Сложно сказать, сколько мы просидели в таком положении, но менять ничего не хотелось. Гардинер обнял меня в ответ, положив подбородок на мою макушку, из-за чего, несмотря на место, в котором мы находились, создавалось такое ощущение тепла и уюта, что хотелось зажмуриться и мурлыкать от удовольствия. У нас было ещё много дел. В конце концов, шатен должен был ещё зачем-то вернуться к Коди, а после нам предстоял долгий разговор со всеми нашими родственниками, но даже осознание всего этого не могло заставить нас торопиться. Моя злость давным-давно испарилась, так как я прекрасно понимала, что не она нужна была сейчас Филу, а простая поддержка. Её я и пыталась дать.

К тому же, что бы ни происходило, всегда должно быть место тёплым и согревающим объятиям, которые могли помочь почувствовать себя лучше…

***

Что же на самом деле происходило всё это время с Филом? Пожалуй, никто лучше него не смог бы дать оценку этой ситуации, однако попробовать всегда можно было. К тому же, никто и никогда не мешал мне раздумывать обо всём, что он тогда мне рассказал, анализируя, пытаясь понять собственные ошибки и больше никогда не допускать их.

Я могла сказать с абсолютной уверенностью, что Гардинер обязательно рассказал бы мне обо всём раньше, если бы мы обоюдно не пытались отгородиться друг от друга. Это было похоже на маленький коридор, в который вели одновременно две двери. Мы скрывались, не рискуя показаться в этом коридоре, практически постоянно держа двери запертыми, лишь изредка, набравшись мужества, выглядывая из своих комнат, дабы увидеть закрытую дверь потенциального собеседника. Когда выглядывала я, по какой-то причине была закрыта дверь Фила. И только я закрывала свою, как она открывалась, а сам парень пытался увидеть в этом коридоре меня, но я не успевала заметить это, скрывшись в своих владениях. Пожалуй, именно так можно было описать все те месяцы, что мы, словно дураки, не решались рассказать ничего друг другу.

Хотя Фила понять в его нежелании рассказывать, пожалуй, было легче, ведь вся его тайна, по сути, вертелась вокруг одного человека – Коди, – о котором большинство, кто знал о сложившейся между ними ситуации, в том числе и я, к своему стыду, не желали слышать.

Глупо было думать, что эта история закончится так быстро и просто, глупо было считать, что Коди можно будет легко вычеркнуть из наших жизней после того, как его направят на принудительное лечение. Такие события обычно означают начало, но вовсе не конец.

Фил, никому ничего не сказав, как-то выведал, в какой именно больнице оказался тот парень, фамилии которого даже сам не знал. Что-то подсказывало, что и сам Коди давным-давно позабыл её, откликаясь лишь на своё имя, которым его тоже достаточно долгое время никто не называл. Однако каким-то способом Гардинеру всё же удалось добиться хоть какой-то информации о нём, оставляя при этом в неведении как свою семью, так и мою.

Шатен рассказывал, что по глупости почти в тот же день, как узнал, где находится его некогда лучший друг, пошёл к нему, наивно полагая, что тот захочет с ним говорить, но ничего, кроме истерики со стороны парня и осуждающих взглядов со стороны врачей так и не добился, чуть позже осознав, что Коди и не должен был хотеть с ним разговаривать. Но просто так сдаться он тоже не мог, до сих пор считая себя обязанным этому парню, в чём винить и осуждать его я не могла и попросту не имела права, так как (пожалуй, к счастью) никогда не смогу в полной мере осознать, что должен был чувствовать по отношению к нему Гардинер.

Сказать, что мой парень очень упрям, - ничего не сказать, я всегда знала об этой отличительной черте его характера. Хоть врачи, поначалу посчитавшие появление Фила добрым знаком, так как этого пациента абсолютно никто не навещал, после того случая запретили шатену приближаться к палате больного на пушечный выстрел, он всё продолжал приходить, донимая всех своим присутствием и ничуть не смущаясь из-за этого факта. Так продолжалось достаточно долгое время – нужно отдать должное врачам, ведь крепкие орешки попались; они грозились даже охранникам сообщить о том, чтобы парня не пускали, но не могли сделать этого. В конце концов, с того дня он действительно не приблизился к палате Коди, даже не зашёл ни разу дальше холла, вызывая душевный диссонанс лишь у врачей, которые проходили мимо него, всё надеясь на то, что он перестанет приходить, но он не переставал.

