Присутствовавшие на свадьбе родители Целести приветствовали моё вхождение в семью объятиями и поцелуями. В тот момент, когда мы поженились, я мгновенно стал подходящим, а все их предыдущие возражения против наших отношений исчезли, по крайней мере с их точки зрения. Со моей же точки зрения, я по-прежнему не очень любил их.

После церемонии мать Целести пришла в нашу квартиру для того, чтоб помочь Целести подготовиться к празднованию. По причине, которую я до сих пор даже не пытаюсь понять, она прошла в спальню, и приподняла одеяло с аккуратнейшим образом застеленной кровати. Под одеялом, находились надёжно закреплённые в углах кровати большие проушины, на которых всё ещё были закреплены кожаные «наручники».

Она осторожно положила одеяло обратно на проушины и, не говоря ни слова, вышла их спальни: глаза вперёд, губы плотно сжаты. Это был последний раз, когда она заходила в спальню любого места, где мы жили.

После свадьбы я стал замечать у наших друзей странное поведение. Это выглядело так, как будто вся это немоногамность была хороша, пока мы не были женаты, но как только мы сделали это, настало время отбросить глупости и начать настоящие отношения.

Однажды ночью, около двух часов, мне позвонил Уилл, который был нашим другом уже около шести лет. Он был завсегдатаем на наших вечеринках и я много раз, вставая утром на работу, обнаруживал его спящим на диване.

Уилл встречался с женщиной по имени Виктория, которая тоже была нашей подругой уже несколько лет. С самого начала разговора было ясно, что он хочет поговорить о Виктории, но мне потребовалось время для того, чтоб понять — что он имеет в виду.

— Подожди, ты говоришь, что это всё моя вина? Что именно моя вина?

— Виктория. Я расстался с ней. Я поймал её на измене.

— Ой, это хреново. Я совершенно понимаю тебя. Это не круто.

— Это твоя вина. Твоя и Целести. Это ваша вина, что я с ней расстался.

— Что?

— Это ваша вина. Когда я обнаружил, что она мне изменяет, мне пришлось расстаться с ней, и это ваша вина. У вас с Целести открытые отношения. Это даёт пример, с которым я не могу ужиться. Когда я обнаружил, что она изменила мне, я почувствовал неуверенность, потому, что я не могу жить так, как живёте вы с Целести. Ты можешь забирать её себе, если хочешь.

— Подожди, что? Что ты имеешь в виду, что я могу забирать её?

— Мы больше не вместе. Если хочешь её — действуй.

— Стоп, почему ты думаешь, что я собираюсь сделать это?

— Ты не моногамен. Вы с Викторией нравитесь друг другу, а мы с ней больше не встречаемся.

Разговор продолжался в этом духе около часа и закончился без какого-либо результата. Всё, что я уловил из него, это то, что Уиллу больно, его любимая предала его и почему-то именно я несу ответственность за все грехи мира. Вскоре Уилл вообще перестал разговаривать со мной.

Это было моё первое столкновение с тем, что социолог Элизабет Шефф, почти двадцатью годами позже, назвала «страхом возможности полиамории», тем, что просто живя немоногамно, я становлюсь громоотводом для чужих обвинений, неуверенности и враждебности. Но не последнее. Со временем это стало повторяющейся историей: люди обнаруживали, что мы с Целести женаты, но не моногамны и решали, что это каким-то образом делает нас ответственными за все проблемы, с которыми они сталкиваются в собственных отношениях.

Я впервые столкнулся со словом «полиамория» в начале 1990-х. Я заинтересовался новостными группами Usenet, ранней и довольно примитивной формой общения в Интернете, и нашёл группу, называющуюся «alt.polyamory», посвященную обсуждения необычного нового подхода к отношениям.

