— Трахни себя дважды, — мой голос источал мёд. Хотя я ещё не признавала этого,
однако воспаленное ощущение в моей заднице уменьшилось, а несчастное влагалище
оживало.
Мы рассматривали друг друга, сверху вниз, наполовину угашенные наркотой и такие
молодые, ища глупые оправдания, чтобы сделать глупые вещи.
— У тебя есть шанс. Сейчас всё ещё ночь.
— Ещё несколько часов. Затем, да-а-а, я — его.
Он прикоснулся к внутренней стороне моего колена. Никакого давления, только
прикосновение.
— Раздвинь свои ноги, Син.
Я медленно развела свои колени. Стрэт забрался коленями на диван и раскинул их,
наклонился вперед, чтобы поцеловать меня. Он целовался, как мужчина. Так как будто он
отмечал свою территорию языком. Я обернула свои руки вокруг него.
«Только один раз», — сказала я себе. — «Только один раз, я могла бы шантажировать
их тем же способом, каким они шантажировали меня».
Я позволила Стрэту взять меня. Не было никакого другого способа описать путь,
посредством которого он держал меня снизу, надавливая на клитор до тех пор, пока я
78
практически не кончила; затем он замедлился, чтобы держать меня на краю, целуя
правильно и нежно, прежде чем я кончила, а он взорвался у меня внутри.
Только тогда я была удовлетворена.
______________
Примечание:
1 — партии в покер.
Глава 29
1994 год
Вино ударило мне в голову. Казалось, будто Дрю с особым благоговением
вытаскивал на свет записи «Пули и Кровь». Я достала полотенце, чтобы оно впитало воду,
и Дрю спокойно поставил коробки на него.
Я оказалась перед необходимостью сообщить ему о том, что младенец, который нас
разъединил, собственно, мог быть и не его. Мы были небрежны с нашими телами в то
время.
Но когда я увидела, как он вытащил конверт из коробки, и осознала связь, которая
всегда была между ним и его другом, то ощутила реальную необходимость рассказать ему
всё, и ещё более сильную — просто похоронить всё навсегда. Зачем поднимать эту тему?
С какой целью мне рисковать ранить его предательством друга? Я не глупа — думать, что
значу для него больше, моё предательство такое же, как и Стрэта. Единственная вещь,
которой я рисковала, рассказав ему правду — разрушить воспоминания о его лучшем
друге. Я не хотела превращать эту связь в ложь.
Я была труслива. Я задолжала ему правду.
— Дрю. Инди… Я…
Голос молодого парня раздался с вершины лестницы, он кричал по-французски.
Орри кричал в ответ. Дверь хлопнула. Шаги раздались по деревянному покрытию, и
мальчишка вбежал в комнату, рубашка на половину заправлена, рыжие волосы уложены на
бок.
— Какого…?
— Джонатан, — сказала я, замечая, как он превратился в лёд, я была в ужасе от этой
его способности.
— Марджи. Когда ты сюда приехала?
— Это — Дрю. Он работает со мной.
Они кивнули друг другу. Маленький Джон был уже мужчиной — слишком жёсткий
— для его же блага.
— Что случилось? — спросила я. — Ты выглядишь так, будто только что увидел
приведение.
Он сглотнул. Дети приходили в винный погреб, когда им было необходимо вырваться
от всей хрени, происходившей в огромном доме. Иногда, чтобы спрятаться. Иногда из-за
плохого настроения. Я знала, где пряталась Фиона в течение недели, после выдачи табеля
успеваемости, а где Ленни — через каждые двадцать восемь дней, а также Кэрри —
всякий раз, когда папа был дома.
— Я в порядке, — и он стал подниматься наверх.
Дрю отвлекся на конверт.
— Подожди, — сказала я Джонатану. — Попробуй это.
79
Я вручила ему свой бокал вина. Он учился в пятом классе, но уже получил
разрешение дегустировать, и к тому же, я не была готова позволить ему уйти, пока
беспокоилась из-за него. Джонатан взял бокал. Относиться к нему как к взрослому —
всегда срабатывало, и он казался более спокойным, когда вернул мне его обратно.
