Доминик думал о том, какие у него могли бы быть планы на вечер субботы. Он мог открыть бутылку припасённого вина, мог позвонить Хейли, напросившись в гости на вкусный ужин, мог провести несколько часов драгоценного выходного за просмотром телевизора, бессмысленно щёлкая кнопками пульта, а может…

– Я мог бы забрать тебя после, хочешь?

Оживившись, Беллами тут же повернул голову и уставился своими невыносимыми голубыми глазами на Доминика, будто он не верил своим ушам, а заодно и зрению.

– Стоит ли мне говорить, что я до сих пор восхищаюсь вами, сэр? – он улыбнулся, склоняя голову чуть вбок, и при этом выглядел совершенно очаровательно.

И в этот момент Доминик впервые позволил себе осмыслить это.

Очаровательно.

Имел ли он право хотя бы думать об этом? Пока Беллами выражал ему день ото дня своё восхищение, Ховард делал вид, что ему подобные слова были безразличны целиком и полностью, но каждый раз они поднимали внутри волну трепета и сладкого ужаса – запретного, словно он уже сделал что-то грязное и непотребное. Но в его голове всё ещё был какой-то ледяной барьер, и именно из-за этого он часто обижал Беллами, которому многого для оскорбления и не нужно было. Одно неловко обронённое слово, невнимание к его рассказу или же вовсе попытка отмахнуться от разговора, когда у Доминика не было настроения.

Мэттью одновременно был и самым понимающим учеником из всех, кого Ховарду приходилось обучать, при этом он мог проявлять осторожную и ненавязчивую заботу, и в следующий же момент он становился капризным и обидчивым – задирающим свой смешной нос, стреляющим оскорблёнными взглядами, отворачивающимся к боковому окну почти всем телом, разглядывая плывущие мимо пейзажи.

– Стоит, – Доминик отпустил себя, расслабляясь. Он не делал ничего плохого, позволяя Мэттью проявлять заботу.

– У мамы сегодня выходной, – он резво сменил тему, покачивая коленом из стороны в сторону, и Ховард отвернулся, принимаясь внимательней следить за дорогой. – Я постараюсь приготовить что-нибудь особенное для неё, хоть мои кулинарные способности оставляют желать лучшего. А в субботу она уходит работать на сутки, и все выходные я буду болтаться без дела…

Он часто болтал без умолку, рассказывал о матери, всячески выказывая свою любовь к ней – жестами, словами, поступками, и Доминик не сомневался, что та воспитала его хорошим человеком, раз он благодарен ей хотя бы за то, что…

«Она не оставила меня, как отец, хоть и было очень тяжело», – это было тем признанием, которое Доминик ожидал услышать.

– Тогда я довезу тебя до дома, чтобы осталось больше времени на готовку и уборку, – Доминик выехал на финишную прямую.

– Не хотите познакомиться с ней? – Мэттью опустил ногу, поправляя школьные брюки, и начал рыться в карманах, по всей видимости, пытаясь найти ключи от дома.

– В другой раз, Мэттью, – Доминик боялся признаться даже самому себе, что встречи с родителями его учеников всегда выматывали его слишком сильно.

– Хорошо. Она видела вас, и даже говорила с вами насчёт моего обучения, но вряд ли вы помните. Вот этот дом, – Беллами сжал пальцами свою сумку, и в этот момент машина остановилась, скрипя колёсами по грязному асфальту.

– Может быть, я и помню, – Доминик зачем-то потянулся открыть Беллами дверь, и тот позволил ему это сделать, вжимаясь в сидение. – До завтра, Мэттью.

– До свидания, сэр.

Мэттью выскользнул легко и быстро – он весил так мало, но его худоба всё же не придавала ему какой-то особой грации. Беллами был немного неуклюжим, и его невысокий рост только делал его ещё более несуразным, когда он стоял у доски в классе и пытался стереть собственные каракули чуть повыше.

