- Мам, почему папа ещё не вернулся? – выкрикнула я, опасаясь, что она так и не откликнется, а просто возьмёт и уйдёт, поскольку, проигнорировав не менее шокированного, а может даже и больше, чем я, Гардинера, подошла к вешалке с верхней одеждой, стягивая тёплое пальто. Я, не теряя времени, продолжала засыпать её вопросами: - Он уехал в командировку? Но разве он должен был? Почему на полке с обувью на том месте, где уже должны стоять его туфли, до сих пор тапочки?
Это и было той вещью, которая тут же показалась мне странной. Стоило сказать это, как мама и Фил, словно по команде, взглянули на злополучную полку. В нашей семье было заведено: утром, обуваясь, мы ставили тапочки на то место, где до этого стояла обувь, в которой вышли на улицу. По возвращении же, ставя её обратно на полку, мы забирали свои тапочки и продолжали ходить в них по дому, что тут же давало остальным возможность понять, кто уже дома. И вот Роберта дома не было. Именно это тут же показалось мне неправильным.
Глубоко вздохнув, Люси, всё ещё не смотря на меня, сказала:
- Он не пришёл. Позвонил и сказал, что задержится на работе, утверждая, будто дел у него на всю ночь. Но ты сама знаешь, что такого просто не бывает! Даже когда компании грозило разорение, а мы рисковали остаться без дома, переехав на улицу, Роберт всё равно возвращался в дом, чтобы спокойно поспать хотя бы несколько часов! И именно сейчас этот человек пытается убедить меня, что действительно будет работать всю ночь?! Ну уж нет, я… - Люси вдруг запнулась, так как наконец-то посмотрела на меня.
Поначалу я сама не поняла, что именно её так шокировало, потому как настолько сильно была поглощена мыслями о папе, что забыла о своём внешнем виде. Несколько раз моргнув, я, вдруг осознав, что сама ещё не видела себя при нормальном освещении, решила посмотреть на свои руки и колени. И если последние были ещё ничего, разве что джинсы испачкались, но даже не порвались, то обе руки были поцарапаны, а одна, на которую пришёлся чуть более сильный удар, была рассечена так, словно я на стекло упала. К счастью, рана не выглядела очень большой и кровь уже хоть немного запеклась, иначе паники со стороны Люси было бы не избежать.
- Спокойно, - примирительно подняв вверх руки, однако достаточно быстро осознав, что это было весьма опрометчиво с моей стороны, и тут же спрятав их, сказала я. – Я у нас кто? Человек-косяк. Что входит в мои обязанности? Спотыкаться, падать и ранить себя. Ничего нового и ничего серьёзного, не волнуйся. Фил поможет мне обработать раны.
Гардинер, не ожидавший такого поворота событий, а также того, что моя мама тут же обернётся к нему, требовательно глядя в глаза, сконфуженно улыбнулся и, стараясь, по всей видимости, выглядеть не растерянным, что так или иначе плохо у него получалось, сказал:
- Да, помогу. Всегда хотел. Поступление в медицинский. Практика, - он кивнул, подтверждая свои слова и дожидаясь, пока женщина наконец-то отвернётся от него, после чего убийственно посмотрел на меня.
Если и был такой человек, рядом с которым шатену было сложно подбирать слова, так это моя мама, хотя я не знала причин этому. Сам же Фил называл это «Аурой убийцы». Ему всё казалось, что при любом неправильном его движении или слове Люси испепелит его, что странно. Потому что, когда общались, у них были достаточно неплохие отношения и даже диалоги нормальными получались…
Люси вздохнула, в очередной раз осматривая меня с головы до ног, и сказала:
- Раздевайся, я могу и сама всё обработать. К тому же, надо сперва промыть раны, вдруг…
- Мам, всё правда нормально, мы и сами справимся, - постаралась заверить её я, поскольку другая проблема волновала меня куда больше, нежели мои ранки. – Ты собиралась за папой, да?
- Именно за ним я и собиралась, - женщина нахмурилась. – Ишь, чего удумал! Четвёртый десяток близится, а он до сих пор, как ребёнок, бегает от меня, стоит заявить, что нам необходимо поговорить! Если ты не знала, Кэтрин, то у меня всегда было два ребёнка: ты и твой папочка. И, знаешь, порой я сомневаюсь, кто старше.
