- Значит, куда-то еще по делам ездил, - предположил Синцов.

- Да, сколько хочет, столько пусть и ездит, мне то, что, старик нормальный, деньги за проезд платит, не кричит, не ругается, тихий. А-а, вот, что мне в нем не понравилось: когда вечером его подвозил, был такой, как всегда, а когда ночью, злой был, стал за моей спиной, от него так разило вонью, как от суки, о которой ты говорил. Со рта его такая вонь шла, видно закладывает частенько.

- Да, уж, - вздохнул Синцов.

- И еще, - вспомнил водитель, - он еще одет был по-другому, в каком-то замызганном плаще черном, но такое впечатление, что его не раз макали в лужи и не стирали.

- В каком, говоришь, плаще?

- Так, я вроде сказал, в черном. Да, вроде, в черном.

- А не помнишь, где они подсаживались тебе в пятницу?

- Во-о, я так и понял, что это разные люди.

- Так, помнишь, на каких остановках подсаживались к тебе?

- Я уже сказал, вроде. На Гоголя, третья оттуда остановка.

- высадишь меня напротив нее?

- Та, пожалуйста. Там еще комбинатский автобус постоянно останавливается.

Синцов достал из кармана телефон, раздумывая, позвонить ли Дятлову и рассказать ему о том, что сейчас узнал от водителя о Вертилове или Вертиловых.

"Но он, в принципе, сейчас очень занят и к моему звонку отнесется, как к попытке ему мешать. Тем более, он просил не влезать в его дела. Стоп, стоп, сейчас выйду, осмотрюсь и уж тогда перезвоню ему".

- Степан, ты там говорил, что у вас водительские места бывают свободными.

- Не-е, сейчас все заняты.

- А в мастерской?

- Э-э, нет, не знаю. Это ты к мастеру обращайся или к нашему начальнику. А кто у тебя там есть?

- Электрик, - соврал Синцов.

- О-о, такой специалист нам нужен, их днем с огнем не сыщешь. Как только появляется, так его сразу же какая-то мастерская к себе перетягивает или салон автомобильный. А он опытный?

- Да, из Украины приехал, работу будет искать. Он там, в автобусной колонне электриком лет пятнадцать, если не больше, проработал, - стал рисовать биографию виртуального человека Синцов.

- О-о, то, что нужно. Я сам из Донецка. Блин, что там натворили эти нацисты, руки бы им поотрывал.

- А как на тебя выйти то?

- А я чего, тебе тогда свой телефон не оставлял? Оставлял вроде. Ну, ничего, братан, записывай, плюс семь, девять двадцать два...

Николай, пожав руку Степану, вышел из автобуса и стал осматриваться по сторонам. Этот участок улицы был ему хорошо знаком. Почему? Остановка - это точно, и та калитка, что находилась за ней в метрах пятнадцати-двадцати.

"Погоди-ка, погоди-ка, так это же дом Столяровых! - чуть не воскликнул Синцов. - Хозяин Максим Максимович, кажется, работал токарем на химкомбинате, а его сын Алексей, аппаратчиком в химцехе - персоли или бромэтиле, точно не помню. Стой, а почему "не помню", на бромэтиле. Там он семнадцать лет назад и погиб", - остановился у калитки Николай.

- вам кого? - окликнула Николая пожилая женщина.

- вас. Я к вам, - нашелся Синцов.

- Кто там? - появился на аллее пожилой мужчина.

Глянув на его одежду, черный костюм, у Николая что-то кольнуло в сердце.

- вы, наверное, куда-то собрались?

- Да вспомнил я вас, - кашлянул Максим Максимович, - журналист вы.

- Да, да, - закивал головой Николай.

- Так, что стоите, проходите. Мы сейчас были у Леши на кладбище, сегодня годовщина, помянуть нужно. Проходите, - открыв калитку, Максим Максимович, пожимая руку Николаю, пропустил его во двор впереди себя.

Синцов прошел за хозяйкой к дому, подождал, пока она откроет дверь и вошел.

В комнатке кругом стояла старая мебель: двухстворчатый шифоньер, квадратный столик посередине комнаты, слева сервант со стеклянными дверцами, в нем набор светло-зеленых слоников, чайный сервиз. А над ним большой портрет их Алексея. Сделан он был карандашом.

На Николая смотрел черноволосый парень, с убранным влево чубом, лицо вытянутое, открытое, в глазах - серьезность.

