Михаил Томазин был уже на рабочем месте, хотя Фабиан пришел чуть ли не за пятнадцать минут до начала рабочего дня. Он поздоровался, стараясь звучать бесстрастно, стараясь унять волнение, и подошел к Томазину, который выкладывал корреспонденцию из ящика.

Очевидно, Фабиану было еще учиться и учиться, чтобы звучать по-настоящему невозмутимо. Этот Томазин производил впечатление вконец отмороженного человека, зомби, андроида даже. Он просматривал письма и пакеты с удручающей ритмичностью; наверное разница в длительности каждого из его движений составляла не больше микросекунды. Даже приветствие, его полная формула, не сбило ритм.

Томазин убрал ящик со стола, выпрямился и поинтересовался отвратительно вежливым, невозмутимым, ровным тоном:

– Как прошел вчерашний день в столице?

С чего бы ему интересоваться еще и этим, раздраженно подумал Фабиан. Но послушно отчитался, что посетил выставку, обнаружил очень уютное кафе вблизи от своего пансиона, а сегодня утром завтракал в кафе, которое ему порекомендовал все тот же Томазин, спасибо. В ответ на что Томазин сообщил ему, что Фабиан получит еще одну карту, которой может пользоваться в любом кафетерии и на любой кухне самообслуживания в Канцелярии, а начать стоит с кафе в центральном корпусе, в котором замечательно готовят из экопродуктов.

За этим бессмысленным обменом вежливыми и ничего не значащими фразами последовало дело государственной значимости: Фабиан вскрывал письма и пакеты и уничтожал конверты. Затем он учился делать кофе, и Томазин сухо инструктировал его, какой предпочитает Госканцлер, какой – консулы, вице-консулы и помощники помощников вице-консулов. Фабиан не мог ничего поделать – ему нравился Томазин. Он рассказывал вроде хладнокровно, вроде безэмоционально, и при этом Фабиан отчетливо слышал ехидство в самых простых фразах. Этот человек определенно мог рассказать бесконечно много о каждом небожителе, которых перед ним прошло немало и в его бытность личным помощником вице-канцлера, и за восемнадцать последних лет. И хотелось выгадать часа полтора свободного времени, чтобы посидеть с Томазиным за чашкой кофе или кружкой пива, и послушать анекдоты обо всех этих людях. Одно дело видеть их лично – важных до чопорности, энергично проносившихся мимо, не обращавших никакого внимания на простого практиканта, видеть их в сводках новостей на инфоканалах, и совсем другое – знакомиться с историями о них, которых наверняка случалось немало. Например, кто просто пьет, а кто напивается и чем напивается. Кто просто яростно отстаивает свое мнение, а кто любит скандалить. Какие интриги занимают умы служащих Госканцелярии. Прав ли он, думая, что консулы далеко не так дружны, как их представляют информационные госканалы, если не высказываться грубее. Возможно, если удастся расположить к себе Томазина, можно будет даже сверить с ним свои социограммы. Но без пяти минут восемь Томазин встал у своего стола. Фабиан молча последовал его примеру. Госканцлер вошел буквально через пятнадцать секунд. Он поздоровался с Томазиным, с Фабианом, задержал на нем свой взгляд, словно припоминал, что этот мальчишка делал на территории Михаила, и пошел в кабинет.

– Фабиан, будьте добры, отнесите ему кофе и корреспонденцию, – невозмутимо произнес Михаил. Фабиан не пошевелился. Михаил ровно, но категорично произнес: – Исполняйте.

Затем он зачем-то делал конспекты каких-то статей, актуализировал бесконечные базы данных, осваивал коммуникационный пост Михаила, снова делал кофе, докладывал о результатах работы с БД, куда-то бегал, что-то приносил, совершал совершенно невразумительное что-то еще, и словно в качестве благодарности Михаил рассказывал ему какую-нибудь мелочь о людях, с которыми Фабиан сталкивался – или о их начальстве. Госканцелярия была тем еще гадючником. И именно это и развлекало Михаила.

