— Вам, конечно, уже известны подробности смерти моего отца?

— В газетах только об этом и писали целых три дня, — ответил я, — но мне нужно услышать все из первых уст. — Рассказывать особо нечего.

Фредерик Гровер был малорослый стройный мужчина лет под тридцать, одетый как на картинке из журнала «Ярмарка тщеславия». Его почти девичьи черты лица и высокий голос производили не самое выгодное впечатление, но через несколько минут я перестал обращать на них внимание. Он не был олухом. В деловом районе, где он стремительно создавал крупный и оживленный бизнес на акциях и облигациях, не слишком прибегая к помощи отцовских миллионов, его считали проницательным типом. И позже меня нисколько не удивил Бенни Форман, который сообщил, что Фредерик Гровер — лучший игрок в покер к западу от Чикаго. А уж Бенни такие вещи знает. Невысокий человек, сидевший передо мной, был невозмутим, уравновешен и сообразителен.

— Отец жил здесь один, если не считать слуг, — продолжил он, — уже два года, после смерти матери. Я женат, как вы знаете, и живу в городе. В прошлую субботу он отпустил Бартона — Бартон был его дворецким-камердинером последние несколько лет — чуть позже девяти вечера. И велел слугам не беспокоить его до утра. Находился он здесь, в библиотеке, просматривал кое-какие бумаги. Комнаты слуг расположены в задней части дома, и ни один из них вроде бы ничего ночью не слышал.

В семь тридцать утра — то есть уже в воскресенье — Бартон обнаружил отца мертвым. Тело лежало на полу справа от того места, где вы сидите, из горла торчал латунный нож для разрезания бумаги. Нож, кстати, всегда держали вот тут, на столе. Что еще? Входная дверь была приоткрыта. Полиция нашла кровавые отпечатки пальцев на ноже, столе и двери. Но человека с такими отпечатками до сих пор не отыскали, и поэтому я обратился в ваше агентство. С полицией приходил врач, он определил время смерти: от одиннадцати до полуночи. Позже, в понедельник, мы узнали, что утром в субботу отец забрал из банка десять тысяч в купюрах по сто долларов. От этих денег не осталось и следа. Найденные отпечатки пальцев полиция сравнила с моими, а также с отпечатками слуг. Нет никаких совпадений. Кажется, это все.

— Вам что-нибудь известно о врагах вашего отца?

— Не знаю ни одного, хотя они могли быть, — покачал головой Гровер. — Понимаете, на самом деле я не слишком хорошо знал отца. Человек он был очень замкнутый, большую часть времени проводил в Южной Америке — там сосредоточены месторождения, которые он разрабатывал. А от дел отец отошел только пять лет назад. Не удивлюсь, если у него были десятки врагов, но даже Бартон не может сказать, кто ненавидел отца настолько, чтобы убить. А ведь Бартон знал отца лучше всех.

— Как насчет родственников?

— Я наследник и единственный его потомок, если вы об этом. Насколько мне известно, других живых родственников у него нет.

— Поговорю со слугами, — сказал я.

Горничная и кухарка не сообщили ничего, а из Бартона я вытянул лишь немного больше. Он служил у Генри Гровера уже давно, был с ним в Юньнани, Перу, Мексике и Центральной Америке, но, по всей видимости, о делах и знакомых своего хозяина знал крайне мало.

Он сказал, что Гровер не выглядел взволнованным или обеспокоенным перед убийством. Почти каждый вечер он отпускал камердинера примерно в одно и то же время с приказом не беспокоить до утра, так что ничего необычного в субботу не происходило. Бартон не заметил, чтобы Гровер с кем-то общался в течение дня, и денег из банка не видел.

Я наскоро осмотрел дом и окрестности, не надеясь что-либо найти, — и не нашел. В половине случаев дело, поступающее к частному детективу, похоже на это: после совершения преступления проходит три-четыре дня, а то и несколько недель. Полиция ведет расследование, пока не заходит в тупик, пострадавшая сторона вызывает частного сыщика, отправляя его по старому, остывшему и ужасно затоптанному следу, и чего-то ждет… Ох, ладно. Я сам выбрал этот способ зарабатывать на жизнь, так что…

Сейф и стол Гровера были завалены бумагами. Я просмотрел их, но радоваться оказалось нечему. В основном — колонки чисел.

