Новинки и продолжение читайте на сайте библиотеки https://www.litmir.me

========== Глава 1: Окруженный молчанием ==========

Часть первая: «Пережить прошлое»

Солнце уходит, бьётся осколками дождь.

Осень зовёт – жаль, что глубоко внутри.

А облака, как зачарованный вождь,

Чахнет закат, звезд же – куда ни смотри.

Где ты забыл пазл, частичку себя?

Что ты стоишь? Скоро уйдут поезда.

Дым сигарет. Пафосно «точка». Любя,

Кратко черкнёшь: «Я ухожу. Навсегда».

Холодно. Здесь царствует вечный февраль.

Металл и панк глушат сомненья и дрожь.

С горечью смех: «Мне совершенно не жаль!

Сердце, заткнись, рану былую не трожь».

Как паровоз, куришь одну за одной,

Это судьба и остановка твоя.

Крепко «сожмёшь» солнце свободной рукой –

Пленные здесь любят родные края…

Хочется вмиг к ним обернуться тайком –

К тем, кто сейчас не опечален ничем.

Но обзовёшь горько себя дураком:

Сказке - «the end». А возвращаться… Зачем?

До боли знакомая комната: стол, несколько стульев, плита на четыре конфорки, напротив - холодильник, кухонный гарнитур. Три человека, окруженные молчанием: я, сестра и мать.

Тихие, но оттого более надрывные слова последней: «У меня не может быть такого сына», и моя до крови прокушенная губа.

Вот, чем закончилось безрассудное, сумасбродное признание: «Я гей…».

Мать сначала переспросила - не поверила, решила, это какая-то шутка, но потом отвернулась, дрожащими руками перемешивая что-то в большой синей кастрюле.

Надоело. Честное слово, надоело. Чертовски хочется курить.

Рядом стоит сестра. Тоже смотрит не на меня, а куда-то в сторону окна. Внешне спокойна, но напрочь выдаёт себя искусанными губами. Конечно, она ведь старше меня на целых пять лет, и, раз братец оказался полубабой, вся ответственность теперь на ней. Прости, родная.

А ведь эта тема всплыла совершенно случайно, начавшись с обычной «лекции»: придирки насчёт учёбы, вклада в домашние дела… Примитивно, правда? Думаю, не самый лучший момент для подобного признания… Хах, вернее, очень неудачный. Но я или сейчас, или потом дойдёт из чужих уст. А ведь я не трус, чтобы позорно молчать, поджав хвост.

Черт, реально хочется курить…

Отец отсыпается после работы - задержался в офисе до ночи. Мать тяжело молчит, а сестра… Сестра смотрит куда угодно, только не в мои глаза. Но её тоже можно понять — да кому нужен брат-гей? О нём нельзя поболтать с подружками, им нельзя гордиться, ведь геи - что-то вроде низшего слоя общества, отбросов с неизвестной неизлечимой болезнью. Я понимаю, сестрёнка, но ничего не могу с этим поделать, наш город давно стал для меня чем-то вроде клетки. Клетки в зоопарке, где я по ту сторону решетки. Возможно, кому-то и весело, но когда на тебя устремлены десятки взглядов, злорадно ожидающих малейшей оплошности - напрягает страшно.

Доедаю горячий ароматный суп, а на губах мелькает грустная улыбка. Поднимаю на Дашку взгляд, увидев, как её зрачки расширяются от понимания и удивления.

Запускаю руку в непослушные вихры, встаю. Благодарю за еду отвернувшуюся мать и, не произнеся ни слова больше, ухожу. Просто иду в коридор, натягиваю куртку, кроссовки. Усилием воли сдерживая жгучее желание побежать, выхожу из квартиры.

— И не возвращайся! — летит мне надломанное вслед.

Я не злюсь, совершенно не злюсь, просто…

Чертовски хочется курить. Спускаюсь по ступенькам и иду по тротуару. Едва выхожу из подъезда - лихорадочно шарю по карманам в поисках такой желанной пачки. Её там не оказывается, поэтому от души чертыхаюсь. Зато в белом конверте обнаруживается зарплата от подработки на автомойке – там больше тысячи гривен. Видать, наконец-то отдали прошлую. Сигарета нашлась во внутреннем кармане, там же – зажигалка.

Закуривая, сажусь на единственную лавку возле последнего подъезда. Полупрозрачный дым небольшими облаками вздымается вверх, унося за собой все будоражащие сознание чувства. Успокаиваюсь.

