– Кажется, мы сделали всё, что только было можно, – он небрежно заправил прядь волос за ухо, и этот жест был уже столь привычен, что Доминик опустил предусмотрительно взгляд, чтобы заметить, как Мэттью опустил руку вниз, кладя её себе на бедро.

– Думаю, что мне нужно уйти немного пораньше, прежде чем твой брат придёт сюда, – Доминик не стал делать никаких намёков на то, что Беллами недоговаривал матери, откуда следует, что и сам Пол был не в курсе того, что его брат привёл в дом гостя.

– Пол даже не станет заходить сюда, – он закатил глаза, словно Ховард сказал какую-то несусветную глупость. – Он хоть и старается делать вид, что следит за мной пока мама на работе, но иногда и вовсе не приходит, отзваниваясь и прося сказать ей, что он провёл здесь час-другой.

Это казалось несправедливостью, ведь Мэттью был недостоин такого к себе отношения, но с другой стороны – Доминик корил себя за эту мысль так сильно, как только мог – это давало им ещё немного времени, прежде чем Ховард направился бы домой – заниматься уборкой, готовкой и просмотром вечерних субботних новостей.

– Чем ты занимаешься в свободное время? – Доминик решил сменить тему, отходя от этой щекотливой ситуации подальше.

– Гуляю на улице, – он забрался на стул с ногами, подгибая их под себя, – читаю книги, рисую, играю на гитаре, бездумно пялюсь в компьютер, общаясь с одноклассниками – ничем особенным, как видите. С вами мне гораздо интересней.

– Тогда почему же твои родные не знают, что ты проводишь время со мной?

Беллами опустил голову и принялся разглядывать их полуторачасовой труд. Доминик и не думал его осуждать за это маленькое враньё, но выяснить хоть что-то для себя хотел сейчас же, чтобы унять это наваждение хоть немного.

– Мне кажется, что они не поймут. Мама постоянно спрашивает меня, есть ли у меня друзья моего возраста, но я не могу похвастаться и одним единственным приятелем, потому что…

– Тебе скучно с ними, верно? – подсказал Доминик, понимая того и без длинных путаных объяснений.

Он и сам в его возрасте не общался почти ни с кем, и мысль о том, что с Хейли он познакомился именно в пятнадцать, ощутимо грела сердце; уже тогда Доминик понимал, что ему нужна от неё только дружба, и ничего более. Остальное же он планировал получить от своего же пола, хоть это осознание и не далось ему слишком просто.

– Иногда я гуляю с Крисом и Морганом, первого вы прекрасно знаете, – Мэттью повертел в пальцах ручку, принимаясь водить что-то на полях черновика.

– И второго тоже, к сожалению, – усмехнулся Ховард, вспоминая взбалмошного мистера Николлза, который учился в старшей школе, тогда как Крис одноклассник Мэттью; но при этом Доминик никогда не видел, чтобы они хоть как-то контактировали втроём на переменах или же перекидывались какими-нибудь записками во время уроков.

– Ну вот, вы знаете, почему мне не особенно хочется видеться с ними часто – мне хватает их общения и в школе, а в своё свободное время мне хочется чего-нибудь более… – он не договорил, но по его виду можно было сказать, что ему и не хотелось этого делать.

– Меня ты тоже видишь каждый день, – осторожно напомнил Доминик, вставая из-за стола и направляясь к дивану; ещё пара минут рядом с Мэттью, который расставил широко локти и переписывает задачи из черновика в чистовик, касаясь бедром Ховарда, и у того случился бы если не сердечный приступ, то хотя бы тахикардия.

– Вы – другое, – он произнёс это твёрдо и решительно, словно думал об этом не раз, окончательно формируя мнение на этот счёт в голове. – Мой учитель, мой… друг, правда?

– Да, Мэттью, – Доминик кивнул уже с дивана.

