На крик мальчика из хлева вышел седой старик в простой рубахе, холщовых штанах и лаптях. Держа в руках плошку с размоченными хлебными корками, он по ходу крошил сие блюдо наземь. Старика сопровождала шарообразная клуша с выводком пищащих желтых комочков.
- Деда Сах! - выпалил мальчик, резко останавливаясь. - На нас гомлин в лесу напал! А мы в норе с Сайкой укрылись, а рыбы так и не принесли, а она котел чуть не забыла, а мы тебе голову притащили, на воротах дядя Сар стоял - так аж присел, когда увидел!
- Осади, пострел, - смеясь, поднял ладонь старик. - Котел я вижу. Вы тоже вроде живы. Какой-такой гомлин, чью голову притащили?
- Так гомлин же, - разъяснил Сай.
- А где взяли-то? Из репьев слепили?
- Не-е-ет, не из репьев! Дядя отрубил ножиком!
- Какой ишшо дядя?
- Монах. Вона стоит.
Дед поднял голову и взглянул на меня. При этом мне пришлось побороть удивление - левый глаз старика напрочь отсутствовал, являя собой крестообразный шрам, кожа на котором стянулась в складки, разошедшиеся по всему лицу. Даже опрятная борода казалась немного кривой.
- О как, - удивленно сказал дед. - Не врали, значица... - И сотворил ладонью знак Создателя.
- Не врали, - подтвердил я. И, сотворив такой же знак, представился: - Дэм, старче, отец Дэм. Монах я, навроде отшельника, нас еще дикими называют. - Небольшая ложь давалась легко, тем более что выбора у меня особо и не было. - Не дал мне Венец спокойного моления в глуши, в путь позвал, вооружив верой пламенной, ну и посохом, да и ножик достался малый...
- Так ты, отче, гомлина одолел? - поразился старик. Узловатые руки дрогнули, он опомнился и, опрокинув содержимое плошки в траву, куда сразу же кинулась вся куриная братия. - Ножом одним?
- Да все с Божьей помощью, - улыбнулся я, разводя руками.
К счастью, вопреки моим ожиданиям, старик не отбросил все мирское и не стал бухаться на колени и благодарить. Правильно, во храме перед Создателем надо колени преклонять, а не перед заезжими монахами.
Бойкая собачонка вылетела из-за угла, почуяв чужого, но, заприметив голову чудовища у моих ног, притормозила, сознавая свою неправоту. Сай шикнул на нее и подошел.
- Возьмите трофей да несите к дядьке Сару. Он у нас кожевенник, - пояснил мне дед, легким подзатыльником подгоняя парнишку. - Малышня к нему ходить не любит, у него весь дом кислым пропах, но ради такого дела-то пойдут... Сайка, внучка. а ты котелок-то брось, да брату помоги. Нам со святым отцом потолковать надыть.
Проводив взглядом удаляющихся ребят, Сах поднял котелок, с кряхтением распрямился и поманил за собой в дом.
Внутреннее убранство тоже сводилось к классическому деревенскому - все деревянное, спят на лавках, дед на беленой печи, снедают за общим столом. За него он меня и усадил, не забыв про угощение - каравай, печеные яйца, зеленый лук, медовые соты и ковш браги. Бражку я не очень уважал, монастырское вино было куда как привычнее, но отказывать хозяину было неприлично, посему я, пригубив из ковша, отдал его обратно и принялся за остальное. К слову сказать, желудок не урчал, но рот угощению обрадовался. Наверное, тело, данное Создателем вновь, не чуралось простых радостей.
Дед Сах, уговорив ковш почти до донышка, утер рот широким рукавом и тихо, почти робко, попросил:
- Святой отец, а... покажи райдал?
- Чего показать? - опешил я. Если в их краях так называют татуировку Ока на ладони, то ему об этом просить не резон - знают все, от Оцилона до Колючих гор, что монахи-экты встречаются один на десять послушников.
- Кинжальчик свой, как ты его нарек.
Я небрежно закинул руку за спину. Гостю не следует обнажать лезвие при хозяине, но раз он просит... Реакция старика меня поразила - он отодвинулся на край стола и посматривал на меня оттуда с настороженностью. Пожав плечами, мало ли какие у него причуды на старости, я медленно вытащил свою гомлинобойку и положил на стол.
- Это все объясняет, - словно соглашаясь с чем-то, кивнул дед, рассматривая лезвие. Притронуться он, почему-то, не рискнул. - Столь молодой монах, только семинарию закончил, пусть даже Академию, только бы в послушники идти...Ан нет, выпала доля по лесам бродить, чудищ резать.
