Алсек спрыгнул с уступа, ощупал кусок стены, виднеющийся из-под песка. Это, несомненно, была ти-науанская кладка, разве что выветренная и выкрошившаяся за две тысячи лет. Изыскатель заглянул под корни пустынной колючки – стена продолжалась, полукругом врастая в обрыв. Когда-то она была выше – песок с тех пор насыпался локтя на три.

«Четвёртый могильник,» - кивнул сам себе Алсек, нанося очертания кладки на карту. «Но брешей в нём не видно. Какой же из них размыло по весне?»

- Хссс, - зашипели за плечом.

- Что там, Хиф? – спросил жрец, не оборачиваясь. – Тут четвёртая гробница. На твоей стороне что-нибудь есть?

- Ессть, как не быть, - отозвался жёлтый ящер, неприязненно покосившись на пылевые столбы за холмами. – Ещё две башшни, одна тронута оссыпью – ессть нишши в сстене. Мне кажетсся, это из неё вынессло те коссти и чешшуи.

- Да? Надо глянуть, - обрадовался изыскатель. – А где Аманкайя?

- Играет сс ящерицами, - махнул лапой Хифинхелф. – Осставим пока могильники. Сскоро полдень, пуссть займётсся делом – она сс рассвета не тренировалассь.

Изыскатель кивнул.

- Блокада разума?

- Для начала – хотя бы Подсслушшивание, - махнул хвостом иприлор. – Жаль, Шшафката нет – ограничимсся ящерицами…

От Драконьих Рёбер до ближайшей дюнной хальпы дойти можно было за четверть Акена – и, если прислушаться, тишина пустыни разлеталась вдребезги: шипел ветер на горячих камнях, пересвистывались небесные змеи, вдалеке блеяли напуганные харсули – кто-то из кошек вышел на охоту – а на севере, за дюнными хальпами, взрыкивали куманы и устало перекрикивались их пастухи. Алсек видел с каменного гребня, как загоняют обратно на пастбище самок, сломавших ограду, и копаются в песке, разыскивая свежие кладки. Куманам, неведомо почему, не нравилось откладывать яйца на пастбище – они убегали в пустыню и закапывали их в горячий песок, да поглубже, и если пастухам случалось замешкаться, свист ветра становился громче – стая небесных змей спускалась прямо к новому «гнезду». Проезжая мимо пастбищ, Алсек замечал свежие шрамы и вырванные куски шкуры на плечах и спинах куманов – змеи не только крали яйца, но и кусали ящеров. Поговаривали, что заблудившихся в пустыне животных обгладывали до костей.

Изыскатель приложил ладонь ко лбу, высматривая знакомого кумана, но тщетно – Куши по приказу хозяина держался подальше от дюн, пасся где-то на северных хальпах…

- Хссс! – сердитое шипение заставило Алсека вздрогнуть и скатиться с гребня. Ящер жестом велел ему оставаться на месте, и жрец послушно замер, во все глаза глядя на дно ложбины.

Аманкайя сидела там, в тени скалы, не шевелясь и к чему-то прислушиваясь. Что она могла слышать сквозь платок, намотанный в три слоя, Алсек не знал. Повязка не пропускала и свет, из-под неё виднелся только кончик носа.

Ящерица выскользнула из-под куста Нушти, огляделась, пробежала по песку в полушаге от чародейки и нырнула в расщелину. Аманкайя шевельнулась, запоздало поворачиваясь лицом к зверьку.

- Ящерица? – еле слышно донеслось из-под платка. Хифинхелф усмехнулся и указал жрецу на тот же куст Нушти. Алсек поморщился – рвать одежду о колючки ему совсем не хотелось.

Он на цыпочках пробирался между шипами Нушти и выветренными камнями. Аманкайя повернулась закрытым лицом к нему. Он чувствовал едва заметное холодное дуновение на макушке, и ему было не по себе.

Алсек остановился у крайних листьев Нушти – от них до Аманкайи было не более пяти шагов. Чародейка молчала. Он растерянно посмотрел на Хифинхелфа – ящер покачал головой и указал изыскателю на камень в трёх шагах от колдуньи.

«Аманкайя!» - Алсек старался думать громко и отчётливо, даже пошевелил губами. Чародейка поворачивалась вслед за ним – чуть с опозданием, но вполне уверенно… и молчала.

«Боги! Выходит, я тихо думаю. Чего не знал, того не знал…» - сдержав расстроенный вздох, Алсек шагнул к камню и едва не упал. Шнурок с амулетом-когтем зацепился за лист Нушти и выскользнул из-за пояса, увязнув в песке. Жрец прикусил язык, чтобы не помянуть никого из тёмных богов, и нагнулся за когтем.

