– Я нормальный – я вписался. Подростки не уверены в себе и накидываются на любого, кто на них больше всего не похож. – Он пожимает плечами.

– Так нечестно.

– Хочешь сказать, ты предпочла бы, чтобы они издевались надо мной?

– Нет… я просто не понимаю, что во мне такого особенного. Никогда не думала, что настолько не похожа на других. И мне бы не хотелось переживать все это в одиночку.

– Не то чтобы не похожа, просто ты независима. Тебя не сильно волнует, что о тебе думают другие, и их это нервирует. Да и не придется тебе переживать это в одиночку, я здесь. Прикрою, если что.

– О. – Я изо всех сил стараюсь не покраснеть, но безуспешно. – Спасибо.

– Где живешь? – спрашивает он. – Я мог бы тебя проводить. – Сейчас что, тысяча девятьсот пятьдесят второй? Это компьютерная игра про любовь и флирт? Где я? Кто я? Почему я не чувствую свое лицо? (Но мне нравится!)

– На Ромеро-стрит, минут двадцать пешком.

– Небольшая экскурсия мне не помешает – мы только что переехали. – Голос Алексея звучит хрипло и экзотично, словно тропический бриз. Ну, если бы у тропического бриза вообще был какой-то звук. Он отлично говорит по-английски, но с необычным ритмом, присущим иностранцам, и эта легкая неуверенность лишь добавляет ему сексуальности.

– Да, тебе определенно нужна экскурсия. Мы можем пойти пешком, похоже, ты в неплохой физической форме. В смысле, в хорошей физической форме. То есть, в общем, по твоему виду можно сказать, что от двадцатиминутной прогулки ты не умрешь. Я не имела в виду, что ты секси. – Я как-то читала статью про флирт в журнале «Космополитен» и, похоже, мало чему научилась.

– Значит, ты не считаешь меня секси? – спрашивает он.

Ой-ой.

– Э-э-э, ну не то чтобы я так не считаю… Я думаю, ты… ну, симпатичный? Да, пожалуй. Ты не страшный. В смысле…

– Да я просто дразню тебя, чудила. Пойдем уже? – Он улыбается. Чудила. Уже придумал мне ласковое прозвище! Смайлик с сердечками в глазах, смайлик с сердечками в глазах.

Это не сон? Второй день в школе, и меня уже провожает домой парень. Может, не такая я и неудачница. Готова поклясться, что эту тупую Иветт Ампаро сегодня никто домой не провожал.

По дороге мы очень мило беседуем, он со своим сексуальным иностранным акцентом, а я – со своим кривым венесуэльским. Мы говорим об очень серьезных вещах, вроде последнего выпуска танцевального шоу и Красной свадьбы в «Игре престолов». Несомненно, Алексей понимает меня. Он спрашивает о моих надеждах и мечтах, и я рассказываю ему, что хочу стать известной актрисой, но стоит мне представить себя на прослушивании перед продюсерами, как у меня тут же начинаются панические атаки. Я спрашиваю о его надеждах и мечтах, и он рассказывает мне, что хочет стать моделью или профессиональным серфером, хотя, может, и актером тоже, но если и это не выгорит, то тогда, наверное, врачом.

Все идеально, кроме одного: мне ужасно хочется писать. Ну вот зачем на шестом уроке мне понадобилось выпить целый литр колы? Потребность в кофеине обходится дорого, поняла, усвоила. «Еще десять минут, и я дома, всего лишь десять минут. Ты сможешь, Леле, вы уже почти пришли», – пытаюсь внушить себе я, но мой мочевой пузырь растягивается, как наполненный водой шарик. Алексей рассказывает мне, как сильно он скучает по Бельгии и как сомневается, что сможет еще когда-нибудь туда вернуться. Но я могу думать лишь о том, как добраться до туалета, и поэтому лишь киваю головой и мычу, как слабоумная. Он, наверное, решит, что я совершенная тупица. Или стерва. Я продолжаю улыбаться и хлопаю ресницами, как советовали в той статье в «Космо», но, по-моему, от этого только больше выгляжу чокнутой. Чокнутой и страдающей. Ни капельки сексуальности.

Потеплело, что ли? Да, точно. Облака развеялись, и теперь мы жаримся на солнце. Под лифчиком собираются бисеринки пота – как бы грудь не утонула.

– Ух ты, а сегодня жарко, – говорит Алексей.

