Одежда, которую я сменила на синий шелк, лежала нетронутой тут же в комнате Элис. (У меня уже был немалый послужной список испорченной одежды. Повезло, что Элис расценила как немалую личную услугу мою просьбу подобрать мне вещи.) И она все еще пахла старым человеческим запахом. Я повесила свадебное платье на манекен и подобрала ее.

Белла-человек пахла безумно аппетитно. Жажда вспыхнула, как только запах коснулся моего носа. Весь мой самоконтроль трещал по швам; он держался только за счет того, что у желания не было направления. Беллы-человека не было здесь, чтобы разорвать ее и выпить из нее жизнь.

Я ощущала только следы людей. Моя собственная одежда и почти пропавшее присутствие человека, доставившего платье. Ни в одном из этих случаев не было ни соблазнительного сердцебиения, ни красноречивого звука необходимого дыхания и нигде рядом не было концентрированного источника запаха жизни — признаков наличия живого человека. Я не была уверена, что бы сделала при встрече с человеком — что бы могла сделать.

Я не думала, что дорога в Украину обойдется без такой встречи. Даже если и так, Элис подразумевала, что церемония будет проводится человеком. Вряд ли у Калленов есть друзья-вампиры, которых они забыли упомянуть, наделенные властью проводить свадебные церемонии.

Я почти могла слышать историю, которую будет рассказывать Элис будущему любознательному пополнению семьи:

— А, мы все состоим в браке. Кроме Эдварда и Беллы. Она выпила священника, и нам пришлось убегать.

Я закрыла глаза и стиснула зубы. Поднесла блузку к лицу. И сделала глубокий вдох.

Чего я хочу?

Крови. Это даже не трудно было признать. Я знала, чего ожидать, и это желание заявляло о себе с крайней интенсивностью, которая превосходила любой дискомфорт от признания.

Но я хотела не только крови, но и других вещей. Я хотела устроить свадьбу без убийства беззащитных украинцев, хотела избежать внимания Вольтури к моим ошибкам, хотела того, что не относилось к крови, — быть с Эдвардом, увидеть мир, изучать вещи, найти способ пробудить волков и сделать обращение в вампира способом спасения жизни в больших масштабах без того, чтобы убивать кого-то или раздражать.

Я не хотела желать крови.

Проблема была в контроле. Мое послушное и отзывчивое вампирское тело не заботилось о том, чего я хочу желать. Это не был тот вид импульса, который говорил моей руке распрямится или ноге повернуться. Не было физического акта, которым можно было бы управлять. Мои мускулы хватали бы то, что я хочу схватить — даже если я ненавидела тот факт, что я хочу этого — до тех пор, пока я не смогла бы противостоять первому желанию при помощи другого, более сильного, на объективном уровне.

Я снова вдохнула. Так притягательно — а для Эдварда еще притягательней — но он сопротивлялся, не выпил кровь из моего остывающего тела, даже когда была возможность. Чего он хотел больше, чем ощутить этот вкус? Больше, чем облегчения от утоления горящей жажды в горле, вспыхивающей ярче при каждом вдохе, что он делал, пока я была поблизости?

Чтобы я была жива и счастлива, а не лежала выпитая на земле, конечно же. Он полюбил меня, как только узнал. Но не сразу же. Что сдержало его в самую первую нашу встречу? Почему, отсидев самый кошмарный урок биологии в его жизни, Эдвард не предложил проводить меня на следующий урок, чтобы увести от людей, утащить в лес и выпить до капли?

Возможно, я должна спросить.

Я отложила одежду, вызывавшую во мне танталовы муки, пропитанную божественным ароматом Эссенции Беллы, и пошла искать своего жениха.

*

Эдвард все еще был в гостиной; я могла слышать его разговор с Элис, пока спускалась к ним. Он подтверждал какие-то подробности своего свадебного наряда, используя незнакомые слова, которые должно быть были техническими терминами по отношению к смокингу.

Они услышали мои шаги, хотя я шла очень мягко.

— Белла! — воскликнула Элис, как только я сошла с лестницы. — Тебе понравилось платье?

— Элис, оно совершенно, — уверила я ее. — Есть еще что-то, что мне нужно сделать?

