Я осторожно отложил планшет в сторону. Читать дальше не было ни сил, ни уверенности, что я выдержу, не сорвавшись и не разбив невинную вещицу. Я прикрыл глаза, откинувшись в кресле. Мне было жарко и холодно, в голову бил гнев и... Хватит, Мефодий. Это прошло. Этого - нет.
'Такова жизнь' - я мог бы сказать это. 'Таковы люди' - я мог бы согласится с этим. Но не стану.
Потому что именно это было той причиной, по которой я впервые столкнулся с Иркой, дав по зубам пытавшемуся сломать ее коляску выродку. Потому что именно поэтому я в десять лет отправился в хоспис, желая помочь хоть чем-то, начав добровольно убирать дом смертельно больным старикам, уже потом перейдя к потугам на медицину. Потому что именно тогда я встретил...
Хватит. Это больно не то что вспоминать - об это больно даже думать.
- За что, Меф? - я посмотрел на Ирку. - Почему они... - она прервалась, взмахнув рукой.
Ирка плакала. Всегда стальная Ирка, умудрявшаяся даже во время анализов и профилактики оставаться спокойной, даже биопсию выдерживавшая с напряженной улыбкой на лице, плакала. Потому что человек, хороший в сущности человек, мертв. И потому уже ничего, совершенно ничего нельзя сделать. Было бы так просто начать проклинать стражей и свет в целом. За то, что не пришли, не спасли, не помогли... Но ведь это будет ложью. Не они не помогли, а мы. Люди сами это устроили, и сами же сплясали на костях. Я не знал, что я должен ответить. Потому что среди людей есть мрази? Она это знает, я это знаю. Сказать, что ей это не угрожает? Это будет ложью, да и откровенно лицемерно по отношению к погибшему. И кто знает, а остался ли с ним его эйдос, не продал ли он его за билет до Москвы?
Ирке повезло - у нее есть Бабаня и, в меньшей степени, я. У нее есть что-то кроме компьютера и книг, пусть даже у меня получается приходить не так уж часто. Она еще не столкнулась с настоящим общественным презрением, в конце концов, из дома она выходила только в моей компании, а всех дегенератов в ближайших дворах я уже унял, пусть и не слишком красивыми методами... Ну, тут уж что рост и сила позволяет.
Но сколько таких - больных, искалеченных или просто невезучих, в мире? Сколько таких случаев остается за кадром, стихая в безызвестности? Не знаю. Не хочу знать... Должен знать. Должен... Я...
Жар, бьющий в голову, становился невыносимым. Жар, в котором виднелись изумрудные искры. ХВАТИТ!
Я должен это знать. Просто, чтобы остаться человеком. Просто чтобы в один миг не сказать 'пусть эти выродки уже сдохнут, только жить мешают'. Просто чтобы в один день не закрыть глаза на происходящее, не пройти мимо... Не позволить комиссионерам купить душу бедного человека в обмен на миг надежды.
Я не находил в себе сил даже обнять Ирку - это каждый должен пережить в одиночестве. Просто молчал, сжимая кулаки до боли, до красных ногтей и белых пальцев. Ведь дело даже не в одной истории одного человека, а в том, сколько таких историй происходит мимо. Возможно - даже в эту секунду.
Вздохнув, я посмотрел в окно. Дождя все еще не было, и посреди ночного двора только ветер гонял по стоянке пакет от чипсов. Мне было еще хуже, чем раньше. Зато теперь это была правильная боль - сочувствия, а не самокопания или стоны о своей неудачной судьбе.
Почему-то я был уверен, что в тот миг, когда перестану чувствовать эту боль, помогать будет нужно уже мне. Только вот будет поздно.
***
- Подходим, подходим, не задерживаем очередь, - ближайший комиссионер отчаянно выдохнул, и подошел к стойке. Все пластилиновые сволочи толкались, дрались и делали все возможное, чтобы попасть в очередь, ведущую к Улите - и не зря.
В меня уткнулся полный ужаса взгляд духа, аккуратно выложившего три эйдоса на стойку. Ну когда же вы научитесь...
- Эйдосы ныкаешь от Мрака, тварь? - хамить было неприятно, но необходимо - любое хотя бы нейтральное отношение эта мерзота воспринимала, как слабость.
