Навсифор успокоился. Он так рьяно болеет за интересы Города, что, похоже, готов выложить драхмы из собственного кошелька. Когда я сказал ему об Эвтимене, он показал мне весьма удачную по конструкции и очертаниям монеру.
Она, безусловно, не отстанет от пентеконтеры, если гребцы Эвтимена слегка нажмут на весла.
— Будь спокоен, мы подождем его. Есть только одно место, где придется серьезно налечь на весла! Я укажу его по возвращении из путешествия, сказал я Навсифору, видя его беспокойство.
— Мне не хотелось бы, чтобы Эвтимен потерял эту монеру, которая украшена изображением младенца Геракла.
— Отбрось свои страхи. Под нашей защитой и при мастерстве Эвтимена она вернется в Лаки-Дон.
Последний день Метагитниона. Буквально рвусь сразиться с бурным морем. «Артемида Лучница» рождается из небытия. Я восхищаюсь тем, как бесплотная и неуловимая мысль воздействует на мертвую материю. Я вспоминаю, как мой дядя-лекарь, Кринас-старший, показывал мне насиженные яйца в разные моменты развития цыпленка. Каждый день в течение двадцати суток он заставлял меня вынимать из-под разгневанной курицы одно яйцо. Я видел, как развивается зародыш из глазков и какого-то подобия червяка, превращавшегося затем в птичий хребет.
— Какая мысль дала рождение цыпленку? — спросил он меня на двадцать первый день, когда крохотный цыпленок, разбив скорлупу, появился на свет.
Сегодня вечером размышлял над идеей Мира и понял, что ничего не знаю. У меня возникла идея корабля, и она — воплощается руками людей, которые строят судно, словно мой мозг руководит их действиями. А у кого возникла идея Мира? Кому под силу следить за гармоничной музыкой звезд и её бесконечным ритмом? Паши боги созданы по нашему подобию, но ведь числа тоже суть боги. Или воплощение богов, коим не даны человеческие лица? Голова идет кругом, и хочется плакать от бессилия — от того, что мои познания не беспредельны.
Счастливы те, у кого, как у Александра, учителем был Аристотель, давший ему в руки средства власти![6] Счастливы те, кто слушал Сократа и говорил с Платоном! Я благодарен архонтам за то, что они приобрели для Библиотеки свитки, которые доносят до нас мысли этих прекрасных людей. Мне хотелось бы иметь достаточно досуга, чтобы перечитать их, но если действие — лишь одна из форм мысли, то оно отнимает у человека все его столь ограниченное время. Увлекись я чтением, достало ли бы мне сил на размышления о путешествии? Сейчас мне надо преодолеть иные трудности, а апориями Аристотеля займусь после тягот плавания по избранному пути, когда придется разрешать споры между людьми и добывать хлеб насущный, чтобы накормить их.
Не жалуюсь и счастлив пополнять знания, занимаясь практическими делами, но жаль, что жизнь столь коротка!
Кончается Метагитнион. Завтра начало нового месяца и состоится собрание архонтов и тимухов, на котором Эвтимен по моему совету изложит свой проект. Мы с Венитафом сделаем все необходимое для его поддержки. Молодеющий с каждым днем Парменон стоит за Эвтимена горой, я был не прав, когда плохо думал о нем. Платон ошибается, говоря, что море разлагает. Его утверждение истинно лишь для металлов, но неверно по отношению к людям, которые не мыслят жизнь без моря. Рыбаки Массалии мне дороже землепашцев. Я вечно вздорю с теми, кто обрабатывает землю моего загородного дома на Трезенской дороге, но мне еще никогда не приходилось сетовать на лакидонского рыбака. Увы, следует признать, что я пристрастен в своих суждениях.
Второй день Боэдромиона. Собрание отложено по причине бегов глашатаев. Народ всегда таков — ему нужен шум и бессмысленное возбуждение. Он молчит и терпит несколько месяцев, но вдруг ему позарез нужны крики и бесполезные бега. Я заперся у себя дома, а вечером, поднявшись на террасу, увидел, как толпа разбегается в разные стороны, как рабы толкают свободных людей, а ученики — своих учителей. Завтра для них суровым голосом произнесут ставшую традиционной фразу: «Рабы, за работу!» — и тихим, дрожащим от страха голосом добавят: «А вы, о мертвецы, ступайте обратно в Аид!» Все верят, что мертвые затесались в толпу живых, словно покойникам нечего больше делать, кроме как являться на эти поистине варварские праздники. Ушедшие в мир иной обрели покой и не хотят с ним расставаться, а мы почитаем память о них, и именно в ней они живут среди нас.
