Мне почему-то думается именно так, хотя кто их, женщин, знает.

- Ты представляешь, сколько это будет стоить?

- Нет, но не переживайте, я заплачу, - машинально дотронулся до внутреннего кармана кардигана, где лежали деньги побольше одной тысячи, - тем более заворачивать их не надо, просто сложить в пакет.

Ещё с утра мне стало понятно, что нужно сделать с этими розами.

- Хорошо, - кивает, снова не задавая вопросов. – Подожди здесь.

И удаляется куда-то вглубь комнат.

Я же ненавязчиво подошел к шкафу и вытянул оттуда небольшой острый ножик, спрятав его в глубоком кармане. Надеюсь, меня простят за подобную кражу – в магазин идти далеко, а за одним несчастным ножиком и вовсе глупо. Тем более, как будет время - верну обратно.

Тёть Оля возвращается минут через десять с двумя большими пакетами в руках – в каждом роз по сорок, если не больше, и все красные. Вдобавок под мышкой у женщины ещё один пакет, в который она, поставив предыдущие два, собирает остальные розы, избавляя их от пёстрых разноцветных обёрток. Все до одной.

Ставя третий пакет передо мною, спрашивает:

- А все довезёшь? Или много?

- Нет, как раз нормально.

Наверное, обманываю, ведь мне хотелось бы гораздо больше. Как в песне: «Миллион, миллион, миллион алых роз…» Красных. Если бы.

Вздохнув, она назвала сумму и, отдав сдачу на протянутые крупные купюры, вручила ещё две белые розы.

- Это лично от меня. Я же тебя правильно поняла?

Смотрю ей в глаза и понимаю, что правильно. Киваю.

Я не слишком склонен к сантиментам, чтобы тратить на них такие деньги.

- Тогда такси я вызову сама. Это будет чем-то вроде бонуса к оптовой покупке. Договорились?

Спорить я не настроен, поэтому соглашаюсь, а тёть Оля набирает чей-то номер и с кем-то говорит. Человек явно знакомый, так как голос мягкий и такой вот… женственный. Может, это даже тот самый хахаль.

Минут через пять к магазину подъезжает желтое такси, и из него выходит упитанный седоватый мужичок. Вариант с хахалем сразу отпадает, скорее всего, только друг.

- Ох, куди ж тобі стільки?

Бесхитростно называю адрес, идя следом за мужиком, помогающим мне донести и упаковать груз в багажник. Тот букет, который принёс из дома, по-прежнему держу в руке, стараясь, чтобы хозяйка магазина не увидела кровоточащие порезы.

Таксист немного мрачнеет, искренне сочувствуя:

- Хтось з рідних помер?

Нет, но очень дорогой мне человек. А в принципе, может, даже и родной. Только опять же – по духу и немного не так, как Он. Не одна она знала, как это - жить без света в конце тоннеля. Безвыходность иногда ядом пожирает внутренности, а в кромешной тьме могут происходить страшные вещи.

Вместо ответа пожимаю плечами, тем самым показывая, что не могу дать ответ, и сажусь на заднее сидение.

Мать Вани оплачивает мою поездку, напутствуя водителя не занудствовать и не лезть ко мне с неуместными вопросами. Тот только закатывал глаза, почёсывая щетинку на подбородке.

Мы уезжаем.

Откидываюсь на сидение, прикрывая веки. Сегодня определённо необыкновенный день.

- Эй, хлопець, ми вже на місці, - через пару минут окликают меня.

- Уже? – удивляюсь, кажется, я успел задремать.

- Вже, - он достаёт пакеты и, вручив мне их, уезжает.

Ну, понятно, это далеко не самое весёлое место.

Захожу через главные ворота, чтобы через несколько минут поиска найти могилу.

Хоть мы все при деньгах, её могила совершенно обычная - каменная надгробная плита с фото, инициалами и датой рождения-смерти. Особенно устрашающе выглядит кривоватая надпись ниже. У всех дрожали руки…

Делаю шаг ближе, бросая под ноги пакеты и букет, живописно рассыпавшийся по земле. Закрывая глаза, кладу израненную шипами руку на поверхность плиты.

До этого в голове роились тысячи слов, но с этим прикосновением они беззвучно пропали, оставляя после себя целостные фразы:

«Прости, что ослеп».

«Прости, что оглох».

«Прости, что струсил».