- Дед, объясни, - не выдержал я. - Райдал, как ты сказал - это кинжал? И почему ты думаешь, что я молод? Да мне за сорок перевалило позапрошлой весной!
Сах долго смотрел на меня. Не пристально, но подозрительно, не испуганно, а просто смотрел единственным глазом.
- Вот что, отче, - молвил он наконец. - Я воевал во времена Черной войны и разных чудес насмотрелся. Как люди умирали и тут же поднимались зомбями и шли харчить своих же. И поднимал их не маг, а сама земля, ибо проклятье в ней было. Как раны излечивались от молитв. Как мороки лесные, детьми обернувшись, прибивались к солдатам на ночь, а поутру вся еда была отравлена. Как осажденные орки с голодухи ели камни. Как солнце вставало над Сейной и долго висело на одном месте, и люди говорили, что это оно от удивления - вчера была империя, сегодня нет...
Он сделал паузу, осушая мимоходом ковш.
- Поэтому я ничему не удивляюсь. Что тебе за сорок, а вид как у двадцатилетнего - верю. Что по лесам скитался, Выжег разоренный прошел, да Гомлину падь с ее проклятыми колодцами - верю. Что кинжал этот у тебя, и ты им ловко машешь, аж зверя больше себя зарубил - тоже верю. Но все вместе... Нет, конечно, верю, но не могу сказать, что это случайность.
- Все в длани Создателя, - напомнил ему я.
- Ото ж, - согласился он. - Вот только он меня в свои дела не посвящает. Но своим глазом я порой вижу вещи, которые ясно говорят об одном: грядут великие перемены.
- Твоя правда, Сах, - ответил я. - В месте одном, в церкви, ожила статуя Венца, а я рядом стоял. И послала она меня дойти до гор и кое-что там учинить. В общем, ничего пока не предвещает таких уж перемен.
- А говоришь - не молод, - хрипло рассмеялся дед. - Хотя, ежели ты в ските жил, а до этого в семинарии книги читал, то от жизни, прости, ты отстал, и ума в тебе живого мало. А я вот вижу, что раз такое случается, то перемены будут. И твой путь будет не так прост. Я верю в Венца, и верю, что он не стал бы за так приходить к тебе и говорить, чтобы дошел до гор. Что ты там делать будешь - дело не мое. А вот то, что он дал тебе райдал - это знак, что путь предстоит тот еще.
- Скажи, дед... Что за райдал такой? Какая-нибудь фея?
- О, отец Дэм... - протянул старик, стуча яйцом по столу. Подумав, я присоединился. - Райдал есть оружие великих воинов. Тот, кто имеет его в руке, сделает все, что в силах его. Кто их делает - не ведаю, знаю только, что они пришли к нам из хварровых земель. И сами хварры бесятся аки псы блохастые, когда видят райдал у человека. И еще - с райдалом воин непобедим. Правда, тот, что я видел, был почти как меч. И вот тут, - он показал пальцем на оголовье, - была цепь. На конце той цепи была клетка для монет. Ну, знаешь, просто прутья...
- Знаю, - перебил я. - Видел.
- А внутри клетки были амулеты. Пять штук, точно, стопкой сложены, но неразделимы. И воин бился, как волчок - крутится, крутится... То одного полоснет, то второго, то вдруг взмахнет этой клеткой на цепи - и оттуда молния или шар огненный!
- Магия? - удивился я. Конечно, в рукояти встраивали амулеты, накладывая на них разные чары, но атакующие? Одно неосторожное движение - и молния полетит в тебя. Так что смысла в этом нет, тем более на цепи, активация чар завязана на контакте руки и амулета.
- А то ж, магия, она самая, - продолжал дед, кивая. - Ну и цепь... Ай, не ведаю я всего, уж не обессудь.
- Да какое там, - отмахнулся я. - Спасибо за хлеб-соль, пора мне двигаться дальше.
Я было встал, но Сах придержал меня за рукав.
- Отец Дэм, не пойми неправильно... Но не лучше ли тебе отдохнуть у меня денька три? Сам видишь, пострелята бегают, глаз да глаз нужен, а у меня всего один. Родители у них, мой сын с невесткой, в город уехали, в Смут, товар сторговывать. Медом мы промышляем, видишь ли, да и птицу коптим. Аккурат через три дня должны вернуться. Я тебе в их комнате постелю, с меня стол и баня, каждый день. Я... - Старик замялся. - Я ведь тебя даже не поблагодарил за спасение внуков. Сгинули бы они - и мне жить незачем.