Комиссионер задрожал.
- Н.нет, вашблагородие, повелитель наш! Никак не смею, и думать не могу о таком! - ага. А истинное зрение меня обманывает.
Я схватил не успевшего отпрянуть духа за воротник, и оторвал вторую пуговицу на подкладке. К ней с задней стороны была прилеплена пластелином пурпурная песчинка.
- А это что, выродок? - я вздохнул и поднял руку, на которой уже привычно появился туман. Это заклинание было будто бы создано для уничтожения комиссионеров - от них не оставалось никаких следов. Правда, по словам Арея, это только отправляло их обратно в Тартар на сто тысяч лет, но большего и не нужно. - Саботаж, вредительство и утайка эйдосов. Сим приговариваю тебя к возвращению в Тартар.
Щелчок - и на месте духа остается только горстка пыли, а неучтенный эйдос отправляется ко мне в карман. Позже я положу его в пакетик к другим душам, что у меня получилось вырвать.
- Следующий. - к стойке подошел еще один дух, смотря на меня с ненавистью и ужасом.
Я вздохнул и приступил к работе. Это был уже третий час приема, и пока что получилось испарить только сто шесть комиссионеров да пятьдесят суккубов - мало, чертовски мало. Так как я не мог совсем уж беспределить, пришлось начать читать инструкции. И оказалось, что норму добываемых в неделю эйдосов может устанавливать и резиденция, Главная Канцелярия устанавливала только не снижаемый порог. Воспользовавшись этим, я установил запредельный минимум в сто эйдосов с рыла, к выполнению которого никто не мог приблизится и близко, а потому закономерно по истечению недели отправлялся обратно в ад, не успев накопить опыт и стать опаснее для людей. Вообще-то то, чем занимаюсь я, иначе как вредительством и не назвать. Все опытные и просто талантливые комиссионеры московского отдела под самыми разными предлогами пошли под нож, и эффективность просела еще сильнее, что меня дико радовало. А самое главное - я соблюдал все инструкции, и вряд ли меня стали бы прижимать по ним - если Арею вообще есть дело до эйдосов, не попадающих к нему в дарх.
Сказать, что я чувствовал себя искупавшимся в дерьмо после того, что делал - не сказать ничего. Эйдосы, все-таки прошедшие мой ценз, упакованные в коробки и готовые к отсылке в тартар... Один их вид доводил меня до отчаяния. Их количество уменьшилось, и фиолетовых, и без того попавших бы в Тартар, среди них стало больше, но... Все еще попадались голубые, все еще сверкал перламутр, и я ничего не мог с этим сделать. Право слово, провожать людей в хоспис было куда проще. Там все заканчивалось смертью, здесь же спасения не было как такового.
Наконец прием закончился, и я откинулся в кресле, устало прикрыв глаза. Мне было тяжело дышать, да даже мысли скользили в голове с усилием. Мрак резиденции давил, обволакивал и стискивал тысячами темных щупалец, от которых не получалось закрыться. Каждый раз, выходя из здания, я чувствовал себя морально изнасилованным, но это даже это не было худшим. Временами я ловил себя на не характерных мыслях. Это были как мимолетные вспышки - только что я бы спокоен, а в следующий миг мне до безумия, до дрожи в руках хотелось убить или искалечить того, на кого падал взгляд. Такие приступы были мимолетны, и их получалось перебарывать, но я понимал, что моя психика идет в разнос - постоянное воздействие тьмы просто не получалось заблокировать. И это... пугало.
А еще я снова замечал кислотно-зеленые искры.
- Чего приуныл, Меф? - до меня донесся голос Улиты.
Вздохнув, я оторвал голову от стойки и открыл глаза. Женщина с легкой тревогой смотрела на меня, покачав головой.
- Что вообще означает 'Наследник мрака'? - я имел довольно смутное представление, и мне было интересно. Примерно так, как больному интересно узнать свой диагноз.
Улита задумалась, качнув котлетой на вилке. На ее стойке стояла коробка с солеными огурцами и, почему-то, конфеты. Такс... Не, не беременная, просто кулинарная извращенка. Истинное зрение не лжет, тень зарождающегося эйдоса я бы заметил и за пятьсот метров - накопился уже опыт. Окончательно сформируется он месяцу к девятому, к слову.
