— Ладно, — сказал он когда я открыла дверь, — удачи. Может быть у нас какие-то уроки будут совместные.

Он обнадеживающе улыбнулся.

*

За обществознанием последовали тригонометрия и испанский. Тригонометрия запомнилась тем, что по просьбе учителя я представилась классу. Я должна была ожидать чего-то подобного, но это застало меня врасплох и я пробормотала только некоторые простейшие факты — как меня зовут, мой ник, что я из Феникса и что “собираюсь сесть сюда, никто не против?”. Я села, достала блокнот и записала “вылечиться от страха импровизированных публичных выступлений” в мой список дел сразу после “научиться любить дождь (рак — это плохо!)”.

На тригонометрии я познакомилась с Джессикой Стэнли. Она была миниатюрной девушкой с копной кудрявых черных волос и болтала безостановочно. Мы вместе были на испанском, поскольку она оказалась со мной в одном классе, после чего Джессика пригласила меня сесть с ней и ее друзьями за ланчем. Я села с ней, хотя Эрик махал мне через всю столовую. К этому моменту я встретила достаточно людей, чтобы начать путаться в именах, так что я не запомнила имен тех, с кем сидела, хотя новые знакомые казались приятными. Мне хотелось записать имена и описания для них всех, однако я воздержалась: я избавилась от этого желания гиперграфии, когда моя одноклассница в восьмом классе подсмотрела мои записи, и, возмутившись ее описанием как “маленькой”, бросила мой блокнот в лужу в туалете.

Все хотели знать, как мне понравился Форкс. Я честно сказала, что хорошо будет проводить больше времени с отцом, что мне надо будет привыкать к дождю, и что все, кого я здесь встретила, были вежливы и предупредительны. Им понравилась моя оценка, особенно часть про дождь, с обсуждения которого разговор постепенно перешел на самые популярные темы в мире. Пока Джессика и несколько ее друзей за столом обменивались полузабытыми фрагментами ненадежных метеорологических знаний, я осматривала комнату, где мне придется обедать следующие несколько месяцев. Тогда-то я их и увидела.

“Они” одновременно были и совершенно разными, и, очевидно, в то же время были отдельной группой. Они все сидели за одним столом, и на первый взгляд были совершенно непохожи друг на друга. Там было две девушки и три парня. Один из парней был по размеру, форме и внушительности похож на медведя; он выглядел так, словно планировал поступить в школу по стипендии тяжелоатлета или словно сделал это несколько лет назад, а в столовой сидит чтобы подраться. Его темные кудри контрастировали с медовыми взлохмаченными волосами его соседа, худощавого мускулистого парня, напоминавшего льва. Последний мальчик был жилистым и выглядел моложе их обоих, он был больше похоже на ученика средней школы, нежели на профессионального атлета. Его волосы на свету отливали бронзой, становясь в тени красновато-коричневыми.

Две девушки были непохожи друг на друга настолько, насколько это было возможно, хотя обе были белокожими, женственными и с хорошими фигурами. Высокая напоминала статую Афродиты, украшенную сусальным золотом ее длинных волос. Она уместней смотрелась бы не в школе, а в Голливуде или, возможно, Париже — в общем где-то, где красота является необходимой для работы. Другая девушка была меньше и стройнее чем Джессика. Ее черные волосы были короткими и торчащими в разные стороны. Она была похожа на эльфийку.

Если не считать различий в телосложении и цвете волос, они все были похожи. Они были бледнее меня, причем их бледность была оттенка льда или мрамора. И их лица были похожи. У меня промелькнула мысль, что они могли быть нарисованы карикатуристом, который знал как рисовать только один тип лиц, но это было не так: их можно было различить по лицам — но это было трудно. Не потому что у них было что-то, что было бы присуще им как семейное сходство: они не были похожи как родственники. Но потому, что первое, что приходило в голову при взгляде на любого из них — это “Потрясающе!”. Это включало в себя индивидуальный характер их черт (острый подбородок у эльфийки, несколько слаборазличимых шрамов у льва). Они были слишком впечатляющи, пока я не заметила у всех у них темные круги под глазами, будто они крайне устали.