Не помню, с чего началось моё «схождение с пьедестала». По-моему, месяца три назад кто-то где-то прознал, а, возможно, пошутил насчёт моей «голубизны», рассказав об этом всему классу. Они поначалу не поверили, а я на полном серьёзе подтвердил это, поцеловав Тёмку. Да, раньше я был наивным мальчиком-зайчиком: ходил на дискотеки, выпивал с друзьями, а вместо школьных книг читал исключительно случайно найденный слэш, верил в настоящую любовь вместе с пониманием родителей и одноклассников. Глупо, да? Сейчас понимаю - глупо, но на тот момент, подобное будущее казалось очень и очень реалистичным. Я действительно верил. Вот дурак.

И привычный мир рухнул на следующий же день, рассыпавшись мелкими осколками несбывшихся надежд и ожиданий. Снимать розовые очки всегда больно.

Первой сигнальной «вспышкой» стал лучший друг Тёмка. Он, против обычая, не зашел за мной перед школой, а я, когда набрал его номер, услышал в ответ лишь пресное: «Абонент занят», поэтому туда мне пришлось идти одному.

Зашел в класс практически по звонку и хотел, как обычно бывало, сесть к нему за парту, но напоролся на колючий, злой взгляд. Вдобавок его портфель лежал на стуле рядом, будто «занимал место». Всё ещё недоумевая, я сел за следующую пустую парту, раскладывая учебники.

— Машка… Машка, — позвал соседку слева после звучания второго звонка.

Она, на удивление, никак не отреагировала, а когда же я протянул руку, чтобы дотронуться, девчонка буквально шарахнулась в противоположную сторону, едва не опрокинув Галю. И кого бы я ни пытался окликнуть – похожая реакция. Одноклассники обжигали меня нечитаемыми оценивающими взглядами, словно видели перед собой невиданное, неизученное животное. Брата нашего меньшего.

Когда урок закончился, я не вытерпел - вскочил. Хотел схватить Тёмку, чтобы выволочь его подальше, и разобраться, что к чему, но друг…

Ха-ха, бывший друг выдернул руку, быстро стянул любимую куртку, к которой я прикоснулся, и с отвращением выбросил её на пол.

Я, мягко говоря, удивился. Тёмка - невероятно бережливый человек из не слишком богатой семьи, а эту вещь ему привёз двоюродный брат, живущий в Германии. Она сделана из настоящей шерсти какого-то там лесного зверя и очень теплая. В холода Тёма никогда с ней не расставался, а тогда… лишь из-за моего прикосновения…

Зная его чуть ли не сто лет, я запросто смог его понять: по лицу бывшего друга ясно, что к этой куртке он в жизнь не прикоснётся, даже если сейчас январь месяц и придётся идти домой в одном свитере.

- Не трогай меня! - процедил сквозь зубы парень, отходя подальше.

И ушел. Я в растерянности замер: глаза предательски защипало, хотя случалось реветь ещё с первого класса. Но тогда ни к чему было устраивать сцены - в конце концов, я уже в десятом классе, мне шестнадцать, вот, даже паспорт есть. Поэтому всего лишь молча вышел следом, махнув рукой на прощание рядовым «зрителям». А, немного подумав, вообще решил пропустить следующие уроки.

Тогда, прогулявшись, развеялся, понадеявшись – думал, мол, всё образуется. Все привыкнут, что я не такой, как другие, и будут вести себя как раньше. Ведь так же случается в «книжках».

Дура-а-ак, ой, дурак. Ничего ведь не образовалось - наоборот, с каждым днём становилось ощутимо хуже. Из «офигенного рубахи-парня» я превратился в неказистого одиночку. О моей «дурной» ориентации знала едва ли не вся школа, да и как не знать - хотя наше село гордо именуют «посёлком городского типа», оно неизменно остаётся селом - все всё про всех знают. Удивительно, как новости ещё не дошли до сестры и родителей.

Поэтому меня избегали, а если не избегали, то разговаривали с таким выражением… будто делают огромное одолжение. В принципе, ничего, я почти привык. А несколько девочек из седьмых-девятых классов окидывали заинтересованными взглядами, после тотчас прячась за спинами друзей. Странные.

Учителя не обращали внимания, но и родителей не вызывали, наверняка, надеясь на их осведомлённость. У некоторых временами появлялся сочувственный взгляд, но, скорее, это являлось сочувствием к неизлечимо больному.