Я ждал, пока он закончит, и спустя почти минуту мужчина успокоился, щелчком пальцев материализовав длинный футляр, обтянутый толстой черной кожей с парой темных пятен. Даже думать не хочу, чья это кровь.
- Тогда первым убей Тухломона. - я не понял, шутка это или он говорит серьезно, так что открыл футляр.
На бархатной красной ткани лежал меч - длинный полутораручный меч. Навершение рукояти в виде шара, обмотанная черной кожей рукоять, простая гарда, чуть расширяющаяся к концам. Арей кивнул на него, и я послушно протянул руку к мечу - отказ тут не подразумевался. Прикоснулся к рукояти - и тут же оторвал руку, неосознанно отведя ее себе за спину. Сердце вспыхнуло адской болью, к горлу подкатил ком - и я, не выдержав, встал со стула, подбежав к двери. За спиной раздался тихий вздох, и со звуком от еще одного щелчка рядом со мной появился какой-то тазик, почему-то наполненный водой, куда меня и вырвало.
Наконец я, с трудом отдышавшись, встал, но на футляр я смотреть больше не мог - к горлу подкатывал комок. Это было, словно прикоснутся к чему-то даже более мерзкому, чем разложившийся труп. Большего отвращения я не чувствовал ни разу в жизни, и меня выворачивало от одной мысли о том, что это можно взять в руки.
Если меч Арея был поглощающим все вокруг сгустком тьмы, то это - мерзким, склизким паразитом, буквально вцепившимся в мой эйдос при первом же прикосновении. Сердце все еще болело, я почти чувствовал прикоснувшиеся к нему склизкие, жадные щупальца.
- Это ж что с тобой будет, когда дарх оденешь... - до меня донесся задумчивый голос Арея. Задумчивый, но ничуть не удивленный. - Как тебя вообще занесло в нашу контору, Меф? Это, между прочим, меч Древнира, самый светлый артефактный меч, который только есть у мрака, и сильнейший из попавших к нам мечей, - он на миг задумался. - Если меч вообще возможно назвать светлым.
Я вздрогнул.
- Это - гребаный паразит, а не меч. Можете хоть прямо сейчас на улицу вышвырнуть, но я до него больше не дотронусь. - хотя... Судя по увиденному, тут вообще все - паразиты. Господи, в какое же дерьмо я вляпался.
В кабинете повисло молчание. Арей задумчиво посмотрел на свой двуручник, а потом отрицательно покачал головой. Да его меч я даже не подниму, хотя... Да он меня сожрет, когда я до гарды дотронусь.
У моих ног упал еще один меч. Тоже бастард, только теперь гарда была покрыта позолотой, а ручка была железной с деревянными вставками каштанового цвета. Моя рука замерла, не решаясь преодолеть последний миллиметр до рукояти. Зажмурившись, я все-таки схватился за холодную сталь... И в руку ударил ровный электрический заряд. Пальцы онемели, но все-таки это было куда лучше, чем прошлый вариант.
- Обычный меч, только зачарован неплохим магом лет триста назад. Темным, разумеется. - Арей вздохнул. - Меф, мечом Древнира можно убить кого угодно - хоть бога, хоть стража. Этой зубочисткой ты меня разве что поцарапаешь.
То есть я сам урезаю свои шансы на выживание в Лабиринте в несколько раз. Отлично. Я вспомнил то, что почувствовал, прикоснувшись к этому невероятно могучему мечу... К дьяволу ваши убивающие богов игрушки. Была бы моя воля - вы бы тоже туда отправились, но ведь хрен там.
- Благодарю за предложение, но нет. Этот меч меня полностью устраивает, - еще бы бил по пальцам хоть немного слабее...
Арей только покачал головой.
- Воля твоя. Сегодня учишься не дергать пальцами, держа меч, завтра начнем тренировки. - Арей внимательно посмотрел на меня. - Свободен.
Вздохнув, я вышел из кабинета. Там уже не было ни следа оставшейся от комиссионеров пыли, только Улита странно затихла, и смотрела на меня широкими глазами. Плевать - мне сегодня еще нужно зайти к Ирке, да и пациентов проверить не помешало бы, хотя я и скрепя сердце взял отпуск на эту неделю.
Уйти из мрака совсем не получилось, но покинув резиденцию я почувствовал себя гораздо лучше. А теперь - постараться забыть обо всем этом дерьме. Хотя бы до завтрашнего дня.
