— Конечно, однако существует один человек…

— Кого вы имеете в виду?

Граф не решался ответить, и тогда графиня сама четко проговорила:

— Есть один человек, по-моему, единственный, кто, кроме вас, способен сразиться с Люпеном и даже победить его. Господин Ганимар, ведь вам не будет неприятно, если мы попросим о помощи Херлока Шолмса?

Он растерялся.

— Нет, конечно… вот только… не понимаю…

— Послушайте. Мне надоели все эти тайны. Хочется ясности. Господа Жербуа и д'Отрек того же мнения, и мы решили обратиться к знаменитому английскому сыщику.

— Вы правы, мадам, — честно, с некоторым даже благородством ответил инспектор, — вы правы, старый Ганимар уже не в силах бороться с Арсеном Люпеном. Сможет ли победить Херлок Шолмс? Надеюсь, ведь я так уважаю этого человека. И тем не менее… Маловероятно…

— Маловероятно, что ему это удастся?

— По-моему, да. Исход поединка между Херлоком Шолмсом и Арсеном Люпеном известен заранее: англичанин будет повержен.

— Как бы там ни было, сможет он рассчитывать на вас?

— Полностью, мадам. Помогу, насколько это будет в моих силах.

— Вы знаете его адрес?

— Да. Паркет-стрит, дом 219.

В тот же вечер господин и госпожа де Крозон аннулировали иск против консула Блейхена и отправили Херлоку Шолмсу общее письмо.

— Чего изволите?

— Все, что угодно, — отвечал Арсен Люпен, с видом человека, безразличного к еде, — все, что угодно, кроме мяса и спиртного.

Официант с неодобрительным видом отошел.

— Как, еще и вегетарианец! — воскликнул я.

— Более, чем когда-либо, — ответствовал Люпен.

— Из соображений вкуса? Или религиозных? А может быть, привычка?

— Из гигиенических принципов.

— И никогда не нарушаете?

— Бывает… Особенно когда выхожу в свет… чтобы не слишком выделяться.

Мы сидели в ресторанчике у Северного вокзала, куда меня пригласил Арсен Люпен. Он любил время от времени назначить по телефону встречу в каком-нибудь уголке Парижа. И потчевал меня неистощимым остроумием, своей простотой и детской жизнерадостностью. У него всегда был наготове неожиданный анекдот, забавное воспоминание, а то и рассказ об еще не известном мне приключении.

В тот вечер он казался особенно в ударе. Весело болтал и хохотал, что-то рассказывал в своей обычной, легкой и естественной, слегка ироничной манере. Приятно было видеть его таким, и я не удержался и сказал ему об этом.

— Да, да, — обрадованно подтвердил он, — бывают такие дни, когда мир мне кажется прекрасным, жизнь — как будто неисчерпаемое сокровище, которое никогда не кончится. И я живу и все, не считая дни, Бог знает почему.

— Слишком уж что-то легко.

— Сокровище неисчерпаемо, говорю вам! Можно тратить и расходовать, сколько угодно, разбрасывать по свету свои силы и молодость, от этого только освободится место для новых, еще более молодых сил… Правда же, жизнь моя так прекрасна! Стоит только захотеть, не так ли, и завтра можно стать кем угодно, оратором, заводчиком, политиком, наконец… Но нет, клянусь, никогда не соглашусь на это! Я Арсен Люпен, Арсеном Люпеном и останусь. Напрасно вы будете искать в истории личность с судьбой, подобной моей, жизнь более наполненную, более активную… Может быть, Наполеон? Да, но только в конце своего царствования, во время французской кампании, почти раздавленный ополчившейся на него Европой, он перед каждым боем задавал себе вопрос: не окажется ли это сражение последним?

Говорил ли он серьезно? Или просто шутил? Все более возбуждаясь, Люпен продолжил:

— Все дело в ощущении опасности! В постоянном ощущении опасности! Вдыхать ее, как воздух, чувствовать ее вокруг себя, этого тяжело дышащего, рычащего зверя. Он идет по следу, подходит все ближе… и посреди поднявшейся бури оставаться спокойным… не суетиться! Иначе погибнешь… Лишь одно чувство сходно с этим — то, что испытывает гонщик автомобиля. Но гонки продолжаются полдня, тогда как моя гонка длится всю жизнь!

