Пока остальные мальчики играли в футбол на пыльном поле за школой или спорили о достоинствах Денвер Бронкос и Даллас Ковбойз (дискуссия, неизбежно порождавшая больше тепла, чем света), я проводил время изучая электронику, аэронавтику и программирование на ассемблере процессора Z80.
В социальном смысле я был гармоничен настолько же, насколько белка в клетке с доберманами. В начальной школе все вокруг были для меня совершенно чужими. Я не могу вспомнить, чтоб у меня был хотя бы один друг.
Несмотря на всё это, я был счастлив. Я любил строить и запускать свои ракеты. Я любил учиться. У меня выработался ненасытный аппетит к книгам, которые я получал по почте, заказывая их по каталогу, что брал в школе. Детали и моторы для ракет я получал тем же способом: посылая заказ и потом с нетерпением ожидая прибывавшую через несколько дней большую белую коробку.
Как я ни был отчуждён, не помню чтоб я когда-нибудь горевал об этом. В действительности я выучил несколько важных уроков: моё счастье не зависит от того, что обо мне думают другие люди, моя жизнь принадлежит мне самому и что с ней делать — решать мне.
Когда мне было двенадцать, родители купили мне невиданную роскошь — телефонный модем на 300 бод для моего маленького компьютера. Интернета ещё не было, но по всему свету люди устраивали так называемые электронные доски объявлений или BBS: компьютеры подобные моему, управляемые собранными на живую нитку кривыми программами, позволяющие людям звонить на них и оставлять свои сообщения. Большинство таких систем были ужасающе несовершенны и давали доступ только одному пользоватателю в каждый момент времени.
Этот медленный модем позволил мне впервые связаться с людьми, которые разделяли мои интересы. Не важно, что никто в школе не был мне близок. По ночам, когда мои родители ложились спать, а цена на междугороднюю телефонную связь снижалась, я мог включать свой модем и беседовать с людьми по всей стране, порциями по шестнадцать шестидесятичетырёхсимвольных строк.
Это внезапно привело к получению телефонного счёта, от которого в удивлении открывались рты. После нескольких дискуссий за кухонным столом, я согласился ограничить время, проводимое на BBS. Но мысль о том, что есть другие люди, с которыми я могу общаться, как бы мало их не было, сохранила мой рассудок.
Тем не менее набор социальных навыков, которые можно получить через текст, ограничен. В тот год, когда я закончил среднюю школу, мои родители переехали в Кейп-Корал. В одно мгновение из школы с сорока учениками я оказался в школе с двумя тысячами. Когда в первый день обучения в старшей школе я пришёл в класс, я был почти парализован культурным шоком.
Я быстро понял, что если я хочу участвовать в чём-то похожем на социальное взаимодействие, мне надо много навёрстывать. Я вступил в ракетомодельный клуб. Я вступил в компьютерный клуб. Я узнал что это такое — иметь друзей (открою секрет: это чудесно). Я стал сходиться с людьми, поначалу робко. И я делал множество ошибок. Трудно взаимодействовать с людьми, не понимая правил. Первые пару лет во Флориде у меня было впечатление, что все остальные люди действуют по инструкции, известной всем, кроме меня.
Но я продолжал пытаться. Возникавшие у меня связи были достаточно приятными, чтоб показать мне, что оно того стоит, даже если я совершал ошибки и делал что-то неправильно. И до меня начало медленно доходить, что никто из окружающих, все эти люди, которые казались мне такими уверенными в себе, не пользуется безошибочной инструкцией. Я видел как другие люди тоже совершают ошибки и что-то делают неправильно. Я видел дружбы, разрушенные непониманием. Похоже, все мы на каком-то этапе делаем что-то такое.
И в результате я почувствовал себя гораздо лучше. Когда я понял, что мы все не безупречны, мне стало гораздо проще пытаться, и не казниться, если не всё пошло правильно. Также, благодаря этому мне стало проще прощать людей, когда делали что-то не правильно они.