Этот день для меня потерян. И для Эвтимена тоже. Даже два дня, поскольку сегодня все отдыхают после бесплодной суеты. Мне сказали, что проект Эвтимена будет рассматриваться завтра на обычном заседании. Завтра! Всегда завтра! Словно мы хозяева завтра и будущего.
Четвертый день Боэдромиона. Наконец-то проект Эвтимепа принят архонтами и тимухами, которые с интересом взирали на укрепленную мной на стене громадную карту с изображением известного нам мира.
Я пишу эти строки после ухода Эвтимена, на радостях пришедшего отобедать со мной. Его взгляд скользил по порту, словно в поисках того быстроходного корабля, что понесет его навстречу судьбе. Мы вознесли мольбы Артемиде, дабы она благосклонно отнеслась к нашим замыслам. Хотя наши пути расходятся, их выбор продиктован любовью к Городу, которому мы желаем славы и процветания.
Эвтимен еще раз выразил сожаление, что не может сопровождать меня хотя бы на собственном корабле. Иногда он завидует Венитафу, но при мысли об ожидающем его приключении чувствует себя счастливым и глаза его загораются радостным огнем.
После обеда заглянул Венитаф. В его светлой бороде пряталась лукавая улыбка. Он принес небольшую амфору с вином из виноградников Местрамале.
— Выпьем за наши корабли! — провозгласил он, разливая вино по кубкам. Выпьем за Аполлона, чью колесницу и трон мы увидим во всем их великолепии.
Затем он пересказал последние новости Города и порта. Парменон ходит с визитами и просит всех помочь нам. Фелин посетил верфи и осмотрел «Артемиду Лучницу». Он обещал наградить деньгами рабочих, если те закончат корабль до наступления зимы. Политехну привезли из Пирея вазу с изображением Аполлона на колеснице. Он думает лишь о своих удовольствиях. Одна из наших триер погналась за кораблем пунов, но ему удалось скрыться, воспользовавшись тем, что поднялся бурный Киркий.
Венитаф, на мой взгляд, лучший из наблюдателей. Он ожидает прихода в будущей декаде каравана с оловянными окатышами и хочет опросить проводника в моем присутствии.
Пятый день Боэдромиона. Два дня безвылазно провел в Арсенале. Навсифор показал мне льняную ткань, доставленную из Роды. Полотна ровные и хорошо сотканы. Он отложил всю партию в сторону для изготовления парусов «Артемиды».
— Подумай и о запасных! — посоветовал я ему. — Ветры Океана отличаются хорошим аппетитом.
Седьмой день Боэдромиона. Думаю, что до отплытия у меня не будет времени ежедневно заносить события в этот свиток. Дел по горло. Навсифор засыпает вопросами и посылает подмастерьев ко мне домой, когда я отдыхаю. Рабочие восхищаются будущим кораблем. По мере того как становятся зримыми его очертания, выявляется красота судна. А красота всегда признак совершенства. Красивое благотворно и полезно, ибо соответствует предназначению [18]. «Артемида» великолепна даже сейчас. Она прекрасна, как породистая лошадь. Прекрасен тунец. Неповторим дельфин. Почему? У них совершенная форма тела, созданного для стремительного движения в глубинах. Дельфин и тунец не красивее и не уродливее триглы или рыбы-удильщика, которые созданы для другого, а потому медлительны и неповоротливы. В отличие от дельфина и тунца они не властители просторов моря. Поэтому-то на монетах и не увидишь тригл и рыб-удильщиков, зато монеты с изображением дельфинов чеканят часто.
Киль и кильсоны собраны накрепко. Шпангоуты прочно укреплены с помощью привальных брусьев. Доски обшивки гладко обструганы и пригнаны друг к другу, а самшитовые шпонки обеспечивают жесткость конструкции.
Восьмой день Боэдромиона. Навсифор велел сделать скамьи для гребцов и подготовить их к установке, когда строительство «Артемиды» войдет в завершающую стадию. Я попросил, чтобы они были шире, чем скамьи триеры, и предусмотрел для каждого человека седловидное углубление, куда уложил небольшую кожаную плоскую подушку, набитую шерстью. Следует помнить, что гребцы не рабы, а свободные люди, моряки по профессии. Им придется проводить долгие часы на скамье во время плавания в Океане и гиперборейских морях: чем удобнее будет сиденье, тем лучше они станут грести и тем быстрее пойдет корабль. Я также собираюсь уложить матрасы в проходе в дополнение к походным ложам из плетеных ремней в помещении на носу.
