— Это все? — спросила я, когда решила, что он закончил.

— Это причины, которые ты можешь счесть вескими, — ответил он.

Я нахмурилась — нехороший знак, если учитывать, какие причины сам Эдвард считал стоящими упоминания или не стоящими его — но не стала дольше на него давить.

— Ладно, — сказала я. — Тогда как тебе такой распорядок по времени? Ты и я объявим всем, что мы встречаемся, — может быть, завтра я расскажу Джессике, а она потом — всей школе. Мы закончим этот год как самая образцовая, тошнотворно-неразлучная парочка во вселенной.

Я закрыла глаза, мысленно рисуя, как должен развиваться сценарий дальше, и продолжила:

— Мы рассказываем, что ваша семья собирается перебраться на лето в Европу, и я еду с вами. Карлайл уже выглядит подозрительно юным для заявляемого им возраста — вряд ли вы планируете оставаться здесь дольше; думаю, что вы собираетесь разделиться, когда закончите школу. Мы могли бы на самом деле поехать в Европу или куда-либо еще, в зависимости от того, насколько любопытным покажется нам Чарли и как вероятно, что нам придется доказывать наши слова — скорее всего, Чарли будет нашей самой большой проблемой, поскольку он интересуется моей жизнью и имеет возможности для выяснения всех обстоятельств. Как только мы прибываем туда, куда собирались, ты обращаешь меня и я начинаю адаптацию — если кто-то спросит меня в эти три дня, то я “заболела”.

— Я могу поддерживать контакты со своей семьей по электронной почте и телефону. Возможно, получится найти вебкамеру с плохим качеством изображения и использовать ее в комнате с плохим освещением, чтобы родные не заметили, что я внезапно изменила цвет кожи и глаз. Тогда я сообщу им, что мы убежали, чтобы тайно пожениться и теперь собираемся на целый год отправиться в супер-долгое свадебное путешествие. Этого должно хватить, поскольку Элис видела меня с глазами новорожденного вампира рядом с людьми, и при этом я не пила их кровь. Потом я поступлю в колледж в таком месте, куда моим родителям будет трудно добраться, возможно в Австралии (если нужно, подделаем документы об окончании старшей школы), и продолжу общение с родителями через электронные средства связи. Мы будем посылать фотографии, где нас будет трудно разглядеть и/или где мы подредактируем изображения так, чтобы я выглядела нормально, и мы оба выглядели бы на свой возраст.

Я открыла глаза. На лице Эдварда была смесь из удивления, надежды и отчаяния.

— Ну? — сказала я.

— Ты собираешься рассказать всей школе, что мы пара? — спросил он.

— Если я собираюсь пройти обращение, это все равно в конце концов произойдет, — ответила я. — И это придаст правдоподобности всей истории. Не могу же я рассказать Джессике все подробности, если хочу, чтобы она осталась жива.

— Интересно, что ты так заинтересована стать вампиром сама, но не хочешь изменить всех известных тебе людей, — с хитрецой сказал Эдвард.

— Это не так, — ответила я. — Было бы замечательно, если бы Джессика, Анжела, Чарли, Рене и все прочие могли бы жить вечно. Но мне нужно предупредить их заранее, с чем это все связано, чтобы быть последовательной. Я не могу заранее быть уверенной, что они согласятся со мной. А если я им расскажу, и они не захотят стать вампирами, то их придется прятать от Вольтури вечно, или же и меня и их убьют за разглашение тайны. Я бы тогда рисковала своей жизнью, чтобы заставить кого-то выбирать между преждевременной смертью или потенциально нежелательной жизнью вампира. Есть ли у меня на это право?

Эдвард кивнул, разочарованный, что найденная им трещина в моей логике оказалась мнимой.

— Скорее всего, Элис видела, что сама идея стать вампиром мне понравится, и поэтому все мне рассказала, — сказала я, оправдываясь. — И думаю, что было бы хорошо потратить время на рассмотрение того, сможет ли она проверить возможные реакции нескольких любимых людей, хотя я уже могу предположить, что мои родители откажутся. Однако я также подозреваю, что если бы ваш ковен внезапно утроился в размерах, Вольтури бы расценили это как своего рода попытку захвата власти. Я определенно не хочу, чтобы они считали нас своими соперниками или типа того. Так что это в любом случае было бы небезопасно делать.

