Край рта Арея дернулся, но больше он никак не показал свое раздражение.
- Не передавил ли тебе горб голову, Лигул? Мефодий должен войти в лабиринт в день своего тринадцатого дня рождения, а до него еще почти год. - мечник был напряжен и тьма, окружившая его живым плащом, взбудоражено клубилась.
Горбун ощерил зубы, смотря на старого врага - он держал себя в руках, но ненависть, пылавшая в нем, была почти материальной.
- В этот раз звезда решила появиться раньше. - он вздохнул. - Или Мефодий пройдет Лабиринт двадцать восьмого апреля, или следующий шанс выпадет только через тридцать тысяч лет.
В зале повисла напряженная тишина.
- Он не готов. Абсолютно, - мечник покачал головой. - Лигул, мальчишка слишком светлый. Он не то что меч Древнира взять в руки не может - он и в резиденции теряет сознание. Даже чтобы просто переучить его на темного мага уйдут месяцы, если не годы.
В приемной повисла тишина. Рот горбуна тихо трясся, а в глазах стояла все усиливающаяся издевательская насмешка.
- Слишком светлый, Арей? - голос Горбуна был таким же безликим, но его лицо выражало собой только превосходство.
Барон напрягся, не понимая причин неожиданного веселья горбуна.
- Да, Лигул. - их взгляды столкнулись - уверенность, переходящая в легкое сомнение у Арея и издевательская усмешка горбуна.
А в следующий миг Лигул расхохотался. Громко и почти искренне, во всю мощь легких и нашедшего на него злого веселья.
- Мефодий - светлый? - горбун снова сорвался на смех. - Арей, Мефодий Буслаев стоит от света настолько далеко, насколько это вообще возможно. Дальше тебя, меня - да даже нас вместе взятых, - он перевел дыхание, и его усмешка стала еще шире. - Впрочем, ты никогда не умел разбираться в людях. Иначе бы не доверил семью Яраату, верно?
Искаженное бешенством лицо Арея дернулось, но все-таки он сумел удержать себя от атаки. Это было бы бессмысленно - Лигул бы все равно успел сбежать.
- Моя семья тебя не касается, - тьма вокруг него буквально кипела, и кого-то слабее Лигула распылило бы на атомы от одного ее прикосновения. Но у горбуна был в дархе как минимум десяток тысяч эйдосов, и бурлящая тьма не могла к нему даже приблизиться. - Проваливай, если это все, что ты хотел сказать.
Лигул усмехнулся.
- Почти. У меня для тебя сюрприз, - в руке горбуна появилась тонкая папка бумаг. - Яраат сбежал, убив охрану.
Лицо мечника изогнулось в гримасе настощей, неподдельной ненависти, и папка Лигула, на которую он мельком взглянул, осыпалась пеплом, обожженная черным пламенем.
В зале повисло молчание.
- Удовольствия после дела, Арей. - горбун усмехнулся. - У тебя есть двадцать три дня чтобы подготовить Буслаева к лабиринту. Это дело не мое и не твое - это дело всего Мрака.
Мечник только покачал головой. Горбун просил о невозможном - и они оба понимали это. Нельзя сделать из человека хотя бы среднего бойца меньше, чем за месяц. Даже для Арея, даже из наследника мрака.
Лигул только покачал головой, и щелкнул пальцами. На столе появился черный футляр, заляпанный кровью. Арей, прищурившись, проверил его на сюрпризы. Ничего - ни отложенных проклятий, ни даже простейших сберегающих чар. Простая коробка из дерева, даже не обшитая тканью. Мечник осторожно прикоснулся к крышке, откинул ее - и тьма, проникшая внутрь, вспыхнула белым пламенем. Арей тут же захлопнул крышку, с уважением взглянув на футляр.
- Не ты ли всего миг назад распинался о том, насколько далек Меф от света? - Арей насмешливо, но слегка недоуменно посмотрел на горбуна.
Лигул усмехнулся.
- Если мальчик сумеет обмануть даже этот меч - он пройдет Лабиринт, - горбун покачал головой и неожиданно сварливо продолжил. - Достать его было тяжело - так постарайся не просрать так же бездарно, как эйдос своей жены.
Вспыхнув, Арей все-таки ударил - но меч только безо всякой пользы вонзился в кресло. Лигула в нем уже не было.