– Правда? Хотя да, наверное. – Я небрежно пожимаю плечами, хотя внутри просто помираю. И тут этот бельгиец (потому что он дьявол, которому хочется замучить меня) берет и стягивает с себя футболку. Это бесчеловечно по двум причинам: во-первых, я вот-вот умру от теплового удара и ничего не могу с этим поделать, а во-вторых, у него бесподобно рельефные мышцы пресса, прямо как у статуи. Бронзовой, великолепной, прекрасной статуи, и я стараюсь не смотреть на них, боясь ослепнуть. Но, будто этого мало, Алексей хлопает меня по плечу и говорит: «Мне нужно отлить, сейчас вернусь», а затем ленивой походкой огибает рядом стоящее дерево и облегчает свою нужду.

Во-первых, это невежливо. Он не в курсе, что рядом приличная девушка? А во-вторых, это нечестно! Вот серьезно, мой мочевой пузырь того и гляди лопнет, а этот парень может пописать когда угодно, если ему приспичит. Об этом я и толкую – парням живется куда легче. Им никогда не познать настоящего неудобства, им никогда не понять наших страданий.

И вот, облегчившись, Алексей выходит из-за дерева, весь такой без футболки, чуть ли не светится, и у него хватает наглости вскинуть руку, чтобы я дала ему пять! И что я делаю? Разумеется, пинаю его по яйцам, как он того и заслуживает!

Шучу, я даю Алексею пять, конечно. Он ведь парень, в конце концов, и хоть в этом его величайшее преступление, отчасти потому он мне так и нравится.

Третий день в школе, а я уже повелительница Майами – Хай. Я познакомилась с парнем, и у меня готов план, как залечь на дно: носить неприметную одежду, сливаться с толпой, избегать Иветт Ампаро, на занятиях сидеть тихо, уходить из школы на время обеда и всегда смотреть, куда иду. Ничего сложного. Другими словами, я исполнила один из труднейших подвигов всех времен: выжила в старшей школе. Ладно-ладно, мне предстоит провести в этом дурдоме еще шестьсот с лишним дней, и только тогда будет можно сказать, что я выжила, но начало неплохое, так ведь?

День начался с того, что я, сияющая и уверенная в себе, без конца мысленно напевала песню «I Feel Pretty» из мюзикла «Вестсайдская история». На уроке английского Алексей передал мне записку: «Привет, милашка». С ПОДМИГИВАЮЩИМ СМАЙЛИКОМ! Можно было просто отправить мне сообщение, но, видимо, он старомоден. Обалдеть, дважды обалдеть! Говорю вам, я была на седьмом небе от счастья.

Но уже на втором уроке, мировой истории, все начинает рушиться. За пять минут до начала я захожу в пустой класс, словно несокрушимая богиня, с высоко поднятой головой. И именно потому что я задрала нос кверху и витаю где-то в облаках, как настоящая тупица, я не смотрю туда, куда нужно, то есть на пол. Моя нога цепляется за ножку стула, и я лечу. Да-да, в прямом смысле этого слова, взмываю в воздух, но только чтобы тут же рухнуть вниз и треснуться головой об стол.

«Все хорошо, Леле, – говорю я себе, собирая учебники, которые разлетелись в разные стороны, словно стеклянные шарики. – Здесь пока никого нет, все в норме, детка, ты справишься». Тут я встаю и, к своему ужасу, вижу Дарси Смит. Она сидит в другом конце класса и молчаливо, но с укором наблюдает за мной. Дарси – симпатичная девчонка, но, насколько я могу судить, тоже из изгоев. У нее темная гладкая кожа и интеллигентная улыбка.

– Ты этого не видела, Дарси, – говорю я. Она же просто смотрит на меня, моргая, а потом отводит глаза. Я могу лишь надеяться, что она уловила суть: мертвые девочки много не болтают.

Случилось ли со мной за день что-нибудь похуже? Разумеется, еще как. На уроке физкультуры мне в голову прилетел баскетбольный мяч. Не знаю, кто так непрофессионально бросает мячи, но ставлю на Иветт Ампаро. И угадайте что?! Свидетелем этому снова стала Дарси, у которой даже физкультуры четвертым уроком нет и которая опять молча пялилась на меня. Следит она за мной, что ли? Я приложила палец к губам и произнесла: «Тссс». Дарси покачала головой и улыбнулась.

Я решила, что это пустяки, ведь никто важный не видел моих неудач. «Важный» – это я про Алексея. Но не стоило мне даже думать об этом, потому что, конечно же, я сглазила. И вот как все происходит.