«Прости, что сглупил».

«Прости, что упустил».

«Прости, что не заметил».

«Прости, что проигнорировал».

«Прости, что уехал».

«Прости, что не доглядел».

«Прости, что не успел».

«Прости, что не попрощался».

«Прости, что не пришел вовремя».

«Прости, что забыл».

«Прости, что дурак».

«Прости, что несчастлив».

И ещё сотня таких «Прости», которые я не решаюсь произнести даже про себя. Но вместо них я принёс розы – думаю, они равноценная замена. А чтобы прикасаться к ним было не больно и не страшно, я обрежу шипы.

Когда-то давно я читал, что если в могилу к покойнику бросить горсть земли и искренне попросить прощения, то он простит. Только я опоздал на много-много дней. Опоздал больше чем на год. Но ведь это ничего, правда?

Бах! Я явственно слышал звук, с которым с моей спины падает тяжёлый булыжник. Он намного тяжелее надгробной плиты, хотя его вид точно такой же.

Не убирая ладони, смотрю в безоблачное небо. Такое ясное. Вдыхаю воздух полной грудью. Пахнет дождём.

И как я мог жить с ним всё это время? Не представляю.

А теперь розы…

Домой я приезжаю аж в пять часов. Устало скидываю обувь, верхнюю одежду вешаю на вешалку. На душе невероятно легко. Легко настолько, что хочется насвистывать самому себе какую-нибудь весёлую мелодию. Такое чувство, будто я сейчас пообщался с самой Алиной, и она каким-то удивительным образом подарила мне улыбку. Не просто подарила - передала, сама подняла уголки моих губ, а потом растворилась где-то наверху. Не зря небо меня так успокаивает.

Ещё светло, но в кухне зажжён свет, а из комнаты исходит аппетитный аромат. Вспоминаю, что ничего не ел, и желудок подтверждающее урчит.

Тихо захожу в помещение и замираю. Катя в своей высохшей одежде, мурлыкая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, что-то готовит, умело жаря, нарезая и варя одновременно. От такого зрелища мне захотелось тепло улыбнуться и, прислонившись к арке, немного понаблюдать за домашней идиллией. Словно попал в какой-то сериал или туда, домой, где точно так же на кухне готовила мать.

Если раньше я и испытывал какую-то неприязнь к этой девушке, то сейчас она полностью испарилась. Время, проведённое с ней, стоит вот таких вот минут. Даже не минут – секунд, мгновений, поделённых на фрагменты. Это то, что навсегда откладывается в памяти и всплывает только тогда, когда мы теряем что-то важное.

Катя повернула голову и, заметив меня, приветственно махнула рукой с половником.

- Кратчайший путь к сердцу мужчины – через его желудок? – посмеиваясь, спросил я.

Она засмеялась в ответ:

- Как сказать, - чуть смутилась, - это ведь ничего, что я тут хозяйничаю? Ты ушел, запер меня, так что я решила немного помочь. Твоя домработница хорошая женщина, она даже разрешила мне сходить в магазин.

А потом девушка заметила мои полностью исколотые, пораненные руки, которые я так неосмотрительно не спрятал в карманы.

- Это ничего, - покачал головой, стараясь унять её беспокойство. – Розы нёс.

- Такое ощущение, что ты их не нес, а голыми руками рвал, - пробормотала она и, решительно посмотрев на печь, где по-прежнему что-то жарилось и скворчало, требовательно заявила. – Давай сюда бинты и антисептик, всё равно сам не замотаешь.

- Говорю же, ничего страшного, - я поморщился, отходя назад, - сейчас пластырями заклею, и всё будет нормально.

Мы немного посверлили друг друга упрямыми взглядами, но девушка не выдержала первая, со вздохом соглашаясь:

- Хорошо, как скажешь.

Я говорил, что иногда могу быть очень упертым?

К тому же не знаю почему, но эти порезы для меня какие-то слишком личные, что ли. Если бы на месте Кати была Лера, Марина или Вика – Юльчу я в расчёт не беру, так как, скорее всего, она в этом далеко не спец, – я бы согласился, не задумываясь. Понимаю, это было искренним желанием помочь, но будет проще, если я сам.

Захожу в ванную, доставая всё необходимое. Пластырей у меня штук сто, как-то после памятного визита Вани пришло в голову закупиться. Весело – покупал другим, а в результате пользуюсь сам.