Эльфийка встала и с грацией гимнастки проследовала к мусорной корзине, куда выкинула свою так и не открытую газировку и столь же нетронутое яблоко. Никто из пятерки не ел, насколько я смогла заметить.

Обсуждение погоды за моим столом начало стихать, что дало мне возможность спросить:

— Кто они?

Джессика посмотрела в том же направлении, что и я, и в этот момент глаза парня, который выглядел моложе всех, на секунду встретились с моими, после чего он снова уставился в никуда. Джессика смущенно хихикнула и сказала:

— Это Эдвард и Эмметт Каллены, а также Розали и Джаспер Хэйл. Девушка, которая вышла из-за стола — Элис Каллен; они все живут вместе с доктором Калленом и его женой.

Парень, который выглядел младше всех, по мере того как она это говорила, отрывал кусочки от булочки, однако я не видела, чтобы он попробовал хотя бы один из них.

— Кто из них Каллены, ты говоришь? — спросила я, искушаемая желанием поделиться впечатлением о “Потрясающе!”, но удерживаясь соображением, что это будет невежливо. — Они не похожи на родственников, — произнесла я вместо этого.

— А они и не родственники, — проинформировала меня Джессика. — Доктор Каллен на самом деле еще молод, ему всего около двадцати-тридцати лет. Они все приемные. Хэйлы — действительно брат и сестра, близнецы — блондины — все они воспитаны доктором. И они всегда вместе — Эмметт и Розали, Джаспер и Элис, я имею в виду.

— Воспитаны доктором? Сколько им лет?

— Джасперу и Розали по восемнадцать, — сказала Джессика, — но они были с миссис Каллен с восьмилетнего возраста. Она их тетя или что-то вроде того.

— Это замечательно, что доктор и миссис Каллен усыновили их всех, — заметила я.

— Возможно, — сказала Джессика, однако ее слова звучали неодобрительно, словно доктор и миссис Каллен ей были безразличны. — Я думаю, что миссис Каллен не может иметь детей, — продолжила она. Я отметила (исключительно мысленно), что Джессика не является, по крайней мере по имеющимся пока свидетельствам, человеком, которому я могла бы доверить свою личную информацию.

Я продолжала украдкой смотреть на привлекательную семью; сложно было этого не делать, хотя все, что они делали — это сидели, разглядывая стены и мешая в тарелках нетронутую еду.

— Они всегда жили в Форксе? — спросила я, ожидая положительного ответа уже потому, что каждый, кто жил в Форксе, жил там всегда — но если бы я увидела этих людей, я бы их запомнила, и это был очень маленький городок…

— Нет, — сказала Джессика таким тоном, словно то, что Каллены и Хэйлы не из Форкса, должно быть очевидно даже тому, кто видит их первый раз, — они переехали сюда два года назад откуда-то с Аляски.

Тот, кто прожил в большом городе два года, уже не считается там новичком, однако в Форксе это не работает — это означало, что я не одна такая. Это немного утешало меня; я считала это внимание полезным, но у меня не было причин ожидать, что кто-то еще новый появиться в Форксе до тех пор, пока я не закончу среднюю школу, хотя было бы удобно, если бы все внимание не было направлено на меня как на новенькую. С другой стороны, меня беспокоило то, что они все сидели только друг с другом, никто не сидел отдельно, причем Джессика, которая казалась типичной учащейся, не обращала на них внимания. Это было не слишком хорошо для моей интеграции, хотя до сих пор меня принимали достаточно хорошо. Скорее всего Каллены и Хэйлы сами решили быть отдельно от других, насколько я могла видеть.

Я посмотрела на их стол еще раз и снова встретилась глазами с тем парнем. Он был настолько красив, что это сильно отвлекало, однако, насколько я могла сказать, несмотря на это, он выглядел…ожидающим чего-то? Или, возможно, разочарованным? Будто что-то, чего он ждал или о чем думал, не происходило.

— А кто из них вон тот, — спросила я Джессику, показав взглядом на него, — парень с медно-русыми волосами?