– Очень сообразительный молодой человек. Удивительно дисциплинированный. Для современной молодежи это скорее исключение, – неторопливо ответил Михаил.

– Садитесь, – сухо бросил Содегберг и развернулся к окну. Михаил подчинился. – Мне кажется, в школе юнкеров их всех учат дисциплине.

– Возможно. Но не так, как в свое время. Когда военное положение было скорей нормой, чем исключением.

– Вы скучаете по романтике тех дней? – усмехнулся Содегберг.

– Скорее по романтическим очкам моей юности, господин Генеральный Консул.

– Юности, – вздохнул Содегберг. – Привлекательнейшего украшения, за которым так легко не увидеть алчности, злопамятности, лени, корыстолюбия, да просто бесхребетности. Юность прекрасна, мой дорогой Михаил, и сколько существует людей, для которых юность самоценна… – Он внезапно развернулся к нему. – Но Фабиан производит иное впечатление? Я общался с ним спорадически и должен признать, он производит двоякое впечатление. С одной стороны, он юн, романтичен, его голова полна всех этих бредней… – Содегберг помахал рукой в странном жесте. – С другой стороны…

– Он заслуживает той характеристики, которую составил ему в прошлом году мой коллега из Магистрата, – подхватил Михаил. – И он готов подтвердить все, что сказал тогда.

– А ему точно наплевать на возраст характеризуемого. Так вы довольны вашим помощником?

– Всецело.

По истечении двух недель Содегберг вызвал Фабиана и коротко приказал ему садиться. Он сам стоял у окна и задумчиво изучал площадь, которая была накрыта мелким дождем и все равно наполнена людьми.

– Что им всем дома не сидится, – угрюмо бормотал он. – По такой погоде собака на улицу лишний раз носу не кажет, а эти глазелки ползают, глазеют. На что глазеть-то?

Фабиан поднял брови. Очевидно, госканцлер развлекал скорее себя, чем его, зачем-то изображая ворчливого старика.

– М-да, – резко бросил Содегберг, разворачиваясь. – Ах, Михаил, спасибо. Кофе. Как раз к месту. Угощайтесь, – приказал он Фабиану и сел.

Он сплел пальцы и пригнул голову. Пауза затянулась. Казалось, что Содегберг изучает ногти. Может, он дремал с раскрытыми глазами, кто его знает. Фабиан взял чашку.

– Да, – обреченно произнес Содегберг. – Так вот. Вы должны были провести следующие шесть недель практики в Консулате. Не так ли?

– Да. В отделе внешне-экономических связей, – ответил Фабиан, напрягшись.

– Решение, конечно, похвальное, – желчно произнес Содегберг. – Хотя что вам понадобилось в этом болоте? Там же уже который год одни жабы сидят. Я бы еще понял, если бы в Магистрате. В конце концов реальная власть в этой сфере у них.

– Важность отдела внешнеэкономических связей в Консулате трудно переоценить. Его сотрудники имеют возможность активно сотрудничать с дипломатами, не оглядываясь на сложности сотрудничества между конкурирующими учреждениями.

– Так уж и конкурирующими, – словно проснувшись, возразил Содегберг. – В Консулате подписывают контракты, а в Магистрате их исполняют. Следят за исполнением. Исполнять эти жабы не способны что там, что там. Даже брачные танцы у них похожи на барахтания. Как только детей делают, идиоты.

– Для этого достаточно барахтаний, я подозреваю. Или мне позвать господина Томазина для экспертного заключения? У него должен быть опыт в этой сфере.

Содегберг засмеялся. Сухим отрывистым смехом, который вполне мог напугать неподготовленного человека, как камнем по стеклу водил. Фабиан отказывался поддаваться его веселью и ждал продолжения странных рассуждений Содегберга. Хотя почему странных – Михаил обмолвился как бы невзначай, что Консулат начинает вести себя слишком агрессивно.

– Не надо Михаила. Он наверняка был эффективен и ни в коем случае не барахтался. Как все, что он делает. Итак, вы подавали прошение о практике в Консулате. Это очень хороший задел для вашей будущей карьеры, насчет которой вы уже определились. Окончательно, кстати, определились? Ваш аттестат позволяет вам выбирать среди всего. Всего, дорогой Фабиан. – Содегберг склонил голову и уцепился своими глазками за Фабиана. – Любой факультет. Разумеется, в Высшей Академии. Вы же именно в нее собираетесь поступать?