Между ними пролегало достаточно приличное расстояние, и это немного успокаивало, пока они вели очередной щекотливый разговор. Учитель, друг, приятель – тот, кому можно было рассказать многое, – и Доминик не должен был пользоваться этим знанием себе в угоду, не смел даже думать о том, когда Беллами мог бы стать ему далеко не другом. Могло ли это вообще случиться в обозримом будущем, или же Ховарду всё же удалось бы взять себя в руки, обрывая собственные грязные мысли об ученике, которые поселились в его голове впервые за всю жизнь.

Было бы глупо думать, что Мэттью никогда не смотрел что-либо неприличное, или что его по ночам не преследовали мокрые сны, когда наутро он просыпался с испариной на лбу и с растрёпанными волосами, которые тот отрастил немного, позволяя им свободно прикрывать уши, чуть касаясь скул.

– С вами мне интересно, и моё свободное время будто бы обретает смысл.

Его наивный вывод заставил Доминика сжать пальцами обивку дивана. На что надеялся Ховард, когда соглашался проводить время с Мэттью? Надеялся ли он, что это продолжится не очень долго, а после Беллами попросту уйдёт, делая вид, что ничего не было? Честно говоря, Доминик и не думал о том, что могло быть в будущем, и только поэтому согласился, соблазнённый незнанием. Он всю жизнь был твёрдо уверен, что случайности не случайны, а подросток, ищущий внимания учителя, не мог быть отвергнут как что-то ненужное – ему нужно было помочь. Особенным альтруистом Доминик никогда не был, но на этот раз, соблазнённый комплиментами и внимательными глазами, которые загорались, стоило ему обратиться к Беллами на уроке, был вынужден впутаться во всё это.

– Расскажите мне о себе, – этот вопрос прозвучал одновременно и внезапно, учитывая ситуацию и разговор, который они вели, и совершенно ожидаемо, потому что когда-нибудь Доминик должен был рассказать Беллами о себе хоть что-то, что не включало бы в себя бытовые неинтересные факты.

– Что ты хочешь узнать? – Доминик облокотился на подлокотник дивана и устроился удобнее, готовый отвечать на самые каверзные вопросы.

– Вы говорили, что год назад что-то случилось. Что-то страшное, из-за чего вы стали другим.

Терзаемый сомнениями, Доминик потёр лоб и смахнул чёлку с глаз, напомнив себе, что неплохо было бы наведаться к парикмахеру. Вопрос повис в воздухе, и Ховард размышлял о том, что он может рассказать Мэттью, а что нужно было утаить до поры до времени, пока ситуация не стала бы либо более ясной, либо более накалённой, когда сил терпеть осталось бы не очень много. Но оперировать памятью о Джиме подобным образом совершенно не хотелось; Доминик столько времени держал это горе в себе, что понятия не имел, как рассказать людям о том, что человека, которого он любил столько лет, не стало.

– Его звали Джим, – начал Доминик, сомневаясь в каждом последующем слове. – Он был на пару лет младше меня, мы познакомились на одном мероприятии, если это можно так назвать…

В голове всплыла целая череда ярких образов, не омрачённых ничем, и от этого на душе стало необычайно легко. За целый год хандры Доминик научился думать о Джиме как о ком-то, кто подарил ему незабываемые впечатления и свою любовь, которую можно было почувствовать и сейчас. И она искала выход, нацеливая своё внимание на школьника, который пока что и не подозревал о том, о чём его учитель должен был рассказать ему в течение нескольких последующих минут.

Тематическая вечеринка была совершенно свободной от предрассудков, и уже через несколько часов после начала Доминик обнаружил себя в компании голубоглазого брюнета, глазеющего на него заинтересованно, но не жадно, как все остальные, кто подходил, надеясь познакомиться. Тогда Ховард мог похвастаться необычайной общительностью и жизнелюбием – он и был таким, пока события не стали разворачиваться в трагическом направлении, лишая его год за годом близких людей.