***
Если хочешь забыть о своих проблемах - посмотри на чужие. Это правило неуклонно подтверждало свою правильность годами опыта, и безукоризненно сработало и в этот раз. Мне было противно, но я пошел к Ирке именно поэтому. Не потому что соскучился или захотел проверить, как она - потому что мне было нужно увидеть, что может быть хуже, а беспокоить умирающих я ради этого бы не стал.
Что же, я и правда не слишком хороший человек.
По дороге заскочил в ближайший гастроном, наполнив едой пакеты. Уже года три мне было глубоко плевать, чем питаться - еда воспринималась как необходимая питательная масса, которую нужно положить в рот, сделать по возможности пару движений зубами и проглотить, чтобы это тело продолжало двигаться.
Мне было плохо - и я знал, что будет только хуже. Когда ты смотришь на чужие страдания, тебе не становится легче, вовсе нет. И удовольствия ты не получаешь ни малейшего. Просто это позволяет перестать жалеть себя и взять себя в руки. Забить истерику глубоко в подсознание, придавить сомнения чувством вины, снова поставить четкую цель выше минутных слабостей. У меня есть две руки, две ноги, относительно здоровое тело, и, возможно, рабочий мозг. А это уже очень много.
Улицы будто скользили под ногами. Зрение размазалось в цепочку кадров - только что я выходил из резиденции, а уже вхожу в квартиру. Меч так и остался в офисе, не было ни сил, ни желания брать его с собой, даже попросив Улиту накинуть иллюзию.
- О, проходи. - Когда Ирка подъехала на коляске ко входной двери, инерция взяла свое, и моя рука замерла у коляски, задержавшись на миг, будто желая увидеть, как она упадет, впитать это в себя. Впрочем, я сумел вовремя побороть случай порыв, и она даже не заметила задержки.
'Случайный?'
Я закинул продукты на кухню, и пошел в комнату подруги. Бабани, судя по всему, еще не было, и это чувствовалось - квартира была убрана, но... Когда уборкой занимается инвалид - это заметно. Пыль на верхних полках и поверхностях и множество прочих мелочей, заметных наметанному взгляду.
- Что-то случилось? - Ирка была странно грустна и меланхолична в противовес обычной жизнерадостности. Не было дождя, но она смотрела в окно именно так, как смотрят на капли воды, стекающие по стеклу. А еще она словно отстранилась - и это было странно.
Девушка молча протянула мне планшет с каким-то открытым сайтом. Черное устройство блеснуло, отразив свет голубоватой лампы, и я начал читать указанный новостной пост. Какой-то блог, что ли - сложно сказать, у меня на интернет просто не хватало времени.
В программе N на сцену вышел человек без ноги, танцор. Отлично станцевал с партнёршей. В конце номера слово взяли 'судьи'. Главный судья сказал, что человек без ноги его задевает, что это запрещенный приём и только на этом основании жмёт кнопку 'НЕТ'. Вторая судья называет этого ни в чём не виноватого парня 'человек-ампутант' и предлагает ему пристегнуть ногу, чтобы он не пользовался своим преимуществом в виде её отсутствия...
Сначала было краткое описание, и я почувствовал, как хрупкий планшет начал потрескивать, а пальцы налились белым. Я поймал на себе задумчивый взгляд Ирки - и не нашел в себе сил делать вид, будто бы я спокоен.
Судорожно выдохнув, я продолжил читать.
В году M дядя Федор Синекуров приехал на (ныне обширно обсуждаемую) телепередачу 'N'. Он мечтал, чтобы его увидели и не считали пропащим человеком сыновья, он хотел, чтобы его не вышвыривали из детского садика, где он трудился сперва музработником, а потом сторожем, он пытался, наконец, явить миру свои действительно уникальные способности. Выпускник северного музучилища Федор Синекуров тяжело переживал, что жизнь как-то так по-дурацки сложилась, что он, самый одаренный из однокурсников - тренируется виртуозной игре на аккордеоне в селе X, а однокурсники - работают в оркестрах, некоторые даже - гастролируют. Синекуров приехал в Москву и вышел на сцену большой студии 'N'. Он играл на рояле то ногами, то руками, но недолго. Жюри очень быстро нажало кнопку и высказалось один за другим в том духе, что играл Синекуров фальшиво, да и вообще, на рояле в приличном обществе ногами не играют. Вернувшись домой, Федор Синекуров повесился. Я была у него дома, видела село Х, занесенное по грудь снегом кладбище с неразличимой могилой, рассматривала его инструменты и километры видеозаписей подготовки к поездке в Москву, в Останкино. Мне все это время хотелось его остановить, схватить за плечи и заорать: да не езди ты туда, никто там тебя не ждет, никому ты там не нужен. Но останавливать было некого...
