– Не говори так, Мэттью, – Доминик хотел звучать твёрдо, но интонация вышла едва ли не просящей.

– У меня есть мама, – уверенность будто бы перекочевала к Беллами, и он добавил к своим словам серьёзный взгляд из-под чёлки, упавшей ему на глаза. – И вы.

***

Ближе к восьми Доминик всё-таки собрался домой, обуваясь в прихожей и пытаясь не смотреть на Мэттью, потому что тот, казалось, не собирался его и вовсе отпускать восвояси. Ещё несколько минут и, кажется, он предложил бы учителю остаться на ночь, но это было бы и вовсе дико, особенно учитывая то, что творилось у Ховарда в голове.

– Мне можно будет увидеть вас завтра?

Доминик застыл, так и не решившись повернуть ручку двери. Этот ребёнок пытался отнять у него всё свободное время, но Ховард удивился не этому, а тому, что был не против позволить это сделать. Все его времяпрепровождение на выходных напоминало рутину какой-нибудь домохозяйки, сидящей дома с детьми, только вместо оных у Доминика был Беллами, требующий к себе всё больше и больше внимания, но всеми силами пытающийся это скрыть.

– Хочешь куда-нибудь сходить? – Доминик и сам знал, что не смог бы ему отказать, даже если бы захотел. Но он не хотел.

– Как вы развлекались раньше? Ну, вы знаете…

Мэттью прервался, и Доминик додумал его вопрос самостоятельно, пытаясь вспомнить, как организовывал свой досуг в разные отрезки времени – в пятнадцать, в двадцать и в двадцать пять. А дальнейшие события всегда крутились вокруг Джима – они прожили вместе десять лет.

– В пятнадцать я подружился с одной замечательной девочкой, – Доминик улыбнулся, вспоминая, какой застенчивой была Хейли, когда их познакомили родители в день Пасхи, и та сидела рядом с ним за столом, пытаясь слиться со скатертью, что у неё вполне получалось из-за того, как она побледнела. – Мы были ровесниками, и уже через пару месяцев не расставались ни на день, постоянно влипая в какие-нибудь нелепые ситуации. Мы любили проводить время на природе – рядом с моим домом была речка.

Они так и стояли в тёмной прихожей – Доминик, держащий ручку двери, и Мэттью, слушающий внимательно, и его лицо было видно не очень хорошо, но свет из гостиной очерчивал его худой силуэт.

– Мы купались и загорали, пару раз угоняли машину моего отца… – Доминик замолчал, когда Беллами рассмеялся тихо, так очаровательно и мягко. – А потом незаметно закончилась школа, и мы разбежались, поступив в разные университеты, где я уже обеспечивал себя не таким невинным досугом.

Доминик глянул в лицо Мэттью, а тот ответил ему хитрым взглядом, который было видно даже в темноте прихожей.

– Но на этом наша дружба с Хейли не закончилась, и мы продолжали видеться довольно часто. Мы знакомы с ней, в общей сложности, двадцать лет, – Доминик понял, что отвлёкся от заданного вопроса и нахмурился, вспоминая хоть что-нибудь приличное из своей студенческой жизни, что можно было рассказать Мэттью. – В институте я с одногруппниками часто бывал в музее современного искусства, в центральной библиотеке и прочих скучнейших местах – таких же занудных, как и я.

– Вы не занудный, – Мэттью подошёл ближе и накрыл своей ладонью руку Доминика. – До завтра, сэр.

Бездумно кивая, Доминик нажал на ручку двери и открыл её, ощущая почти физически то, как близко стоит Беллами.

– Я заеду за тобой в полдень, – сказал он, получая в ответ лишь кивок.

Выскальзывая на улицу, он опасливо посмотрел по сторонам, радуясь тому, что не слишком поздний вечер уже натянул над городом тёмную зимнюю простыню, покрывающую и Доминика заодно. Он сел в машину и выдохнул с таким наслаждением, словно у него не было возможности это сделать последние несколько часов, и в этом была бы доля правды – рядом с Мэттью дыхание часто подводило его, заставляя забывать не только то, как насыщать лёгкие кислородом, но и запуская сердцебиение в бешеном темпе.