Дверь с хлопком захлопнулась, – иначе она не закрылась бы вовсе, если не приложить должного усилия, – и Доминик отмер, выныривая из вдумчивого оцепенения, в которое впадал в последнее время исключительно, когда размышлял о Беллами. Ему нравилось анализировать его поступки, оценивать их по собственной шкале адекватности, предполагать, как бы тот поступил в той или иной ситуации.

Любое событие он невольно начинал рассматривать с другого ракурса, гадая, как бы поступил Мэттью, потому что его честность поражала своими масштабами, и оставалось только надеяться, что он сохранит её внутри себя надолго, принесёт с собой во взрослую жизнь, подавая пример всем остальным.

***

Суббота приходила неторопливо, и Доминик с удовольствием заметил, что пятничный вечер не угнетал его так сильно, как раньше, потому что он знал, что завтра он сможет… что он сможет? Мысль о том, у него было обещание забрать Беллами из школы в выходной день, настораживала, и оставалось только спросить самого себя – чем бы они могли заняться? Мысли лениво текли, не желая формироваться во что-то определённое, и он прикинул, что будет делать завтра днём, раз уж вечер должен был быть занят хоть частично.

Доминик занялся домашними делами, попутно не забывая поглядывать на экран телевизора, по которому настойчиво крутили рекламу, отчего он забывал иногда, что вообще смотрел. Но это мало его заботило, он думал о том, что делал Мэттью, приготовил ли он ужин своей матери, получилось ли у него порадовать родителя, к которому тот был преисполнен такой чудесной благодарности? Ховард надеялся, что да, заодно заглядывая на кухню и прикидывая, чем он мог бы порадовать себя в этот вечер, заодно встряхнувшись и вспомнив, что он раньше умел неплохо готовить.

Остаток вечера он посвятил разбору запылившейся даже в шкафу посуды, протиранию тарелок, уборке неиспользуемой утвари подальше и, в конце концов, он удовлетворённо окинул кухню взглядом, понимая, что так опрятно она выглядела разве что пару лет назад, когда Доминик любил проводить здесь время, воодушевлённый тем, что Джиму нравилось есть его стряпню. Но теперь Доминику готовить было некому, и он невольно подумал о том, что было бы неплохо пригласить Мэттью как-нибудь на обед, после школы, рассказать, быть может, что-нибудь о себе, услышать очередную забавную историю, изложенную его неповторимым ломаным стилем, с множеством мелких подробностей, которые тот запоминал удивительно хорошо.

***

Утром Доминик выглянул в окно и обнаружил, что асфальт и задний двор запорошило тонким слоем снега, который всё же не собирался таять из-за резко упавшей температуры. Здесь редко бывала минусовая погода, но и этой малости хватило, чтобы дождь, грозящий прорвать тяжёлые тучи на всю неделю, разражался крупными хлопьями, осыпая всё вокруг. Ховард заодно выглянул и в другое окно, надеясь, что не придётся долго очищать машину от тонкого ледяного покроя, плотно пристывшего на крыше.

Погода так и не сменилась привычными десятью градусами тепла, и Доминик отыскал в шкафу тёплый свитер, прежде чем начать одеваться. На часах был полдень, и Мэттью должен был освободиться ближе к часу дня, когда все дела были сделаны, и дети, крутящиеся вокруг него маленькими юркими кучками, были убеждены, что у них всё получится. Нужно будет обязательно спросить его, чем конкретно они занимались сегодня, и что Беллами нравилось делать больше всего. Тот факт, что ему доставляло удовольствие посещать благотворительные ярмарки и помогать каким-нибудь старикам ходить в магазин, не вызывал никаких сомнений.

Частота подобных мероприятий всецело зависела от инициативы самих школьников, и Доминик каждый раз поражался их открытости и желанию помогать тем, у кого с финансами складывались не слишком любовные отношения. Каждый делал что-то в силу своих возможностей, были, конечно же, и те, кому плевать, но альтруизм и не являлся обязательной частью социальной жизни в школе. Небезразличные к чужим бедам школьники посещали субботние мероприятия по настоянию родителей или же по собственной инициативе; это были спортивные секции, художественные или музыкальные кружки или же занятия по английскому, и учителя также распределяли между собой эту величайшую обязанность – подтягивать знания двоечников.