Фабиан кивнул, отказываясь распространяться далее. Содегберг подождал, но не получив ответа, продолжил:

– Консулат – это очень хорошее место для прохождения практики. – Он помолчал немного. Затем продолжил: – Вы, наверное, знаете, что мы сотрудничаем с отделом образования таким образом, что в Консулате, Магистрате и Канцелярии ежегодно выделяются места для практикантов. И их комплектация может производиться и по иерархическому принципу тоже. Что это значит, Фабиан?

– Что распределение практикантов начинается сверху и продолжается по остаточному принципу до достижения низших уровней иерархии? – осторожно предположил Фабиан.

– Да, что-то в этом роде. Данная программа сотрудничества существует достаточно эффективно уже который год. Который десяток лет, должен сказать, – поправил себя Содегберг. – И я рад отметить, что Консулы очень серьезно относятся к тезису об обеспечении практического опыта нашим будущим специалистам. Образование не может и не должно существовать в отрыве от потребностей общества. Поэтому мы и стремимся к постоянному заполнению всех практикантских мест. Многие из наших практикантов возвращались к нам снова и снова, и даже в качестве специалистов. Вы наверняка познакомились с некоторыми. На тех вечеринках, например, на которых побывали. Не так ли?

Фабиан с трудом не усмехнулся.

– Разумеется, господин Государственный Канцлер. Я даже пообщался с человеком, проходившим практику непосредственно под руководством господина Томазина. Дирк Кайльберг.

– Этот идиот, – буркнул Содегберг. – Кофе хоть научился делать? Или так и вещает о своем высшем предназначении?

– Скорее второе. В первом я не имел возможности убедиться.

– Радуйтесь, – ядовито отозвался Содегберг. – Если его высшее предназначение такое же отвратительное, как и кофе, что он делал в свое время, то я просто диву даюсь, как его маменька умудрилась протянуть его до заместителя начальника реферата.

– Это уже может быть высшим предназначением.

Содегберг снова засмеялся своим крякающим смехом.

– Пусть будет так, – ухмыляясь, признал он. – Но вернемся к нашим баранам. К иерархическому принципу. Консулы принимают активное участие в надзоре за этой программой. К сожалению, и к моему сожалению в том числе, ввиду некоторых обстоятельств кругозор Консулов несколько ограничен в этом плане. Они делают выводы на основании того, что видят. А видят они, например, наличие или отсутствие практиканта. И на этом обстоятельстве они могут сделать самые различные выводы. Видите ли, Фабиан, кандидат, который должен был проходить практику в службе Первого Консула, находится в данный момент… в терапии. У него были выявлены некоторые девиации в поведении. И в его отношениях с нелегальными веществами. Что, как вы понимаете, ликвидирует саму возможность практики в самом верху власти. Я, признаюсь, удивлен, что это не было установлено значительно ранее. Но тут уж мы серьезно задумаемся над системой безопасности нашего аппарата. Беда в том, что место пустует. И поэтому я обращаюсь к вам с вопросом: не хотите ли вы пройти практику в службе Первого Консула вместо этого типа?

Фабиан приоткрыл рот от изумления. Ему никогда в голову не приходило, хочет ли он этого. Нет, конечно, он знал о Консулах все в пределах официальных биографий и допустимых, а иногда и не очень допустимых слухов, но никогда не задумывался о людях, стоявших за этими постами и биографиями. Он интересовался этими людьми по мере необходимости, но Консулы Первой Республики были куда более привлекательными персонажами – они стояли у истоков нового государства, они возводили его, утверждали, формировали, они были теми личностями, сотворившими Республику, в которой рос Фабиан. Консулы, находившиеся у власти сейчас, вызывали любопытство, уважение, но не то жаркое, пристрастное восхищение, как первые герои: нынешним Консулам не приходилось стоять насмерть, воевать с бесчисленными внешними и внутренними врагами, идти вперед практически на ощупь к цели, в которую верили только они. Но в любом случае, простой человек не мог пройти весь путь с низов до Первого Консула, и это не могло не привлечь Фабиана. Предложение Содегберга было отчаянно несвоевременным – и невероятно заманчивым. Потому что это значило не только знакомство со зданием власти, с его разными этажами, но и с духом, с неофициальной ее идеологией, которая определяет официальную. И вообще – Первый Консул был Первым. И это давало ответ на все вопросы.