Удивительным было то, что к концу первого же дня все знали, кто Фабиан есть таков. И изменилось отношение к нему: от бесхитростного «еще один практикантишка» до «это же при самом Томазине практикант». К концу первой недели Фабиан уже знал, что будет делать на выходных: его пригласили на две служебные и четыре частные вечеринки. Осталось выбрать парочку. И он небрежно поинтересовался, что будет, если заглянуть туда-то и туда-то. Михаил, ухмыляясь, посоветовал две – одну организовывал сын второстепенного министра Магистрата, женатый на дочке среднего чина из Казначейства, а на второй был шанс познакомиться с вице-президентами Банка Республики.

– Заодно послушаете, что они думают о Генеральном Канцлере, – ухмыльнувшись, добавил Михаил.

Фабиан затаил дыхание. Михаил осмотрел его.

– Госканцлер отлично знает, что эти люди могут говорить о нем, – невозмутимо пояснил он. – Его это развлекает, не более. Это может пригодиться вам лично. Чтобы… – Михаил развел руками, – ориентироваться в микрополитике. У скорпионов в банке, знаете ли, тоже какая-никакая, а микрополитика происходит.

Фабиан сдержал ухмылку.

– Если позволите дать совет, Фабиан, – по-прежнему улыбаясь, но тускло, осторожно продоложил Томазин.

– Разумеется, – после паузы ответил Фабиан. – Буду благодарен.

– Вы производите впечатление умного молодого человека, – странным голосом продолжил Михаил. Вроде своим обычным бесстрастным, но вместе с тем человечным. Словно его действительно беспокоили предстоящие выходные Фабиана. – Но вам может недоставать опыта. Да и люди здесь крайне ловки в преодолении скользких ситуаций и в их создании, если честно. Я бы посоветовал вам держаться настороже с некоторыми людьми, которых вы возможно встретите на этих вечеринках. Скажем так: у этих людей такая репутация, что я здорово взволновался бы, если бы мои дочери оказались с ними в одной комнате.

– Ваши дочери? – зачем-то переспросил Фабиан.

– М-гм. Две. Старшей двадцать, младшей семнадцать. Но девочки куда раньше становятся зрелыми. Так что можно сказать, что вы ровесник с моей младшей.

– Спасибо, – выдавил Фабиан.

– Да не за что, – отмахнулся Томазин. – Я очень хотел бы, чтобы вам не пригодилась эта информация, но на всякий случай.

– Послушайте, – неожиданно очнулся Фабиан. – Я не девушка, что со мной может статься?

– Мы говорим о людях, рядом с которыми следует быть осторожными не только молодым и привлекательным девушкам, – обтекаемо отозвался Михаил, внимательно следя за ним. – Юношам не следует уповать на свою физическую силу и подготовку. И внимательней относиться к тому, что они пьют. Особенно на частных вечеринках.

Фабиан готов был вспыхнуть и послать Томазина туда, где ему место – в какую-нибудь затянутую паутиной камеру утерянных вещей, еще куда подальше. Ему достаточно было тех поучительных бесед, которых немало вылили на их бедные головы все подряд кураторы, психологи и прочие слишком умные попечители. Он считал себя достаточно сведущим, чтобы не вляпаться куда не надо. И это странное желание Томазина намекнуть ему на страшные и ужасные беды, которые подстерегают бедного и несчастного сироту – оно казалось неуместным в этой дурацкой приемной после окончания рабочего дня. Но Фабиан успел узнать его достаточно, чтобы понять: не тот человек Михаил, чтобы не держать ответ за свои слова.

– Мне кажется, вы преувеличиваете степень опасности, – наконец сказал он.

– Возможно. Но все-таки о некоторых, кхм, молодых да ранних ходят не самые хорошие слухи. Особенно когда они видят перед собой выскочку из провинции. Очень привлекательного причем, – с грустной насмешкой уточнил Михаил.

– Выскочку? – угрожающе переспросил Фабиан.

– Разумеется, – невозмутимо отозвался Михаил. – Выскочку, да еще из провинции. Рассчитывающего в силу своих личностных качеств на то, что им не достанется даже в силу совокупных семейных заслуг.

Он постарался свести остальные наставления к минимуму, отлично видя, что Фабиан разозлен не на шутку, и отправил его восвояси с пожеланием хороших выходных. Госканцлер вызвал его к себе.

– И как ваш новый помощник? – сразу же спросил он.