– Джи?.. – Я замерла в нелепой позе, чуть подавшись вперед.

Она качнулась, прижимая руку к виску. Сквозь пальцы, блестя в темных волосах, струилась кровь.

– О господи! – Я подбежала к Джи, обхватила ее и усадила на пол. – Джи, пожалуйста, извини…

– Я пошла в туалет, – прошептала она, едва в состоянии говорить от дикой боли. – А свет включать не стала, чтоб тебя не будить… чертова маньячка.

Я обернулась, судорожно ища взглядом телефон. Джи прикрыла глаза; ее лицо становилось все бледнее и бледнее. Я вытащила одну за другой диванные подушки – телефон с грохотом свалился на пол.

– Вызову такси… – лихорадочно повторяла я, набирая номер. – Поедем в больницу. Все будет хорошо, Джи!

Вскоре, едва дыша от ужаса, я прислушалась к прохладному голосу в трубке телефона, предлагающему нажать единицу или двойку в зависимости от пожелания.

– Как это произошло?

– Я просто… испугалась.

Сидя в дурацкой пижаме, я рассказывала врачу о том, что случилось. В ночное время больница была похожа на павильон для съемок фильма ужасов, особенно с этими жужжащими мигающими лампами дневного света в коридоре травматологии.

Врач хмуро заглянул в записи.

– Легкое сотрясение мозга. Чем вы ударили ее?

– Будильник. – Я подняла глаза. – Мне показалось, что в комнате был кто-то чужой.

– Хм. – Врач подозрительно глянул на меня. – Зайдите в кабинет, медсестра сделает укол успокоительного. И не беспокойтесь за подругу: сейчас ей промывают рану, а потом наложат швы.

Я понуро кивнула и поплелась в его кабинет. Темнокожая медсестра набрала препарат в шприц, пощелкала по нему указательным пальцем. Я сморщилась, когда игла проткнула кожу. Тысячи и тысячи молекул устремились по вене, мешаясь с кровью.

– Подействует в течение получаса. Пока ничего не ешьте. Желательно вообще лечь спать. – Медсестра открыла мусорное ведро и выбросила использованный шприц.

– Спасибо.

Вздохнув, я встала и заглянула сквозь стекло в палату, где лежала моя подруга. Две девушки в форменных халатах осторожно промокали голову Джи ватными тампонами, пока две помоложе стояли позади, прижав кулачки к груди.

– Интерны, – фыркнула медсестра. – Их первое ночное дежурство. Когда-то и я стояла на их месте, но моя практика выдалась жестче.

– Жестче? – почти бездумно переспросила я, все еще думая о Джи.

– В реанимацию привезли женщину, которая упала со стремянки, прочищая водосточный желоб от листьев. Она ударилась головой о край крыши зимнего сада и зацепилась запястьем за кованую ограду вокруг дома.

– Часами? Браслетом?

– Запястьем. Острая пика прошила его насквозь. Черт знает сколько она провисела там, но привезли ее едва живую, с трещиной в черепе и дырой в руке. Такие вот дела. – Медсестра сложила руки на груди, глядя на меня немигающими глазами, похожими на совиные. – Говорят, у медиков нет сердца. Но вот что я скажу тебе, милая: если бы врач впускал в себя все трагедии, все смерти на его руках, всю боль и слезы пациентов – он бы давно сошел с ума. Медицина любит людей с большими сердцами, но просит держать их закрытыми.

Я медленно кивнула и вышла из кабинета. Мало-помалу меня охватывали апатия и усталость – значит, лекарство начинало действовать. Темные коридоры казались заброшенными и полными призраков всех тех, кто когда-либо бывал здесь.

Спотыкаясь, я добрела до точки таксистов на больничной парковке, открыла дверь ближайшей машины и упала на мягкое сиденье. Водители, весело переговариваясь, стояли в кругу света от фонаря, пили кофе из пластиковых стаканчиков и терзали зубами хот-доги.

– Эй, – услышала я одного из них, – Кев, кажется, кто-то забрался в твою тачку.

– Вот черт. – Пухлый мужчина вытер руки о толстовку и заглянул в салон. – Эй ты! Я тебе не мешаю?

– Мне надо домой, – тихо сказала я, едва продирая глаза. – Очень. Надо.

– Блин, – проворчал Кев. – Держи мой кофе, парень. Свожу ее, клиент есть клиент.

Он залез на водительское сиденье и придирчиво оглядел меня. Вид что надо: потасканная пижама, тапки с пальцами, всклокоченные волосы. Наверное, выглядела я так, словно сама только что сбежала из больницы.