Я усмехнулась, когда она ненадолго замолчала, чтобы перевести дух. Я правда не знала, что она так думает о папе. Для меня он всю жизнь был взрослым человеком, мама же осталась одной из немногих, кто знал его совершенно с другой стороны – примерно в том возрасте, в котором сейчас мы с Филом. Поэтому весьма логично было предположить, что её мнение в корне отличается от моего, и всё же это не переставало быть странным.
- В любом случае, - подала голос Люси, - пора уже покончить с этим. Если дело дошло до побега из дома, значит с ребёнком определённо не всё в порядке. Нам надо поговорить. Даже если он не на работе, я подамся в сыщики, буду отслеживать его кредитные карточки и найду, в каком отеле он остановился, предварительно обзвонив всех родственников и узнав, не ночует ли он сегодня у них. Пусть за уши, но я приволоку твоего отца домой, Кэтрин. И больше не буду допускать такого.
В этот момент мне захотелось и смеяться, и плакать одновременно, что уже попахивало психическим расстройством, но я всё ещё никак не могла решить, чего хотелось больше, поэтому стояла с, по всей видимости, каменным выражением лица. Это застало маму врасплох, поэтому, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, она подошла ко мне и аккуратно, будто боясь причинить боль, обняла меня, тихонько прошептав:
- Прости меня, что пришлось пережить такое, малышка. Меньше всего на свете я хотела, чтобы мой ребёнок проходил через такое. Я виновата, я же всё и исправлю. Если я не в силах опровергнуть слухи, я могу попытаться хотя бы заставить твоего отца поверить, что всё у нас хорошо. Ты отпускаешь меня? Или нужно побыть с тобой? Я же вижу, что что-то не так. И хочу остаться.
По какой-то причине не отвечая на её объятия, я покачала головой из стороны в сторону и, отстранившись, сказала:
- За мной есть, кому присмотреть, мам. Иди к папе и верни его сюда.
Как-то странно посмотрев на меня, Люси с явной неохотой кивнула. Если со стороны моё поведение могло показаться актом доброты и понимания к родителям, то нет. Я была, буду и есть эгоистка, по всей видимости, до мозга костей. Потому что сейчас я мечтала, чтобы она поскорее ушла и поскорее вернулась с отцом. Тогда я смогла бы сделать то, что захотела уже достаточно давно: обнять их и заснуть в такой позе, чтобы они успокаивали меня и жалели.
Попрощавшись с мамой, я с каким-то странным чувством осознала, что Фил всё ещё здесь, и это я его пригласила. Сама. И то ли я такая непостоянная, то ли ещё что, но в один миг мне захотелось, чтобы он ушёл. Внезапно захотелось забиться в ванную и посидеть там в углу в полном одиночестве, чтобы никто не трогал и никто ни о чём не спрашивал. Гардинер выжидающе посмотрел на меня. Я почему-то отвела взгляд.
- Можешь идти, я сама справлюсь, - на удивление ровно произнесла я тоном, не терпящим возражений. – Извини, что пришлось постоять здесь и послушать всё это, к тому же, я сама тебя позвала…
- Уже прогоняешь? – усмехнувшись, спросил парень. – Болеющего человека выгонишь ночью на морозный воздух?
Отодвинув подальше обувь (я и не заметила, как он разулся), парень, не дождавшись ответа, прошёл мимо меня, оказываясь в гостиной, после чего, обернувшись, спросил:
- Ты так и будешь там стоять? Твой же дом, проходи.
- Вот именно, мой дом, - сказала я, при этом мой голос показался настолько холодным, что самой страшно становилось. – В моём доме я хочу и могу побыть одна, так что, будь добр…
Закончить мне не дали, так как Гардинер, игнорируя абсолютно все мои слова, вдруг в несколько шагов приблизился ко мне и, нежно прикоснувшись к плечам, аккуратно притянул к себе, устраивая одну свою руку на моём затылке, а другую – на талии. Он не держал меня крепко, в любой момент я могла вырваться, однако стояла на месте.
- Отпусти, - попросила я, не желая вырываться и доводить дело до ссоры. – Ты знаешь, что я не люблю, когда меня трогают, если я злюсь.