— Ну и лирика! — улыбнулся я. — И вы хотите заставить меня поверить, что нет иной причины подобного подъема?

Он, в свою очередь, засмеялся.

— Сдаюсь, — сказал он, — вы тонкий психолог. Есть и другая причина.

Наполнив свой стакан холодной водой, он залпом опорожнил его и спросил:

— Вы сегодня читали «Тан»?

— Нет, не читал.

— Во второй половине дня Херлок Шолмс пересечет Ла-Манш и будет здесь уже около шести вечера.

— Ах, черт! Зачем?

— Совершить небольшое путешествие за счет Крозонов, Отрека и Жербуа. Они встретили его на Северном вокзале и поехали к Ганимару. А теперь вшестером совещаются.

Никогда еще, несмотря на снедавшее меня безумное любопытство, я не позволял себе расспрашивать Арсена Люпена о его личных делах до того, как он сам об этом заговорит. В этом вопросе я придерживаюсь определенных правил, которые ни за что не хотел бы нарушить. Кроме того, никогда еще его имя не упоминалось официально в связи с голубым бриллиантом. И я не спрашивал. Он продолжал:

— В «Тан» напечатали интервью с милейшим Ганимаром, в котором он утверждает, что некая белокурая дама, моя приятельница, убила барона д'Отрека и пыталась похитить у графини де Крозон то самое кольцо. Ну и конечно, подстрекателем во всех этих делах оказываюсь я.

По моему телу пробежала легкая дрожь. Неужели правда? Мог ли я поверить, что привычка к воровству, образ его жизни, само развитие событий толкнули этого человека на преступление? Я наблюдал за ним. Он казался таким спокойным, глядел открыто.

Я взглянул на его руки, такие тонкие, изящные, ну действительно безобидные руки, руки артиста…

— Ганимару почудилось, — прошептал я.

— Нет, что вы, — возразил Люпен, — Ганимар бывает тонок… и иногда даже умен.

— Умен!

— Конечно. Например, вот это интервью, оно задумано мастерски. Во-первых, объявить о прибытии своего английского соперника, насторожить меня, чтобы я всячески затруднил его работу. Во-вторых, точно указать результаты проведенного им расследования, чтобы Шолмс не смог присвоить чужие лавры. Война по всем правилам.

— Как бы то ни было, перед вами теперь целых два противника. И каких!

— О, один из них не в счет.

— А другой?

— Шолмс? Да, не скрою, он неплох. Но именно поэтому я так и радуюсь, именно поэтому вы видите меня в столь приподнятом настроении. Во-первых, здесь затронут вопрос самолюбия: Люпен оказывается достоин усилий знаменитого англичанина! Кроме того, подумайте, какое удовольствие я получу, сражаясь с самим Херлоком Шолмсом! И наконец, мне придется выложиться полностью, ведь я знаю его, голубчика, ни на шаг не отступит!

— Он силен.

— Очень силен. Среди полицейских, думаю, никогда не было и не будет ему равных. Да только у меня перед ним есть преимущество: он нападает, а я защищаюсь. Моя задача легче. К тому же…

Он чуть заметно улыбнулся, заканчивая фразу:

— К тому же мне известны его методы ведения боя, а он ничего не знает о моих. Вот и припасу ему несколько подарочков, они-то заставят его задуматься…

Постукивая пальцем по столу, он с восторгом заговорил:

— Арсен Люпен против Херлока Шолмса… Франция против Англии. Наконец-то Трафальгар будет отомщен! Ах, несчастный… он и не подозревает, что я ко всему готов… а предупрежденный Люпен…

И вдруг осекся, сотрясаясь в приступе кашля, прикрыв лицо салфеткой, как будто поперхнулся.

— Попала в горло хлебная крошка? — забеспокоился я. — Выпейте воды.

— Нет, не надо, — приглушенно бросил он.

— Тогда… в чем дело?

— Воздуха не хватает.

— Может быть, открыть окно?

— Нет, я выйду, дайте пальто и шляпу, мне надо скорее выйти.

— Но что такое?..

— Те два господина, что сейчас вошли… видите, высокий… постарайтесь идти слева от меня, чтобы он меня не заметил.

— Тот, что усаживается за столик сзади?