, не готовы вы к войне. Это ж черт знает что. Это ж какие счастливые люди тут живут? Они же совершенно не по- нимают, что такое война. Ох, мать моя Европа…»

Ну, а что собственно? Их Первая мировая миновала, Вто- рая мировая миновала. Что можно ожидать от них? Они же, хоть весь мир пропади, будут думать о… а о чем они сейчас думают? О чем думают дети, играя в песочнице? О том, что делают что-то очень важное, наверное. Интересно, что у нас сейчас творится? Наверное, полная жопа. Господи-господи, помоги мне…».

На стоянке он сел в первое же такси и на хорошем фран- цузском скомандовал:

– К банку.

* * *

За неделю у Максима выросла весьма приличная щетина, что, впрочем, очень подходило к его новому облику: бейсболка, куртка с капюшоном, джинсы, теплые туристические кроссов- ки. Обычный молодой разгильдяй, каких достаточно в любой стране. Это легко позволяло входить в доверие к водителям ав- томобилей, которые нужны были Максиму как воздух. Арендо- вать машину он не мог – для этого бы потребовались докумен- ты, которых не было. Он мог бы дать взятку, денег снятых им с карточек, вполне хватило бы – на дне рюкзака лежали три ты- сячи канадских и двадцать тысяч американских долларов плюс почти двадцать тысяч евро. Но Максим счел за благо не риско- вать и не проверять законопослушность местного населения. Приходилось передвигаться автостопом. Кроме того, водители были источником ценной информации. Они охотно делились подробностями своей жизни, а заодно и сплетнями, слухами и теориями. Собственно, за этим человек и подбирает попутчи- ков – ему нужен слушатель. Иногда в салоне работало радио, а иногда и телевизор.

За неделю путешествия Максим узнал многое. Виновата во всем была, естественно, Россия. Россия нанесла ничем не спровоцированные ядерные удары по Китаю и США в тот мо- мент, когда лидеры этих стран находились в Москве. При этом незадолго до атаки лидеры Китая и США были злодейски уби- ты, что, очевидно, и дало русским возможность рассчитывать на успех превентивного ядерного удара. США, Европа и Китай ответили, и теперь Россия безнадежно разгромлена, поверже- на и умоляет о пощаде. Ура! Ура!

Максим еще ничего не знал, но чувствовал по количеству недомолвок – врут! Врут как черти!

Естественно, врали. Через сутки выяснилось, что Китай раздолбили в труху. Жестоко и эффективно. Ядерные заряды поразили высокие русла рек Янцзы и Хуанхе, и волна смыла на- ходящуюся в междуречье промышленность. Промышленный Китай ― вместе с его армией, экономикой, ядерным оружием – просто смыло. По предварительным оценкам погибла при- мерно половина населения, и дальнейший прогноз был неуте- шительным: скорое начало эпидемий и голода. По телевизору показывали плавающие в воде обломки и трупы. Американская промышленность, если бы она сохранилась к этому времени, на какое-то время теперь могла бы не опасаться конкуренции.

Еще через сутки выяснилось, что у Канады проблемы с беженцами из США – они толпами валят через границу и над канадским климатом больше не смеются. Россия и Китай перемололи в фарш большинство крупных портовых городов, разрубили коммуникации и уничтожили всю орбитальную группировку. Нет связи, энергии, воды. И никакой надежды получить их в ближайшем будущем.

А еще через сутки канадские дикторы объявили о новой решительной победе дипломатии – русские войска уходят из Европы. Российское правительство переезжает из Москвы, ко- торая стала слишком радиоактивной, в новую столицу – ей временно станет город Архангельск – какое-то ледяное ме- сто, окруженное со всех сторон снегами и ракетами. Русский медведь загнан в свою берлогу, где и издохнет. Европа празд- нует победу.

Из всего потока информации Максим выделил несколько пунктов: США досталось, Китаю досталось еще больше, Рос- сия вторгалась в Европу, Москва загажена, но не разрушена. Получалось все не так уж и плохо. Шансы были. И шансы не- плохие.

* * *

Жена Максима Ангела внешне была человеком к реальной жизни совершенно неприспособленным. Полностью соответ- ствуя своему имени, Ангела казалась на Земле гостем времен- ным, а потому правил игры не понимающим и не принимаю- щим. Вопреки всему это ее свойство давало ей прекрасную броню от недоброжелателей и многих невзгод – она просто ничего не замечала. Интриги, направленные на нее, рассыпа- лись по одной причине – они были рассчитаны, что Ангела или заметит выгоду и пойдет в ловушку за бесплатным сы- ром, или заподозрит опасность. Ангела не замечала ничего – ни зла, ни добра, ни выгод, ни опасностей. Она жила, как Бог даст. Цвела, как лилия, порхала, как птичка, улыбаясь радо- стям, плача над горестями, переживая за окружающих, как за себя. И, наверное, Бог это ценил.