Она покачала головой:

— Все уже готово. Мне не придется заказывать торт и цветы в последнюю минуту в Украине, поскольку иначе твоя история о побеге и внезапной свадьбе будет неправдоподобна. Да и торт мы все равно не сможем съесть.

— Ты упоминала торт ранее, — вспомнила я с определенными трудностями, — когда впервые попросила переложить планирование на тебя…

— Это было бы возможно, если бы ты выходила замуж или делала бы вид, что выходишь, еще не пройдя обращение, — объяснила Элис, — а теперь ты не можешь есть человеческую еду. Ну, ты могла бы проглотить маленький кусочек, но тебе бы это не понравилось. Так что мы пропустим эту часть, — она вздохнула. — Хотя выбирать торт в магазине было бы весело…

— Кстати о магазинах, — сказала я, — моя одежда все еще пахнет, ну, мной. Я могу справиться с этим… но я бы предпочла не заниматься этим двадцать четыре часа в сутки. И похоже, что я рву ее достаточно быстро и при этом ощущаю себя неловко, постоянно заимствуя одежду у Эсме. Я думаю, что ты не будешь возражать против поездки в город и покупки для меня одежды.

Элис кивнула раньше, чем я договорила третье предложение. Ее улыбка при этом была уж слишком маниакальной, в связи с чем я продолжила:

— Нормальной одежды. Синее платье было милым, но если я буду рвать одежду все так же, то лучше это будут джинсы и тому подобное, понимаешь?

Она надула губы, и я закатила глаза.

— Почему тебе так хочется наряжать меня в такую вычурную одежду, а? Ты же сама не ходишь постоянно в вечерних нарядах.

— По большей части мне нравится покупать их, — смущенно призналась она.

— Организуй благотворительный фонд для выпускных платьев лучших выпускников или типа того, — предложила я, — но я хочу брюки, футболки и все такое прочее, ты же знаешь, что я ношу.

Элис все еще дулась.

— Это тоже могут быть милые штаны, футболки и прочее, — уступила я, смеясь, — если уж тебе так хочется. Но я пока не собираюсь ходить на коктейльные вечеринки.

— Ну лаааадно, — проворчала она, хотя я успела заметить, как ее глаза снова вспыхнули, — вернусь через несколько часов.

С этими словами она вышла наружу.

Я повернулась к Эдварду.

— Пошли посмотрим на фьорды, — предложила я. Он согласно кивнул, и мы побежали к берегу.

*

Фьорды были еще более прекрасны, чем когда они были только суровыми недоступными чертами ландшафта.

Я и в самом деле вопиюще легко отвлекалась. Намереваясь только остаться наедине с Эдвардом, чтобы задать потенциально неудобные вопросы, первое, что я сделала при виде высокой скалы — прыгнула с нее в воду с гиканьем и смехом.

Я нырнула под воду, где мне не нужно было дышать. Вдыхание воды не причинило бы мне вреда, но потом мне пришлось бы выкашливать ее, прежде чем снова получилось бы дышать нормально. Я была менее плавучей, чем в бытность человеком, согласно моим воспоминаниям; однако с новой силой было значительно легче держаться на воде. Я без усилий забралась обратно на скалу, уверенно цепляясь за каждую щель и проделывая новые, когда мне хотелось. Скала поддавалась легко, когда я хваталась за нее. Это было словно держать в руках рафинад — твердый, но легко проминающийся под давлением моих рук.

Подъем обратно на скалу занял у меня около шести секунд. Эдвард снисходительно улыбался мне. Я повернулась, выжимая воду, легла на край скалы, чтобы солнце высушило меня, и посмотрела на Эдварда:

— Я хочу кое-что спросить.

— И что же? — ответил вопросом он, сев рядом и взяв меня за руку.

— Как тебе удалось не убить меня в первый день нашего знакомства? — спросила я.

Рука Эдварда стиснула мою, похоже ему не понравился этот вопрос.

— Почему ты хочешь поговорить об этом?

— Я должна знать, как справляться с жаждой, находясь рядом с людьми. Ты единственный, кто встретил своего певца и не убил его, хотя при этом ранее пробовал человеческую кровь, так что твой контроль — это то, что я должна попробовать воспроизвести. Я поговорю и с Розали, поскольку она была новорожденной, когда убивала людей без того, чтобы пить их, в ее рассказе тоже должно быть нечто полезное. И еще есть Карлайл. Но тебя я хочу спросить первым.