— На вкус прекрасно, — сказал он.
— Пойдем со мной в комнату хранения на секундочку. Я хочу поговорить с тобой.
Дрю, ты не возражаешь?
— Всё в порядке, — на секунду он оторвался от влажной растекающейся записи и
взглянул на Джонатана. Я не обратила на это внимание. Ни на сильно напряженную
челюсть Инди, ни на его неестественно расширенные глаза. Я просто затащила своего
брата во внутреннее хранилище и посадила его на старинную винную бочку.
— Что случилось? — прошептала я.
— Ничего.
— Джон.
— Что?
— Давай тратить наше время эффективно. Ты собираешься мне всё рассказать. Всё
равно нам надо покончить с этим делом.
Он сжал свои губы, скрестил руки, выпятил челюсть. Я облокотилась на нижнюю
полку и ждала.
— Ты не сможешь рассказать об этом, — сказал он.
— Ты же знаешь, что я не стану.
— Ты должна действительно поклясться.
Иисус! Снова очутиться в начальной школе. Чтобы сделать маленькие вещи более
значимыми. Чтобы думать, что вы обладаете контролем, когда на самом деле нет, а
взрослая жизнь — только слой детства с манерами и привилегиями. Когда ложь походит
на легкие ответы на неудобные истины.
— Хорошо, — сказала я. — Давай сделаем это. Давай дадим обет. Мы поднимем
наши руки вверх и поклянемся, что всё, что мы скажем, останется тайной. Когда мы
опустим наши руки, мы расторгнем обет и вернемся к обычной жизни.
Джонатан подумал об этом секунду, затем с коротким кивком сказал:
— Договорились.
— Но есть другая вещь. Мы не можем лгать. Не тогда, когда обет открыт.
— Хорошо.
Я подняла свою руку, и он зеркально вторил мне.
— Обещание открыто, — сказала я. — Что случилось?
Джонатан глубоко вздохнул и посмотрел в угол комнаты.
— Керри и я были снаружи, когда начался дождь, и мы застряли в домике с
бассейном.
Керри была дочерью одного из папиных партнеров. Она была на год старше
Джонатана и довольно сообразительна.
— Продолжай.
— Мы начали заниматься всякими вещами.
«Иисус Христос, используй презерватив».
«Он не готов».
Джонатан взглянул на меня, на долю секунды отрывая своё внимание от угла, затем
возвращая его обратно. Я не ответила на быстрый взгляд и не сбросила на него гранату. Я
более или менее догадывалась о том, что произошло. Мама и папа были не слишком
откровенны с детьми относительно секса, думая о моём прошлом опыте, приведшим к
раннему краху.
Джонатан выстроил следующую фразу:
— Я думаю, что она сломала его.
80
— Сломала кого? — я знала ответ, но мой рот открылся прежде, чем я успела
подумать.
Он не сказал, но указывал обеими руками в направлении своей промежности.
«Только. Не. Смеяться. Только. Не. Заржать».
— Что заставило тебя думать, что она его сломала?
— Она прикоснулась к нему. Он стал… он стал слишком жестким — это было
сверхъестественно, а затем… — Джонатан посмотрел в потолок.
Мне стоило закончить за него. Поставить его на моё место — не сработает. Он был в
пятом классе, и, хотя он начал взрослеть, Джонатан всё ещё оставался ребенком.
— Он стал твёрдым, затем слишком чувствительным, после того как из него
брызнула белая жидкость?
Глаза Джонатана вылезли из орбит.
— Да.
— Он не сломан.
— Откуда ты знаешь?
— Вы с друзьями не обсуждаете это между собой? Девочек? Секс?
— У меня не было с ней секса.
Я махнула рукой.
— Я знаю. Хорошо. Я только собираюсь поручиться, что он не сломан. С тобой всё в
порядке. Но завтра, если ты позволишь мне взять тебя на ланч, я расскажу тебе почему.
Договорились?
Он глубоко вздохнул из-за необходимости отсрочки: