Она намекнула, но не рассказала подробно про несчастливый конец своей сказки, который она обещала.
Но я была вполне способна понять, что произошло.
Ее жених и несколько его друзей напились, подстерегли ее на пути домой и изнасиловали, после чего, истекающую кровью, оставили умирать.
И тогда ее нашел Карлайл, разбитую и окровавленную, лежащую на середине улицы под неурочным апрельским снегом. Он принес ее домой и обратил — хотя, как заметила Розали, Эдвард возражал против этого (он думал, что она слишком заметна, — так объяснила Розали его поведение; а если до этого он встречал ее лично, то сомневаюсь, что она произвела на него благоприятное впечатление). Между ее криками (которые, как она сказала мне, никак не облегчают боль превращения), они объяснили ей, чем она становится; когда превращение закончилось, она поверила им.
Розали выбрала этот момент, чтобы сказать мне:
— Знаешь, а я ведь почти так же чиста как Карлайл. Лучше чем Эсме, и в тысячу раз превосхожу Эдварда. Я никогда не пила человеческой крови, — в ее голосе ощущалась гордость.
— Почти?..
— Я убила их, — сказала она самодовольно, и я поняла, о ком она говорит — о тех, кто напал на нее. Я не могла ее за это осуждать. — Но я была осторожна, чтобы не пролить их кровь. Я знала, что не смогу удержаться и не хотела, чтобы хоть что-то от них было во мне.
Она описала их смерть в подробностях, которые я сочла несколько излишними, хотя и не пыталась остановить ее. Рассказала, как оставила жениха напоследок, надеясь, что он узнает об остальных смертях и проживет последние дни в страхе. Учитывая, что она нашла его в комнате без окон, с дверьми, похожими на двери банковских хранилищ, а также то, что при нем было два вооруженных охранника — которых она тоже убила — так и вышло. Она украла свадебное платье, которое надела специально для этого случая, чтобы выглядеть более драматично. Но и в его случае она не пролила крови и не пила ее.
Теперь у меня была причина поверить в то, что все Каллены, за исключением Карлайла, раньше убивали людей. Был ли он единственным исключением? Если только он из всей семьи воздерживался, это тоже соответствовало бы утверждению “не все мы убивали людей”. Возможно, у семьи Денали дела обстояли получше. Но здесь был Карлайл, и ни Розали, ни Эдвард никогда не убивали под влиянием минутного импульса. И, по видениям Элис, я хорошо справлялась с ходом адаптации. Может быть, я справлюсь. Если не почувствую уверенности в том, что я в порядке, когда стану вампиром и познаю жажду, просто буду избегать непосредственных контактов с людьми.
— Надеюсь я не напугала тебя, — сказала Розали после того, как завершила свой подробный рассказ об убийстве семи человек (ее жених, четверо его друзей, двое охранников).
— Спасибо, что рассказала свою историю, — ответила я. — не думаю, что у меня есть серьезная причина бояться тебя, если ты об этом.
Розали кивнула.
— Понимаешь, почему я считаю, что ты должна остаться человеком? — спросила она.
Я задумалась над ее историей и над тем, какое отношение к моей ситуации, по мнению Розали, она имеет. Меньше всего было оснований полагать, что она ценит человеческую уязвимость, которую можно было наблюдать в ее истории. Не похоже, что она сожалеет о своих убийствах, за которые я едва ли могла ее винить. Так что получается…
— Вампиры не могут иметь детей? — я неуверенно сделала вывод. И у Розали никогда не будет любимых светловолосых детей, играющих на лужайке рядом с домом…
— Верно, — мягко сказала она. — Ты знаешь, откуда появился Эмметт? Я спасла его от медведя, который порвал его, и принесла домой к Карлайлу — я думала, что не смогу удержаться и не убить его, если попытаюсь обратить самостоятельно. У него темные кудри… ямочки… как у сына моей подруги. Я не хотела, чтобы он умер. Я ненавидела эту жизнь, и была достаточно эгоистична, чтобы просить Карлайла все равно спасти его. И мне повезло. Эмметт — это все, что я могла бы желать, если бы я знала себя достаточно, чтобы пожелать нужного мне. И я ему тоже нужна. Так что здесь… я признаю, это сработало лучше, чем я надеялась. Но мы всегда будем только вдвоем. Мы никогда не сядем вместе где-нибудь на террасе, седые и окруженные внуками.