Знал ли Мэттью о том, что он делал со своим учителем, ничего при этом не делая? Знал ли, как странно было то, что он сделал сегодня вечером, когда он, пытаясь выразить своё сожаление, забрался к Доминику на колени и обнял его. Может быть, он хотел, чтобы сам Ховард придвинулся ближе к нему, и тогда бы тому не пришлось делать это. Но всё сложилось как нельзя удачно, и с того момента Доминик знал не только насколько гладкая у Мэттью кожа на руках, но и его запах – смесь чего-то отдалённо напоминающего о детстве, включающая в себя и лёгкий цветочный аромат, и запах стирального порошка, помешанного с городской пылью.

Имел ли Доминик право на то, что он делал? И если брать в расчёт то, что он по сути ни на чём не настаивал, а лишь тактично находился рядом, то угрызения совести мучили его не так сильно. В этот вечер он уснул, вспоминая то касание волос Мэттью к собственной шее, щекочущее уши, щёки и подбородок, когда тот обнимал его, успокаивая, выказывая своё сожаление о том, что случилось с Домиником тогда, в холодный октябрь.

***

Доминика разбудил звонок, и он, ворча и еле поднявшись с постели, побрёл в прихожую, чтобы ответить. На другом конце провода обнаружилась Хейли, с ходу начиная ворчать о том, что он не заезжал к ней с тех пор, как они знатно перебрали с алкоголем, и Доминик добирался пешком до дома, проспав наутро будильник.

Сегодня был день его рождения, и он наступил слишком внезапно.

– Ты же знаешь, что я всё время думаю о тебе, – ответил он после длинной тирады, которую та, впрочем, изливала на него без всякого злого умысла, завершив всё лаконичным, но искренним поздравлением с его тридцатишестилетием.

– Знаю, поэтому и не обижаюсь. Ты свободен сегодня?

– Нет, у меня намечена встреча… со школьниками.

– Это по работе? – пыл Хейли поугас, и она тут же стала обычной любопытной женщиной.

– Нет, я даже не знаю, куда именно мы пойдём, он не…

– Доминик, – это было предупреждением, подобным тоном она позволяла говорить себе довольно редко.

– Если он старшеклассник, я всё пойму.

– Он несовершеннолетний.

– Доминик!

В одно восклицание Хейли умудрилась вложить даже слишком много смысла. Она одновременно и осуждала его, и призывала не делать опрометчивых поступков, и повелевала продолжать рассказывать, чтобы ей самой стало легче на душе, иначе бы она чувствовала себя почти что соучастницей преступления.

– Перестань, Хей, он всего лишь ребёнок, которому не хватает родительского внимания, – верил ли он сам тому, что говорил?

– Это тот самый, да?

– Да, тот самый.

– Ты должен будешь очень постараться, чтобы не натворить глупостей, потому что восхищённый подросток, ищущий внимания старшего поколения, – это достаточно опасный контингент. Он сам может не знать, чего хочет, но уже спустя пару минут…

– Перестань, – Доминик прервал её, боясь услышать продолжение. Он и сам боялся думать об этом, а слушать нотации и вовсе не хотел, надеясь, что ситуация разрешится сама по себе.

Например, он надоест Беллами, или же Доминик разочарует его окончательно своей скучной позицией в жизни, в которую обычно входили здоровый сон, вкусная еда и телевизор в компании чего-нибудь вредного – пива или чипсов, а иногда и всё вместе. Но подобный исход страшил почти так же сильно, и Ховард метался меж двух огней, не зная, как быть.

– Когда ты разрешишь свои душевные терзания, – Хейли словно читала мысли, – приезжай ко мне, у меня есть для тебя подарок. Мы живём совсем рядом, а видимся, будто наши дома в разных частях страны. Или только скажи, и я наведаюсь к тебе сама.