(Я не хотела, чтобы Вольтури думали, что я пытаюсь захватить власть. Возможно, у меня и будут такие планы — но, похоже, они в качестве наказания обычно уничтожали виновного и крайне тщательно следили за секретностью. И Эдвард не был защищен от способностей Аро, их телепата — а я могла иметь такую защиту. Любые подобные планы, которые я могу разработать должны оставаться в безопасности в моей голове, начальные шаги прятаться под другими явными причинами, пока они не будут готовы претвориться в жизнь.)

— Осталась только одна причина, которой я не знаю, — сказала я, — и которая может иметь прямое отношение к делу — это проблема Розали, о которой ты упоминал. Как думаешь, поделится ли она со мной или позволит тебе рассказать?

— Возможно, — сказал Эдвард с надеждой. — Я пойду поговорю с ней.

Он вскочил с места и исчез, взбежав вверх по ступенькам.

========== Глава 8: Будущее ==========

Эдварда не было примерно минут пятнадцать, и я провела это время, записывая разработанный план с некоторыми незначительными улучшениями. Я знала, что Эдвард сможет запомнить все до мельчайшей детали, но я не хотела консультироваться с ним каждый раз, когда что-нибудь забуду.

Я как раз набрасывала на полях блокнота примерный список возможных мест назначения в Европе и не только, когда Розали и Эдвард спустились по лестнице. Она выглядела недовольной, но в целом мирно настроенной, Эдвард же тщательно сохранял нейтральное выражение лица. Он остановился у подножия лестницы, посмотрел, как она подходит ко мне и пошел обратно — предположительно из-за мысли кого-то из них, что разговор будет достаточно личным. Высокие каблуки Розали цокали по паркету, пока она шла ко мне и усаживалась рядом.

— Если верить Эдварду, он не рассказывал тебе, что привело к… этому, — мягко сказала Розали, показав на свое совершенное белое лицо. Я кивнула. — Это не очень хорошая история, — предупредила она, — и счастливого конца у нее нет. Я постараюсь по возможности сократить ее.

На дворе стоял 1933 год, времена Великой Депрессии. Розали было восемнадцать, и она жила в Рочестере с родителями и двумя братьями. Она была прекрасна. Даже будучи человеком, она обладала совершенной красотой. Депрессия не сильно коснулась ее семьи — ее отец работал в банке и был защищен от финансовых неурядиц, поэтому у Розали было достаточно возможностей, чтобы просто бродить по городу в замечательных нарядах, и считать, что все бедные люди, которых она встречала, сами виноваты, что попали в такое положение. Она рассказывала о своей жизни так, словно это была настоящая сказка — она была прекрасной, счастливой принцессой, у которой были свои желания, и она имела все основания верить, что они сбудутся. Соответственно, в один прекрасный день сын нанимателя ее отца начал за ней ухаживать. Она продолжала рассказ, подробно описывая суету при планировании шумной свадьбы и его привычку посылать ей по букету роз каждый день, так что ее дом был переполнен ими, а от нее всегда исходил аромат лепестков роз.

Только один раз Розали позавидовала кому-то: ее подруга, которая вышла замуж совсем юной, в семнадцать лет, уже через год родила ребенка — прелестного мальчика с милыми ямочками на щечках и темными кудряшками. Они не были защищены от экономических трудностей так же хорошо, как семья Розали. Родители Розали никогда бы не подумали позволить ей выйти замуж за плотника, как это сделала ее подруга, хотя сын банкира им вполне подошел. Но подруга Розали была счастлива в браке и у нее был прелестный ребенок. Так что Розали тешила себя мысленными картинами своих собственных светловолосых детей, которые должны были скоро появиться, играющих на газоне вокруг ее дома.

Рассказ Розали казался загодя отрепетированным, как будто она тщательно обдумала все детали, и то, как она будет их описывать, с какой интонацией и какие слова при этом подбирать. Все казалось зыбким и далеким, то ли воспоминанием, то ли заученным наизусть рассказом.