- Алсек! – вскрикнула Аманкайя. – Как ты подошёл так незаметно?

На каменном гребне Хифинхелф насмешливо пошевелил раздвоенным языком. Алсек показал ему кулак.

- Аманкайя, ты же слышала кого-то, когда я шёл от стены к стене, - он подобрал коготь и вернул на пояс. – Ты поворачивалась за мной… Сейчас ты меня слышишь?

Колдунья прислушалась и растерянно покачала головой.

- Какой-то гремящий туман, как от реки на порогах, и больше ничего. Я слышу нескольких сытых ящериц и одну голодную, сверху очень много голосов, но все о еде, вон в той стороне – Хифинхелф, и ему весело. А тебя я не слышу. Алсек, ты думаешь, это из-за амулета?

Изыскатель положил коготь на уступ скалы, сам отошёл от него на пару шагов.

- Аманкайя, а саму эту штуку ты слышишь? – осторожно спросил он. «Если эта ерунда живая – лучше прикопать её в могильниках,» - покачал он головой. «Только неупокоенного Скарса мне ещё не хватало…»

Колдунья подняла руку, потёрла висок и пожала плечами.

- Я слышу, что ты недоволен. Но шум тоже слышен, только он стал тише. Ничего внятного, просто гул. Если это Куннаргаан, и он не ушёл в Кигээл… может, Нецис мог бы с ним поговорить?

- Да он в любом случае договорился бы, - тяжело вздохнул Алсек, подбирая амулет с камня. – Ладно, хочет гудеть – пусть гудит. А тебе пора отдохнуть.

В скалах Драконьих Рёбер были не только могильники – в жаркие дни в маленьких, но глубоких пещерках прятались сегоны. Сейчас жёлтые кошки покинули скалы, и в одной из пещер устроил кладовую Хифинхелф. Сушёный меланчин, свежие листья Нушти, копчёные фамсы, твёрдые, как палки, - припасы изыскателей приятным вкусом не отличались. Алсек кое-как нагрел воду в горшке, но кипятить её столько времени, сколько варится похлёбка, он даже не рискнул. Толчёные листья Нушти, перемешанные в горячей воде со всякой всячиной, слегка напоминали Алсеку варёных медуз – но за лучшей едой пришлось бы возвращаться на северные пастбища.

- Нецис оценил бы, - хмыкнул Алсек, разглядывая зелёную похлёбку. – Хиф, а ты уверен, что местные ящерицы несъедобны? Сегоны, вон, не травятся…

Маленькая жёлтая кошка-разведчик заглянула в ложбину, повела ушами, принюхалась к запаху полусырой зелени и растаяла в воздухе. Алсек едва успел заметить кончики её крыльев и усмехнуться про себя – сегона листьями не накормишь…

Хифинхелф недовольно шипел, отрывая колючую поросль от древней стены. Алсеку померещилось, что ящер высматривает, где бы посадить этот кустарник, и он отобрал у иприлора колючки – «на дрова сойдёт». Слежавшийся песок осыпался с уступов, изыскатель ткнул палкой в истрескавшуюся кладку – хрупкий камень поддался, открывая узкий чёрный пролом. Щель, проделанная корнями пустынных колючек, прошла на пол-локтя ниже крыши – тяжёлой каменной плиты, отчасти вмурованной в холм. Хифинхелф, примерившись, ударил заступом – щель расширилась на пару пальцев, из проёма пахнуло застарелым запахом тухлятины, и ящер вздрогнул от холода.

- Что там? Что? – Аманкайя встала на цыпочки, пытаясь заглянуть через его плечо – широкая спина иприлора закрыла и щель, и полстены.

- Сстарые коссти, - шевельнул хвостом Хифинхелф. – Несспокойные коссти. Отойди в ссторонку, тут нет ничего хорошшего.

Алсек взялся за кирку. Толстая ти-науанская кладка поддавалась с трудом – там, где корни трав не искрошили её, она осталась такой же прочной, как в день постройки, и расковырять её было не проще, чем крепостную стену Эхекатлана. После пары ударов, вырвавших из стены по небольшому камешку и щепотке пыли, жрец покачал головой и отложил кирку.

- Хиф, так мы далеко не уйдём. Где-то должны быть ещё бреши, побольше. В эту щёлку вода, может, и втекает, но выносимые кости в неё не пролезут.

- Так сскажи, где они, - сверкнул глазами иприлор. – Это единсственная башшня сс дыркой.

Аманкайя, протиснувшись к скале, заглянула в чёрный пролом и отшатнулась.