— Да.

— А до тех пор, держись подальше от Керри О’Нил.

— Хорошо.

— Заправь свою рубашку.

Он сделал это, заправляя полы рубашки за свой ремень так как будто папа находился

в другой комнате. Джонатан стал делать шаги в сторону дверного проёма.

— Джон. Остановись.

— Что?

Я подняла свою руку, затем опустила:

— Обещание закрыто.

— Обещание закрыто.

Мы возвратились в комнату дегустации. Дрю опирался на одну из скамеек: волосы

закрывали его лицо как у рок-звёзд, рубашка, сухая как у адвоката, конверт из манильской

бумаги в одной руке и белый прямоугольник в другой. Дрю взглянул на него, потом на

Джонатана.

— Что? — спросила я.

Дрю только покачал головой, пока Джонатан убегал вверх по лестнице, слегка

покачиваясь.

— Стрэт отправил материал в «Аудио Сити». Я не знаю почему, — Дрю опустил

конверт из манильской бумаги. Старые марки. Загаженный почерк. Он вытащил

содержимое. — Записка для меня и фотография, когда мы были детьми. Он был… Ему

было так больно. Он не мог показать это, поскольку ты была моей. Но… — его голос

дрейфовал в тишине.

— Дрю?

— Когда ты уехала, он вел себя так, как будто это ничего не значит, — Дрю

подтолкнул мокрое письмо ко мне.

Я не могла разобрать многое, кроме своего имени, моего настоящего имени и фразы:

«…она была твоей, но… никогда не хотела этого… ты, как брат мне…»

— Я знал о тебе и Стрэте. Он сказал мне из-за клятвы, — произнес Дрю.

81

— В Нэшвилле.

— Да, но я…

— Поэтому ты вел себя как хрен, когда вы вернулись.

— Я сожалею об этом.

— Я это заслужила.

Дрю посмотрел на фото, встряхнул его, сжал губы вместе и протянул мне

фотографию, как будто это была самая тяжелая вещь, которую он делал в своей жизни. Я

взяла фото, но продолжала смотреть на Дрю. Я понятия не имела, почему он выглядел

таким обеспокоенным.

— Что это? — спросила я.

— Просто скажи мне, что ты видишь.

Я посмотрела на фото.

Два мальчика примерно лет двенадцати, руки на плечах, пригородный тротуар

растянулся позади них. Я узнала молодого Дрю МакКаффри по начесу его волос и по

форме глаз.

А другой мальчик? Я узнала и его. Я знала, кем он был. Это был Стрэтфорд Гиллиам,

ребенок с ещё только несколькими годами жизни впереди, но это был не тот ребенок,

которого я узнала. Стрэт выглядел как модель трехмерного ребёнка из моего дома,

нанесенная на двухмерную поверхность фотографии.

Я сглотнула. Это не входило ни в какие рамки.

— Это — совпадение, — прошептала я.

«Только в том случае, если Стрэтфорд Гиллиам не трахал мою мать».

У меня в голове не укладывалось: двенадцатилетний Стрэт был клоном моего брата

— Джонатана.

«НЕТ! По-другому. Джонатан выглядел точно также, как и Стрэт».

Я оторвалась от фотографии. Дрю стоял надо мной, с таким лицом, как будто он знал

что-то, чего не знала я.

— Имя твоей семьи пришло из Дублинского офиса. Приемная семья твоего младенца

предъявила иск твоему отцу за нарушение контракта.

— Я не понимаю.

«Правда?»

— Они никогда не использовали твоё настоящее имя. Я предполагаю, чтобы

защитить тебя. Потребовалось так много времени, чтобы выяснить это.

— Там было два младенца.

— Мы проверили публичные записи. Восьмой ребенок твоей матери родился

мертвым.

Я отступила назад, закрывая свой рот, чтобы не закричать. Подсчеты внезапно стали

иметь смысл. Больной грёбаный смысл.

— Я не знал, что я найду здесь, — сказал Дрю. — Но я не думал, что это будет так.

Я думал, что это будет проще. Только пока я не увидел…

Я больше ничего не слышала. Просто мой младший брат…

«…мой сын»

…голос в моей голове раздавался по-французски с совершенным звучанием. Пока я

видела линии его тела, наложенные на Стрэта…

«…его отца»

…и лицо, которое явно было из того же генофонда.

