Все, девушки, дошли мои молитвы. Я вижу огни пассажирского поезда. Надеюсь, осторожная дежурная нас не заставит больше ждать, и через пять минут я наконец-то расцелуюсь с нашей легендарной Розой Михалной.
– Дети! – говорю своим детям. – Готовьте камеры. Включите вспышки. Не пропустите волнующий момент!
Шлагбаум поднимают. Скорый поезд просвистел так быстро – я даже не успела пересчитать вагоны. Вот так и жизнь моя семейная промчалась. Пятнадцать лет! Ох, батюшки мои! А мне все кажется – вчера, вот только что вчера мы обвенчались в маленькой церквушке…
2. Приглашение на казнь
Свекровь – такое же стихийное явление природы, как повестка из военкомата.
Не спеши в добровольцы, она сама придет за тобой.
Моя свекровь, легендарная Роза Михална, явилась по мою душу первого августа 1997 года. Мы встретились в редакции нашей старой районной газеты. Я работала в этой редакции с детства и, получая в другом городе высшее образование, всегда приезжала сюда на летнюю практику, так что Роза знала, где меня найти.
Здесь, сразу после первого абзаца, прошу заметить, насколько логична была Роза Михална. Недаром в нашем городе все звали ее мудрейшей. «Ну, раз уж Роза наша, мудрейшая, отказалась платить в Фонд Мира, тогда и мы…» – так про нее говорили. Мудрейшая, легендарная – это были два ее основных титула. Завистники к ним добавляли «аферистка», «прохиндейка» и… И прочие глупости. Но это завистники.
В отличие от прочих Роза Михална понимала прекрасно: хорошие девочки всегда при деле. А значит, где можно встретить перспективную невестку? На работе! Элементарно, но мало кто из наших провинциальных клюшек до этого додумался.
Легендарная Роза вошла в редакцию, и деревянные полы старого особняка скрипнули под ее хрустальными башмачками. Меня она увидела сразу, дверь моего кабинета всегда была нараспашку. Теперь смотрите, девушки, как нужно позировать будущей свекрови.
Я сидела за компом и с умным видом печатала репортаж. О чем? Вы можете подумать, что не так уж важно, о чем был репортаж. Нет, нет, я уточню. Репортаж был о газификации нашего района, да. Я это сообщаю для того, чтобы вы поняли, в каких декорациях я выходила замуж. Тогда вам станет ясно, почему я это сделала так рано, как может показаться нам сейчас. На момент нашей встречи с мудрейшей Розой мне только что исполнилось двадцать.
Никакого газа у нас не было, наш маленький старинный городок топился печками.
Каждый год моя родная мама заказывала машину с углем и машину с дровами, а потом мы вдвоем, как две лошади, перетаскивали ведрушками тот уголек в сарай. И дровишки тоже частенько кололи сами в отличие от Розы Михалны, которая всегда умела запрягать каких-нибудь бесхозных алкоголиков.
«И наконец в наш город дотянули газ!» Я так и написала в репортаже. Это был прогресс не меньший, чем ленинская электрификация. Но, разумеется, пришлось терпеть и некоторый дискомфорт. Все улицы у нас были перерыты траншеями, в которые укладывали трубы. Полгода траншеи стояли открытыми, тротуары были засыпаны землей, песком и глиной. Весь город ходил в грязной обуви, все прыгали через траншеи, и об этом я, как всякий молодой противный журналист, не написать не могла. На столе у меня лежал диктофон, я включила свое интервью с начальником нашего местного Газпрома. «Люди падают в ямы! Когда это кончится?» На этот вопрос отвечал мне начальник. Роза Михална навострила ушки, она узнала знакомый мужской голос.
Начальник был отцом моей подружки Вероники. В десятом классе Вероника на полном серьезе собиралась замуж за моего мужа. «Антон мне очень нравится, – рассуждала она, – только у него такая странная мама… Ты представляешь, она поставила в сервант свою фотографию, и на этой фотографии она совершенно голая!»
Подумаешь, какой кошмар! Совершенно голая мама! Я это фото видела… В серванте за стеклом. И ничего в нем странного не нашла. На этом фото Розе было всего лет тридцать, она там выходила из реки, стройная и крепкая. Водички было где-то по колено. Удачный снимок, тело молодое, и почему бы красоту не показать? «У нас есть новые фотографии», – улыбалась Роза Михална гостям и подводила их к серванту, наблюдая за степенью адекватности.