- Боже, помоги нашему сынку на Том Свете, - перекрестилась женщина.

- Боже, спаси его! - за ней сказал Николай.

- вы присаживайтесь, а я сейчас на стол что-нибудь соберу.

- Танюша, и водку принеси, - доставая из серванта рюмки, сказал Максим Максимович.

Николай сел спиной к окну.

- вы на меня не обижайтесь, сам не знаю, что так нахлынуло на меня тогда, - извинился Николай.

- Да, что там говорить, сам не раз думал так же, как вы тогда мне говорили. Лешка, что, он молодой был, никогда не огрызался начальству, сказали - сделал. Царство тебе небесное, сынок, - перекрестился, глядя на портрет Алексея, Столяров. - Таня, долго ждать?

Женщина тут же зашла в комнату и на стол поставила нарезанне огурцы с помидорами, тарелку с соленой капустой.

- Тань, ну... - напомнил ей о чем-то муж.

- Так, она там, в шкафу на верхней полке серванта стоит.

Максим Максимович открыл дверцу и достал бутылку водки.

- Давай, э-э, - показывая пальцем на Синцова, прося назвать свое имя, дед улыбнулся.

- Николай, Николай Иванович, но лучше по имени меня зовите.

- Хорошо, - сказал дед и подал бутылку Николаю, - открой, а то уже и сил тех нет, - скривился Столяров.

Выпив водки и закусив помидором, Максим Максимович посмотрел на Николая и вздохнул.

- Пришел ко мне на днях, э-э, Питбуль. Чувствует, чувствуе-ет, что на Тот свет уже пора ему собираться. Пришел и просит, чтобы я его простил. Ну, а что говорить, ведь я тоже человек. Не знаю, есть ли на самом деле Ад и Рай, и сам скоро туда пойду. Простил я его. Только сказал я ему, чтобы он сам на могилку моего сыночка сходил и стал перед ним на колени, и сам попросил у него прощения.

А он, все тот же, и давай на меня орать, мол, он не виноват в его смерти, и всех нас он на чистую воду выведет! Он все там Богу про нас расскажет, как я орден получил. А я тот орден получил не за просто так! - поднял вверх указательный палец Столяров. - А я от пожара цех спасал. Они там нам проводку не меняли, она и загорелась. И вместо того, чтобы ее отключить, все из цеха и убежали. А я в то время в мастерской работал, она закрыта была. Сразу и не понял, почему лампы замигали, заточной станок стал урывками работать. А я на нем резец затачивал. Ну, и стал искать в мастерской причину аварии. А потом, как глянул в окно, а цех весь внутри горит. Там же масла на полу со всякой грязью полно, годами его не убирали, вот оно и горит, а дым черный. Ну, я и сообразил, что нужно отключить ток, а подключение к нему между токарным и фрезеровочным участками стоит, а там все в огне. Ну, взял полотенце, закрыл им рот, нос, и туда. А дым черный, дышать невозможно. Сначала посередине цеха пошел, а там масло, аж, скворчит на полу, как сало на сковороде. Что делать?

Подумал и пошел по правой стороне, где большие вертикальные токарные станки стоят. Пробрался до стойки, и рычаг - вниз. Все, темно совсем в цеху стало, все выключилось и сам уже чувствую, что, вот-вот, упаду, и побежал в сторону лестницы, туда, где раздевалка. Заскочил в нее, дверь закрыл и упал без сознания. Прихожу в себя - в больнице нахожусь. Спасибо пожарникам, спасли.

- Да, ладно, Максим, человеку это не интересно, - подвинула к Синцову тарелку с жаренным яйцом, хозяйка.

- Спасибо, - поклонился Столяровой Николай.

- Максим Максимович, а причина пожара в чем была?

- В коротком замыкании на одном из фрезерных станков. На нем масло из двигателя капало. Капало, капало, по проводу текло, и разрыв произошел на этом участке, где оно собралось, вот оно и воспламенилось, а за ним и станок весь загорелся. А внизу его решетка из досок, на которой токарь стоит, когда работает. А дерево сухое, замасленное, как порох и вспыхнуло.

- Страшно.

- Да, страшно было, - согласился с гостем Максим Максимович. - Но, что-то же толкнуло меня выключить подстанцию. Цех спасли. Пять фрезерных станков удалось восстановить быстро, а вот на том, котором пожар был, нет. Убрали его. И, ведь, правы вы были, э-э...