— Ты молода, Белла, — внезапно сказала она с жаром, быстро переключаясь с ностальгии по тому, чего у нее никогда не было и не могло быть. — Ты не знаешь, чего ты захочешь через десять лет. Через двадцать. Через сто. Не надо, не надо так ударяться в крайности и делать необратимый выбор уже сейчас. Понимаешь? У тебя есть все, чего я хочу — я бы отдала все, чтобы быть тобой и иметь твой выбор, но ты выбираешь неправильно!
Я медленно кивнула. Я никогда особо не задумывалась о детях. Они казались чем-то вроде туманной будущей возможности, которая могла бы быть реализована при некоторых благоприятно сложившихся обстоятельствах. Но Розали была права: как бы хорошо я себя не знала сейчас, я не могла знать, чего захочу в двадцать или в тридцать лет — в независимости от того, человеком я буду или вампиром. И судя по всему, превращение в вампира делало невозможным беременность, которую многие женщины желали столь сильно, что, если не могли забеременеть сами по медицинским показаниям, то тратили тысячи долларов на…
Ох.
Существовало же очевидное решение.
— Карлайл — врач, — ответила я. — Он может взять у меня несколько яйцеклеток до моего обращения и заморозить их. Позже, когда я стану вампиром и если я захочу детей, я просто прибегну к суррогатному материнству. Ты права, Розали, я не знаю, не сменю ли свое мнение по поводу этой идеи. Ты права, что я молода и на самом деле не думала об этом, хотя должна была. Отлично, что ты поделилась со мной своей историей и помогла мне понять, насколько это важно. Теперь,у меня есть выбор, и я могу составить план, в который войдет получение необходимых мне в будущем ресурсов. И когда-нибудь, возможно, я смогу сделать тебя тетей.
Розали выглядела совершенно ошарашенной. Не знаю, почему. Она же училась на врача — конечно, я не знаю, насколько давно это было, но с тремя врачами в семье они иногда должны были обсуждать достижения медицины за последние десятилетия. Существование самой технологии не могло так ее ошеломить. Возможно, ее еще никто никогда не благодарил за хороший совет, и это ее так поразило? Возможно, то, что, несмотря на вампиризм, у меня будет возможность иметь детей, обидело ее?
А потом Розали бросилась ко мне и до того, как я успела закричать или выскочить из кресла от шока или ужаса, она обняла меня.
Это было крепкое объятие, хотя и очень осторожное — не думаю, что у меня потом будут синяки. С удивлением, но уже без страха, я обняла ее в ответ. Она была холодной и жесткой, но почему-то ее все равно было приятно обнимать.
— Спасибо, — прошептала она мне на ухо.
— Пожалуйста, — ответила я на автомате, в замешательстве — за что она меня благодарит? Она отпустила меня и уселась обратно, в ее глазах светилось некое странное удовлетворение.
— Ты позволишь мне помочь? — спросила она. — С яйцеклетками? У меня… у меня не может быть своих детей.. но если ты позволишь мне помочь… пожалуйста, Белла…
— Разумеется, — согласилась я. Вероятно, с ней мне будет удобнее, чем с Карлайлом — я не знаю точно, как проводится данная процедура, но было бы странно, будь это менее интимно, нежели стандартный гинекологический осмотр.
Розали обняла еще меня еще раз, немного крепче и быстрее. Она отпустила меня, улыбаясь настолько красиво, что я задумалась, как я могла подумать, что она красива, когда хмурится, если она может выглядеть так, как сейчас.
— Спасибо, — выдохнула она, поднялась и взлетела вверх по лестнице.
*
Спустя полминуты после ее ухода вернулся Эдвард. Он спустился медленно, словно прогуливаясь, и выглядел до нелепого смущенным. Когда он добрался до стола и сел за него, он все еще выглядел озадаченным.
— Как ты это сделала? — восхищенно спросил он.