«Но как? Ведь сын все это видит! Антон видит голой свою маму!» – этого пугалась Вероника. И вы теперь понимаете, что у нее не было никаких шансов подружиться с легендарной Розой.
А я не собиралась замуж за друга Зильберштейна, мне было только двадцать, и я вовсю работала. Редактор говорил мне: «Деточка, ну что ты опять ко мне приехала? Зачем тебе работа? Какая еще практика? Для девочки самое главное удачно выйти замуж!» А я все равно работала, мне был не лишним даже самый скромный гонорар. «К началу отопительного сезона все будет в ажуре», – обещал начальник Газпрома, и я записывала.
Вот за этим занятием меня и застала Роза.
– Здра-а-а-авствуйте! – Я улыбнулась и задвинула пепельницу подальше за компьютер.
С тех пор как я и Антон окончили школу, мы с Розой Михалной не виделись. За два года я так ни разу и не зашла в зеленый домик на тихой улице у городского парка, где проживало семейство, и потому была очень рада этой встрече, неожиданной, как мне казалось.
Роза Михална окинула хозяйским взглядом мой письменный стол, заваленный бумагами. Хозяйским взглядом – именно так легендарная Роза глядит на этот мир. И всем вокруг сразу понятно – вот она, наша барыня.
Хорошая свекровь – как перчик, должна немножко обжигать, чтоб жизнь нам не казалась пресной. Хорошая свекровь – как водка, должна немножко быть противной, чтобы рядом с ней всем было весело, но не возникло желания задержаться. Хорошая свекровь – как примадонна: дала концерт – и дальше на гастроли. А впрочем, кем бы ни была хорошая свекровь – бабочкой, монстром, балериной… Не важно. Главное, хорошая свекровь – всегда счастливая женщина, у которой очень мало свободного времени.
Уборщица, которая мочила пол вонючей тряпкой на деревянной швабре, не посмела даже ей сказать: «Куда вы прете, женщина?» Да и вообще никто ни разу не посмел спросить у Розы: «А вы за кем тут занимали?» Она привыкла проходить во все инстанции без очереди и без пропуска.
– Здравствуй, здравствуй, дорогая, – кивнула Роза и по своему обыкновению сразу приступила к делу. – Что-то ты давно к нам не заходишь?
– Так… – Я немного растерялась. – Ведь некогда…
Я вспомнила всех легкомысленных маньяков, с которыми училась на факультете журналистики, и с огорчением подумала: «Это все из-за них! Из-за этих пьяниц с гуманитарными наклонностями я забросила своего друга Зильберштейна». А ведь как часто посреди гулянок я вспоминала и Антона, и зеленый домик, и старый сад. Я с жаром уверяла, что дружба между мальчиком и девочкой возможна и что у меня даже есть один друг, с которым можно без ломания и кокетства просто по-человечески поболтать и выпить чайку в старом саду, где гуляют большие пушистые ньюфаундленды. Никто не верил мне про дружбу девочки и мальчика. Все ржали надо мной и напивались в хлам, так сильно напивались, что не могли повторить по слогам простейшее слово – нью-фа-унд-ленд.
Однажды я захотела показать своего Зильберштейна новым друзьям и пригласила его к себе, на ужин в общагу. Антон немного опоздал, и петуха, которого я для него пожарила, сожрали эти вечно голодные маньяки. Оно и к лучшему, петух был старый, жесткий, как собака… Разумеется, все это с Розой я не обсуждала.
– Что не заходишь? – Она мне говорит.
А я ей отвечаю:
– Так… не приглашаете.
– Приглашаем, приглашаем, – пошевелила бровью донна Роза.
Она принесла в редакцию объявление о продаже машины. Я просмотрела текст: «ВАЗ 2107, 1989 г., цвет баклажановый» и прочее… И проводила ее в бухгалтерию. Там выписали счет и предложили доплатить за срочность, если нужно. Роза Михална улыбнулась своей известной дипломатической улыбкой… Одними уголками Роза улыбается, сдержанно, как английская королева. За срочность она доплачивать не стала. Как оказалось позже, «семерка баклажан» была практически продана, покупатель нашелся и без нашей газетки.