Я просчитывала свои чувства. Слышала голос и видела лицо. Чувствовала новый

младенческий запах, который казался моим собственным, и знала, просто знала, что он

был моим.

— Я не могу, — мое дыхание стало прерывистым. Меня бросило в дрожь.

Дрю схватил мои запястья.

82

— Марджи.

— Я не смогу рассказать ему.

— Ты не можешь…

— О, боже.

— Ш-ш-ш. Всё будет хорошо.

Дрю попытался обнять меня, но я оттолкнула его и побежала. Я бросилась наверх по

узкой лестнице в хаос, творившийся на кухне.

«Сколько людей было в танцзале? Пятьдесят? Сотня?»

— Марджи? — спросил Орри, держа часть сырой рыбы в своих толстых руках.

Каждый на кухне посмотрел на меня, сотейник застыл посередине в смятении,

режущие ножи, дуршлаги, пропускающие утолщенную крахмалом воду через дырочки.

Я услышала неуклюжие слоновьи шаги Дрю, поднимающегося из погреба.

Загнанная в угол.

«Мой брат — это мой сын».

Я даже не знала от чего я бежала. Я была как паук в банке. Я не могла выбраться

наружу. Не выбраться, даже на восьми ногах, и вновь продолжала скользить по стеклу

обратно.

— Марджи? — позвал Дрю.

Прошла секунда, и ещё одна; каждое чувство, которое, как я предполагала, осталось

в прошлых нескольких десятилетиях, было сброшено на меня. Я чувствовала, как моё

ядро ломается под давлением, как внутренняя часть меня стала больше, чем моя внешняя

сторона, медленно уступавшая дорогу микротрещинам. Я не могла допустить этого здесь.

Не могла сломаться перед смотрящим на меня штатом кухонных работников и Дрю,

поднимающимся по лестнице.

Я выбежала из кухни, следуя карте из своего детства: через утреннюю комнату,

библиотеку, детскую игровую и комнату для завтрака в задней части дома. Я бросилась

вниз по деревянной лестнице к берегу, где я практически развалилась на холодном песке.

Я не чувствовала своих ног и продолжала бежать к стене из звука и воды. За горизонт. В

темноту в предместьях огней цивилизации, где вода сглаживала землю.

Я упала на колени в воду, и пик прилива застыл в моих ушах. Я осталась в воде и

плакала. Я оплакивала то, что я сделала со сладким Дрю. Все поступки, как если бы у

Стрэта не было чувств. Своего сына, которого у меня никогда не было, которому я никогда

не причиню боль, рассказав правду. Моих дезинформирующих родителей, которые

потеряли младенца и взяли моего в свои сердца.

Гребень следующей волны достиг меня, обрызгав с головы до ног. Я не была

достаточно подготовлена к этому. Никто не был. Но я не оплакивала себя. Я оплакивала

всех, кому причинила боль.

Возможно, вода становилась громче, чем я думала, задувая в мои уши так много, что

мои легкие чувствовали боль, а земля закружилась подо мной. Меня затягивало в космос,

в когтистый влажный песок, покрывая грубой солью и пеной. Море зажало в тиски,

выбивая из меня воздух там, где Дрю взял меня на руки.

Он опустил меня на песок, и его голос стал смыслом посреди хаоса океана.

— Марджи?

Он казался серым размытым пятном.

Мои глаза не могли сфокусироваться.

Моя грудь не могла удержать легкие, и я закашлялась.

Втянула воздух.

«Я тонула или кричала так сильно, что не могла дышать?»

Его руки на моих щеках.

— Поговори со мной, — попросил он.

— Мне хочется вырвать своё сердце из груди.

83

Я осознала, что схватила перед своей блузки, как будто я на самом деле хотела

вогнать когти в собственную плоть.

Дрю взял меня за руки, наклоняясь.

— Всё хорошо. Марджи. Ты слышишь меня?

— Да. Прости. Я была так юна. Я поставила тебя в ужасное положение.

— НЕТ. Не смей! Никогда не обвиняй себя. Никогда. Я был тем, кого надо было