Глава 2
Бескрайнее море кроваво-черной жижи. Мутные багровые небеса, закутанные темной дымкой. Вместо солнца в вышине виднеется громадная черная дыра, из которой вязким потоком изливается грязь. Я тону в кровавой грязи. Она затягивает в себя, словно болото, заливается в горло, не дает даже вдохнуть. Обволакивает пальцы, не дает зацепиться или хотя бы вскрыть себе горло.
Ни ровной поверхности, ни проблеска света. Только кровавая грязь, которая заливается внутрь тела, сжигает изнутри, разъедает, и словно стремится сожрать. Миллиарды голосов, сливающихся единый гул. Визгливый плач умерщвляемых собственными родителями детей, стоны подростков, забитых насмерть в уличных драках, рыдания изнасилованных, а затем убитых девушек, проклятия погибших в бесчисленных войнах мужчин, хриплые вопли стариков, которые больше никому не нужны. Стоны задыхающихся евреев и линчуемых негров, глухое отчаяние сжигаемых философов, ярость убивающих за веру воинов. Голоса шепчут, кричат, молят, на всех языках мира, от давно мертвых шумерского и египетского до наречий, которые войдут в обращение только спустя несколько веков.
Зло - только этим словом можно описать этот мир. Кристаллизованное, дистиллированное, чистейшее зло. То, к чему я пришел. То, что я заслужил. Мир, который я со...
Вздрогнув, я с грохотом рухнул на пол, скатившись с дивана. Сердце просто раскалывалось от боли, горло будто бы все еще было забито кровавой грязью, и каждый вдох давался с трудом. Меня колотило, но не было сил даже чтобы просто встать.
В окнах резиденции было темно - похоже, я провалялся до ночи. Потихоньку, понемногу, становилось легче - сердце уже не билось, как сумасшедшее, а дышать становилось все проще. Я оперся правой рукой на диван и рывком встал, облокотившись на стену. Я выдохнул, прикрыв глаза. Голова гудела, накатывали волны жара, уже ставшие привычными, а ноги почти не чувствовались. И ведь Арей предупреждал, чтобы я даже думать не смел спать в резиденции.
Выдохнув, я все-таки заставил себя двинуться по направлению к двери на улицу. Здесь невозможно отдохнуть - тьма резиденции выпьет все силы, что восстановятся, и прихватят то, что еще осталось. Только сейчас я заметил большую коробку на столе рядом с диваном. Обычно я бы и не подумал что-то трогать в этом месте, но надпись маркером 'Мефодию' намекала, что для этого случая придется сделать исключение.
В свете фонарика предмет оказался не коробкой, а заляпанным кровью футляром. К нему была кинжалом прибита записка. Похоже, Арей прицепил сообщение первым, что попалось под руку. Такс... 'Открывать ТОЛЬКО вне резиденции'. Буквы предупреждающе сверкнули красным, а после этого бумажка рассыпалась пеплом. И не зря - даже в такой мелочи я чувствовал личный отпечаток Арея, давящий даже в таких маленьких количествах. Вздохнув, я закинул футляр на плечо. Кисть правой руки привычно болела - меч, зачарованный неизвестным магом, упорно сопротивлялся при каждом прикосновении, и даже просто держать его в руках было больно.
Дверь резиденции хлопнула за спиной, и я почти сполз по стене, дыша во всю силу легких. Никогда бы не подумал что грязный, затхлый, наполненный выхлопами московский воздух будет казаться сладким и живым. В один миг мне стало легче - пропало постоянное давление мрака. Это ощущалось даже без истинного зрения - цвета словно стали ярче, а звуки - громче.
На улице никого не было - даже для центра Москвы пять утра это рановато. Я перешел на истинное зрение. Да, все правильно - сама резиденция находится неизвестно где, за моей спиной только телепортационная руна. Мрака тут нет - ну, не больше, чем просто в мире. Совсем его нет только в Эдеме, наверное. Значит, условие Арея выполняется.
Крышка футляра легко и почти радостно отошла в сторону, и я увидел содержимое. Прямой меч, примерно на ладонь длиннее ставшего привычным полуторника из белой стали. Полоса на рукояти была сделана из странного золотистого металла, и это было единственным украшением - ни гравировки, ни даже навершения. Но, не смотря на этот минимализм, меч чувствовался завершенным.