К сожалению, беда не приходит одна, поэтому на некоторое время Фил вынужден был действительно оставить эту затею в покое, ведь его маме резко стало хуже, из-за чего она вынуждена была лечь в больницу. В то время, когда все окружающие думали, что Сэм на самом деле лечится на дому, она достаточно быстро поддалась на уговоры Эллиота и лечилась в специально отведённом для этого месте. Сам мистер Уильямс, которому хотелось проводить с ней больше времени, но у него была ещё и работа, пропадал в больнице практически круглые сутки, а вскоре и вовсе забрал почти все свои вещи, чтобы буквально переехать к себе на работу.

Несмотря ни на что, оставлять Гардинера одного он не хотел, отчего взял с него обещание, что тот найдёт, у кого переночевать. Хитрый парень то и дело говорил, что он либо ночует у друга, либо друг у него, поэтому он практически никогда не бывает один. Поначалу я задавалась вопросом: а к чему ему вообще была нужна эта ложь? Ведь действительно гораздо проще было бы жить у нас, а даже если ему не хотелось обременять мою семью, всегда можно было найти хоть какую-то альтернативу. Понимание, как это обычно бывает, пришло позже.

Дело было даже не столько в том, что Фил не хотел или, быть может, боялся рассказывать о том, что происходит в его семье и что он сам чувствует по этому поводу. Загвоздка в очередной раз была в Коди. Очень часто он отлучался для того, чтобы сходить в больницу, навестить парня, а ещё, как я поняла, оставшись один, проводил там достаточно большое количество времени, даже если в целом появлялся нечасто. Это вызвало бы расспросы со стороны моих родителей, даже если бы он очень убедительно врал – рано или поздно эта ложь бы разоблачилась, а Гардинер был не готов рассказывать об этом.

Пытаясь помочь, никто из нас не заметил, что загоняет парня в выстроенные нами же узкие рамки. После того инцидента все, без исключения, пытались сделать так, чтобы шатен не вспоминал о встрече и не думал о Коди. Его имя практически никогда не упоминалось, а семья Фила старалась избегать даже косвенных упоминаний этой темы, к тому же, у них и без того было множество проблем. И всё бы ничего, если бы не одно «Но». По какой-то причине, стараясь защитить парня, мы не поинтересовались, а нужно ли это было ему, хотел ли он такой «защиты». Наверное, никому тогда и думать не хотелось, что он может желать чего-то другого. А что, спрашивается, нужно было делать ему?

Смотреть на проблему лишь с одной точки зрения – самая большая ошибка, которую только может допустить человек. В тот момент, когда мы все принимали решение за Гардинера (что, опять же, было просто непозволительной ошибкой с нашей стороны), думали лишь о том дне, когда они подрались, а также только о том, какие впечатления у него остались от этой встречи, не учитывая того, что эти двое были знакомы слишком долго, чтобы сужать их отношения лишь до одной встречи. Но именно этим мы и занимались всё время, не оставляя Филу никакого выхода, кроме как лгать, лишь бы не встречать неодобрение со стороны дорогих ему людей, лишь бы не пытаться объяснить постороннему то, что он и сам был не в силах понять. Ведь, как признался мне парень, он и сам толком не отдавал себе отчёта в том, почему ему хотелось продолжать ходить к Коди, почему он пытался восстановить их отношения, даже зная, что это нереально.

Именно во время таких визитов он и познакомился с Салли, которая обратила внимание на настырного паренька, едва ли не каждый день попадавшегося ей на глаза. Ей просто захотелось узнать, зачем он приходит сюда – быть может, это чей-то родственник или парень одной из медсестёр, дожидавшийся возлюбленную после смены, - потому она и подошла к нему. Когда с нами заговаривает посторонний человек, мы обычно более откровенны, нежели с некоторыми близкими, потому как думаем, что это, скорее всего, наша первая и последняя встреча. Примерно то же испытывал и Гардинер, когда решил рассказать девушке о настоящей причине своих визитов, а она стала единственной, кто спокойно его выслушал, не высказав своего мнения по этому поводу. Будучи абсолютно незнакомым ему человеком, она просто не имела на это права.