Я стал общаться в этой группе, размещая там свои мысли о полиамории и вступая в дискуссии с другими людьми, которые разделяли со мной этот новый способ строить отношения. Большинство тех, с кем я там общался, делали приблизительно то же, что и мы с Целести: у них были «основные» отношения, часто брак, и «дополнительные» отношения. Обычно основная пара устанавливала границы того, на что должны быть похожи прочие отношения, порой — очень жёсткие. Право вето, то есть возможность одному участнику пары прекратить отношения другого, встречалось особенно часто. Пары без права вето попадались очень редко.

Эта группа новостей была моим первым контактом с людьми, пытающимися делать то же, что и я. Внезапно, практически за одну ночь, я перешёл от одиноких попыток самостоятельно создать новый вид отношений к общению с другими людьми, со множеством людей, которые прокладывают этот новый путь вместе со мной.

Возможность делиться своими переживаниями была крышесносной. Я чувствовал себя примерно так же, как когда-то в Небраске я, склонившись над своим древним компьютером с модемом на 300 бод, мог впервые связываться с другими людьми, похожими на меня.

Потом, в 1997 году произошло нечто важное.

Сайт xeromag.com первоначально появился в качестве места, где мы с Гаем писали о нашем зине. Тогда он был маленьким, кривоватым и мало посещаемым, если не считать энтузиастов из сообщества зинов.

Мы договорились написать на сайте немного о нас самих и нашей личной жизни, так что каждый из нас сделал по странице. Я выложил в своём разделе сайта некоторое количество своих фотографий. Я всё ещё участвовал о группах Usenet, которые становились всё менее пригодными к использованию из-за нарастающего потока спама. И, так как я продолжал много думать о полиамории, я решил написать там немного и о ней.

Я писал не для аудитории. Я мысленно разговаривал с самим собой десятилетней давности, с тем человеком, который только начал пытаться строить отношения таким образом и так много делал неправильно. Я хотел сказать более молодому себе: «Это нормально. Ты не один. Хотеть того, что ты хочешь — нормально.»

Я писал о выученных мной уроках. Я писал о подходах к отношениям, которые виделись мне удачными и о тех, что приводили к краху. Я не писал подробностей о своей личной жизни, отчасти потому, что моей аудиторией была более молодая версия меня, отчасти — потому что писать об этом всём было и так достаточно страшно. Вместо я этого я сосредоточился на выводах из своего опыта, на техниках и инструментах, с которыми я познакомился в процессе поддержания открытых отношений.

Я также писал о BDSM, освещая мой собственный опыт в области кинка и то, чему я научился, путешествуя по миру нетипичного секса. Я писал об обсуждении кинка с моими партнёршами. Я писал о том, как непохож оказался этот опыт на то, каким я его себе представлял. Я писал списки того, что может попробовать новичок в этой области.

Эти страницы, посвящённые полиамории и кинку оказались куда более популярными, чем я мог представить. Люди ставили на них ссылки. Они становились посещаемыми, куда более посещаемыми, чем весь остальной сайт, посвящённый журналу. Постепенно сайт превратился в «идеи Франклина о необычных отношениях… да, что-то там ещё о журнале.»

А я стал получать электронные письма. Множество писем. Письма от людей, описывавших свой собственный опыт в области немоногамии. Вопросы о кинке. Просьбы о советах по поводу отношений. Громкие слова о том, как я разрушаю мораль. Предложения секса.

Однажды пришло приглашение посетить ежемесячную дискуссионную группу под названием ПолиТампа. Она была создана в 1997 году лесбийской тройкой, столкнувшейся с сильнейшим неприятием со стороны сообщества геев и лесбиянок из-за их немоногамных отношений. Многие их товарищи были в ярости, некоторые даже обвиняли их в том, что они отбрасывают назад движение за равные права. Так что они создали собственную группу, в которой люди, интересующиеся немоногамией могли бы встречаться, разговаривать и поддерживать друг друга.

Я показал письмо Целести: «Что ты об этом думаешь? Прямо здесь, в Тампе есть другие люди, у которых открытые отношения, совсем как у нас! Мы должны пойти!»