– Ну? – буркнул он.

Я протянула руку и разжала пальцы; на покрытую жиром ладонь упала десятка, которую я сунула в карман штанов перед тем, как выскочить из квартиры Джи.

– Пайн-стрит, мистер.

Водитель все так же пялился на меня, и я сердито мотнула головой:

– Что?

– Нет, ничего. – Мужчина хмыкнул и завел машину.

Желтый автомобильчик понес меня по улицам, а я, стараясь не уснуть, прильнула к окну. Высотки переливались, словно бриллианты, величественный Даймонд-касл светился как новогодняя елка. Удивительный город: и шумный, бурный, молодежный, и семейный, тихий, спокойный. От бурлящего центра до милого пригорода – все пропитано здешним колоритом, все дышит индивидуальностью.

Через десять минут такси остановилось возле моего дома.

– Спокойной ночи, – попрощалась я, неуклюже выползая с заднего сиденья.

Водитель недовольно промычал что-то в ответ, и машина, скрипнув колесами, умчалась. Я устало ввалилась в подъезд, вызвала лифт, борясь со сном. Рядом стояла юная парочка – раскрашенная в пух и прах девица в коже и пьяный парень в куртке с шипами.

– Классный прикид, – заметила девчонка, шумно жуя жвачку.

Парень глупо хохотнул, и я помассировала переносицу пальцами. Не везет мне: в такое время обычно мало кто торчит вне дома.

Чувствуя, как тело ломит от усталости, я вышла на своем этаже. Запасной ключ всегда лежит в щели над дверью – знаю об этом только я, увидеть тайник невооруженным глазом нельзя. Встав на цыпочки и проклиная нелепые тапки, я пошарила рукой вверху. Ключ глухо звякнул. Я отворила дверь и, позевывая, скинула грязную обувь.

Чтобы понять, что что-то не так, мне потребовалась секунда. По ногам потянуло сквозняком. Нахмурившись, я попыталась припомнить, оставляла ли окно открытым. Нет, определенно не оставляла. Привычные силуэты мебели в темноте казались чужими. Я медленно, как во сне, потянулась к выключателю. А потом чуть быстрее – к телефону.

– Алло, полиция?

Скрестив руки на груди, я смотрела вдаль, на колючую линию горизонта. На небе забрезжил кроваво-красный рассвет, жуткий, как зияющая рана на чьем-то горле; часы пискнули, оповещая, что уже шесть утра. Сегодня снова идти на работу, а я все еще не спала: квартиру заполонили чужие люди. Они снимали отпечатки пальцев, фотографировали, осматривали, переворачивали мои вещи предельно осторожно, будто это были мертвые тела.

Женщина в форме подошла ко мне со спины и кашлянула. Я обернулась к ней и попыталась найти в землистом неровном лице признаки того, что они хоть что-то поняли и нашли.

– Мэм, ничего. Мы все проверили.

– Спасибо. – Я рассеянно потерла лоб.

Женщина сурово кивнула:

– Позвоните нам, если до конца дня что-то случится.

Я закрыла дверь за полицией и по стенке сползла на пол. Кровать выпотрошили, подушки сверкали внутренностями, а воздух был полон перьев. Диван, как выброшенный на сушу кит, лежал на боку. Экран телевизора рассекала огромная трещина: кто-то просто перевернул его, варварски разрушая квартиру. Я смотрела на свое растерзанное убежище, перебирала дрожащими пальцами осколки стекла от столика, плафонов и рамок с фотографиями, вытаскивала снимки и чувствовала, как внутри меня ширится пустота.

В полном бессилии я побрела на кухню и мрачно окинула взглядом дверцу холодильника, покрытую вмятинами. Внутри царил такой же ад, как и везде: молоко ритмично капало на пол, вторая полка надломилась и сложилась пополам, напоминая стеклянную галочку – галочку в моем чеке не на одну сотню долларов, когда придется покупать все заново. Холодильник, телевизор, матрас, кресло-мешок, из которого по-прежнему с меланхоличным шорохом валился наполнитель, и еще ворох вещей. Куча мелочей из «Икеи», накопленная годами, но уничтоженная вмиг. Как ни странно, ноутбук не пострадал. Удивительно, на нем не было ни царапины! Я осторожно присела на пол, предварительно проверив его на наличие осколков, взяла пиалу с хлопьями и щедро залила их апельсиновым соком. Под действием сахара я расслабилась и смогла трезво оценить ситуацию. В сбережениях мышь повесилась, небольшая зарплата не позволит купить все нужное. Да, когда-то я зарабатывала достаточно, но теперь я официантка.