А теперь — что же я собираюсь со всем этим делать?
*
Быстро рассортировав все известные факты, я решила, что рассказать Эдварду о Лоране не будет рискованным. Ведь Денали не брали с меня слово хранить тайну, а Вольтури определенно не заботило, ест Лоран людей или нет, пока он хорошо заметает следы, так что вряд ли они заинтересуются этим делом.
Ну наконец-то появилась проблема, с которой я не должна справляться без Эдварда.
— Но я видела Лорана у Денали, — сказала я, — и его глаза все еще красные.
Эдвард застыл, потом прижал меня чуть крепче. Он не выглядел удивленным, это был жест защиты. Информация не взволновала его, но он понимал, что это может значить для меня.
И опять же, Эдвард относил свои метаубийства, охоту за убийцами, примерно в ту же моральную категорию, что и бессистемный выбор случайного человека на улице как объекта охоты. Я повернула голову, чтобы взглянуть на его лицо — так и есть, на его лице снова было знакомое выражение вины, словно вымаливающее у меня прощение, как будто я какое-то божество. Если я вслух осуждала Лорана, не давая ему никаких послаблений, он считал, что я рассматриваю и его в таком же ключе.
— Не думаю, что это случайности, — продолжила я и описала признаки, согласно которым он планировал продолжительные охотничьи путешествия. — И у него нет удобного способа убедиться, что он охотится только на людей, которые причиняют зло другим, — я прижалась к Эдварду. — Полагаю, что он мог бы проделывать нечто вроде расследования и пытаться находить для своих целей плохих людей, но это маловероятно…
— Ты права, — с усилием сказал Эдвард, — маловероятно.
— Дэвид, возможно, не знает об этом, да и Гарри, скорее всего, не в курсе, — отметила я. — Но остальные должны знать. У них все еще золотые глаза, так что если я не выбрала весьма странное время и они не являются всеядными, если так можно сказать, то это все относится только к нему. Почему они с этим мирятся?
Эдвард медленно заговорил, тщательно подбирая слова:
— Есть несколько возможных причин… Во-первых, у них нет надежного способа контролировать Лорана. Ты не можешь поместить вампира в тюрьму. Нет ничего, чем можно было бы запугать его или вроде этого. Единственное, что можно с ним сделать или не сделать против его воли, это насилие или его угроза.
— Кейт могла бы вырубить его, — возразила я.
— Я уверен, что Кейт в одиночку, или вдвоем-втроем с кем-то из них могли бы его победить, — согласился Эдвард. — Но этот вариант не сработает, даже если мы предположим, что они без всяких сомнений смогут причинить вред Лорану. Если они ранят Лорана, они ранят Ирину — возможно, в буквальном смысле; она может поддержать его в физическом противостоянии. Ты помнишь, как я отреагировал, когда Джаспер пытался говорить о применении к тебе физической силы во время твоего первого контакта с человеком? Это когда ты так многословно требовала, чтобы Джасперу разрешили оторвать тебе руку, если это спасет нашего “подопытного”, и я едва выносил этот разговор. И я не уверен, что я мог бы сделать, если бы он на самом деле ранил тебя. В данном случае Лоран вряд ли будет взывать к рассудку Ирины, поэтому если они захотят напасть на него, им придется разбираться и со своей сестрой.
— Ладно, — сказала я, — они не будут с ней драться, чтобы защитить людей, которых они даже не знают. Но почему тогда Ирина это терпит? Почему не пытается его остановить? Он должен будет ее послушаться.
Эдвард несколько секунд обдумывал мой вопрос.
— Ну, — сказал он, — вторая причина в том, что Денали не относятся к “вегетарианству” так же, как мы. Это Таня придумала так назвать наше поведение, и я полагаю, что она считает его аналогом вегетарианства у людей, когда они едят только растительную пищу. То есть — это личный выбор образа жизни, возможно, с некоторой нравственной подоплекой, но он не стоит того, чтобы за него воевать.