— Я собираюсь позвать сюда бухгалтера, чтобы он занялся гроссбухом вашего отца, — сказал я Фредерику Гроверу. — Дайте ему все, что попросит, и договоритесь с банком — пусть содействуют.

Вернувшись в город, я позвонил в контору Неда Рута и направил его в дом Гровера. Нед — это арифмометр в человеческом обличье. Его глаза, уши и нос так натренированы, что он подметит любой недочет в стопке бухгалтерских книг раньше, чем я успею рассмотреть их обложки.

— Откопай там что-нибудь на Гровера, Нед. Что угодно! Мне не с чем работать, дай хоть что-то — и поскорее!

Были все признаки, что убийство выросло из шантажа, хотя оставался шанс, что в основе лежит что-то другое. Но личный враг или грабитель действовал бы не так: любой из них заберет оружие с собой, чтобы не обнаружили на месте преступления. Конечно, убить Генри Гровера мог кто-то из слуг или сын… Но отпечатки пальцев этого не подтверждали.

Просто ради перестраховки я потратил несколько часов, добывая сведения о Фредерике. В ночь убийства он был на светском вечере. Ссор с отцом никогда не имел, насколько я сумел выяснить. И вообще Генри Гровер был к сыну щедр и давал ему все, что тот просил, а от своей брокерской конторы Фредерик получал денег больше, чем тратил. Никакой причины для убийства на поверхности не виднелось.

В городском детективном бюро я выловил полицейских сыщиков, которые занимались убийством, — это были Марти ОʼХара и Джордж Дин. Рассказ о том, что они выяснили, занял совсем немного времени. Кто оставил кровавые отпечатки пальцев, здешняя полиция не знала: ни в одном ее досье таких отпечатков не нашлось. Характеристики были переданы в крупные города по всей стране, но результатов до сих пор не появилось.

В ночь убийства был ограблен дом в четырех кварталах от особняка Гровера. Имелись небольшие шансы, что оба дела провернул один и тот же человек. Но кража со взломом произошла около часа ночи, отчего связь проглядывалась не вполне отчетливая. Грабитель, который убил человека и, вероятно, сорвал куш в десять тысяч долларов, вряд ли так скоро возьмется за следующее дело.

Я внимательно изучил нож для разрезания бумаги — орудие убийства — и фотографии кровавых отпечатков, но толку от этого не было. Казалось, мне остается лишь одно: рыскать по округе, пока не наткнусь на что-нибудь пригодное.

Но тут открылась дверь, и в кабинет, где мы разговаривали с ОʼХарой и Дином, ввели Джозефа Клейна.

Клейну было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Его глаза, рот и подбородок прямо-таки излучали благодушие, но в нем не имелось ни капли того, что зовут человечностью и добротой. Тело крупное, мощное, полностью упакованное: на нем были облегающий клетчатый костюм, желтовато-коричневая шляпа, лакированные туфли с верхом из буйволиной кожи и прочие вещи, которые подходят к этому ансамблю. Голос — хриплый и лишенный выражения так же, как неприятное багровое лицо. Держался Клейн напряженно, словно боялся, что у слишком тесного костюма вот-вот начнут отлетать пуговицы. Даже его руки с толстыми неподвижными пальцами свисали по швам как мертвые деревяшки.

Клейн сразу приступил к делу. Он был другом убитого и решил, что его сведения окажутся важными для нас.

Познакомились они с Генри Гровером (Клейн звал его «Генни») в Онтарио, где Гровер разрабатывал прииск — золотой рудник, с которого начинал свой путь к богатству. Гровер нанял Клейна десятником, и двое мужчин стали близкими друзьями. Соседний участок принадлежал человеку по имени Денис Уолдмен, с ним возник спор из-за границ владений. Спор затянулся — раз или два даже приходилось вступать в драку, — но, в конце концов, Гровер одержал верх, а Уолдмен спешно покинул страну.