Таким образом, я пришёл к мысли, что жизнь принадлежит мне самому и мне не нужно ничьё одобрение для того, чтобы быть счастливым.
Но было нечто, полностью ускользавшее от меня. Я не имел ни малейшего представления о том, как строить любовные отношения.
Любовные отношения почему-то существали как бы в отдельной реальности, совершенно не связанной с миром, в котором функционирует дружба. Всё, что я понял про то как строить дружбы: то, что нет набора правил и успех достигается методом проб и проговаривания желаний, что можно встретить отказ, но это не проблема, потому что результат всё равно того стоит… всё это, похоже, было совершенно неприменимо к любви.
Я мог разговаривать с девушками как с друзьями. Фактически, многие мои близкие друзья в старшей школе были именно девушками. Но как только над подростковым супом чувств и побуждений поднимались головы каких-либо романтических или сексуальных желаний, я мгновенно терял способность мыслить и действовать.
В последние годы старшей школы и первый год колледжа я пытался рассматривать женщин как головоломку, которую надо разгадать. Я думал что, конечно же, если я только смогу понять чего хотят женщины, я буду знать что делать! Этот подход, однако, никогда толком не работал, так как женщины оказались озадачивающе различны. Как только мне казалось что я понял, чего хочет одна из них, я немедленно обнаруживал, что остальные остаются для меня полными загадками. Так я предположил, что мне просто нужно больше данных. Если бы я только смог познать тайну мотивации женщин, всё было бы отлично! Ключ к тому, чтоб обзавестись девушкой казался соблазнительно близким, если бы я только смог разгадать загадку. Я тратил так много времени пытаясь решить эту головоломку и научиться привлекать женщин, что я совершенно непостижимым для подростка образом оказался позорно неспособен замечать как я нравился им.
Это и привело к тому, что я пришёл на выпускной с двумя девушками. Не потому, что я попросил их об этом, а потому, что они попросили меня. Я ответил «да» обеим, совершенно не подумав о том, что говоря «да» второй я ставлю в неловкое положение первую. Я всё ещё не осознавал того, что моногамия это явление и, тем более, того, что моногамия принимается большинством людей очень всерьёз. Вероятно это был бы мировой рекорд по улыбке удачи, но когда день пришёл, ни одна из них не была смущена присутствием другой.
Кроме того, я никогда не мог найти подхода к тому, как говорить с женщинами как с потенциальными партнёрами, а не как с друзьями. У меня выработался шаблон: у меня появляется подруга, мы с ней проводим время вместе, мы становимся близки. Потом, месяцы или даже годы спустя, я обнаруживаю, что где-то на этом пути я влюбился в неё. В тот момент, когда я обнаруживал это, я оказывался совершенно потерян и абсолютно не понимал, что мне говорить или делать. Логичный выход — поговорить с ней и узнать, заинтересована ли она в построении со мной романтических отношений, наводил на меня ужас.
Таким образом, я чаще полностью сдавался, чем наоборот. Мы отдалялись, дружба становилась натянутой и в результате умирала заброшенной. Я мог лежать по ночам без сна, гадая, что бы я мог сделать иначе. Но среди всех мыслей, приходивших в мою голову во время этих запоздалых полночных размышлений, когда я раз за разом перебирал всё, что я мог сделать неправильно, у меня ни разу не возникла мысль открыто поговорить о том, что я хочу.
Похоже что в нашей культуре существует понимание того, что если мы предоставим детям самостоятельно изучать математику, историю или литературу, мало кто из них в этом преуспеет. Поэтому мы создали формальную систему образования, которая помогает людям стать достойными членами общества. Но мы не обучаем детей коммуникации, сочувствию, умению прощать, эмпатии и многим другим умениям, которые необходимы для того чтоб стать настоящими людьми. Мы предоставляем детям узнавать всё это самостоятельно. И результаты примерно таковы же, как если бы мы ожидали от них, что они самостоятельно выведут законы алгебры. Разница состоит в том, что навыки межличностного общения большинству людей куда нужнее, чем алгебра.