— Дэвид и Гарри… — начала я в ужасе. Глаза Дэвида было бледно-оранжевого цвета, но…
— Они растят своих так называемых “детей” как вегетарианцев, — заверил меня Эдвард, сжимая мою руку. — Я не думаю, что тебе стоит волноваться, что Дэвида или Гарри будут больше побуждать к употреблению человеческой крови, чем Иларио. Их никто не будет останавливать, если они, например, захотят уйти и влиться в ряды обычных вампиров — меня, между прочим, тоже никто не остановил, — но если они останутся с ковеном, вряд ли они так поступят. Да и Ирина тоже, скорее всего, не вернется к человеческой крови. Но для активной проповеди своих убеждений у нее недостаточно мотивации — она не будет рисковать отношениями с Лораном из-за споров о диете. Даже если она и пыталась его в чем-то убедить, она должна была уже многие месяцы назад потерять былой пыл, и, скорее всего, они пришли к нелегкому компромиссу.
— Он убивает людей, — сказала я. — Не свиней, не кур, не коров. Людей. Это не выбор образа жизни, это мертвые матери и отцы, и братья, и сестры, и сыновья, и дочери…
У Эдварда был несчастный вид. Я вздохнула.
— Я не говорю, что тебе нужно вернуться к своей привычке “бороться-за-справедливость-и-заодно-перекусывать”, — заметила я, большим пальцем разглаживая его бровь, — но ведь это совсем другое дело. Я действительно считаю, что совсем другое. Если бы я знала, что Лоран способен отличить хороших людей от плохих, и выбирает только плохих для своего питания, которые похищают детей или поджигают сиротские приюты, или вроде того — тогда эта информация не была бы для меня такой уж важной, в моей жизни есть более приоритетные задачи, чем спасать убийц от наказания. Но если Лоран и ест плохих людей, думаю, это чистая случайность.
Эдвард безмолвно кивнул.
— Третья причина, — мягко сказал он, — это что в мире много вампиров, и сестры и Элеазар не считают своим долгом контролировать Лорана в большей степени, нежели какого-то другого вампира, только потому, что он живет вместе с ними.
Я поняла, что для Эдварда, возможно, мое недовольство Лораном выглядело как ханжество, потому что он не знал, что я подготавливаю основу для свержения Вольтури и прекращения питания людьми. Я попыталась подумать, каким образом можно изменить его впечатление, и при этом не выдать ничего из моих планов.
— Элеазар упомянул о друге Карлайла по имени Алистер, — внезапно сказала я. — Полагаю, он тоже не вегетарианец, при этом Карлайл называет его своим другом.
Он кивнул в подтверждение.
— Ну, насколько у Алистера вообще могут быть друзья. Это самая мизантропическая личность из всех, кого я когда-либо видел, и он может вынести визит Карлайла — своего самого близкого знакомого, насколько я знаю, — где-то один раз за сто лет. Ну и чуть чаще они обмениваются письмами. Последний раз они переписывались в тысяча девятьсот восемьдесят втором году.
— Есть ли у семьи другие друзья, о которых мне следует знать?
Эдвард их перечислил. Питер и Шарлотта из бывшего ковена Джаспера. Ирландский ковен, египетский, еще один — из бассейна реки Амазонки, отшельники Гаррет, Мэри и Рендалл в Северной Америке и Макенна в Европе.
— Конечно, мы встречали и других вампиров, — сказал он. — Случайные встречи, вроде той, когда мы столкнулись с Лораном и его старым ковеном. Но те, про кого я сказал — с ними мы более близко знакомы. По правде говоря, Розали и Эмметт в ближайшее время подумывают отправиться в Ирландию — навестить Сиобан и ее ковен. Раньше это была просто пара, Сиобан и Лиам, но к ним недавно добавился еще один вампир.
— И они все… не вегетарианцы.
Эдвард кивнул с серьезным видом.
— Вампиры-вегетарианцы очень, очень редко встречаются, Белла. Да в общем-то, вампиры — это вообще редкость.
— Кто-нибудь предпринимал какие-нибудь усилия для того, чтобы убедить вампиров, питающихся людьми, больше так не делать? Или все просто ждут, пока они сами появятся — твое возвращение, появление Кармен и Элеазара в Денали, Элис, которая видела себя и Джаспера, как они присоединяются к вам и становятся вегетарианцами?