— Вы всё слышали, — выходит без прелюдий и грубее, чем нужно.
— Я ничего не слышал, — обескураженно отвечает маска.
— Хорошо бы, — парирую я, — чтобы так и было в дальнейшем. В рапорте укажете «сопротивление при аресте». С остальным разберусь я. Это понятно?
Он медлит и нехотя отвечает:
— Так точно.
Раздражённый, Джим идёт следом. Я только надеюсь, что и правда всё уладил, хотя как уладить то, что я запорол всю операцию. Полтора года, потраченных на раскрытие этой криминальной сети, попавшей в высший свет как спора, а теперь разросшейся грибницы, в сырости и плесени поедающей всё вокруг. Никогда ещё моя работа не казалась мне такой бесполезной, ни к чему не ведущей, бестолковой. Я ещё не был так близок к провалу, как сейчас. Могу ли я решить всё на свете, разобраться во всем на свете?
Конечно нет.
========== Out Of Control ==========
Порой складывается впечатление, что Тейлор мы усыновили.
Боже, я сейчас ей вломлю.
— Тейлор, — ударив по тормозам, оборачиваюсь, застав её подбородок в пленительной близости от переднего сидения.
А какой бы вышел краш-тест.
— Твою мать, Майк, спятил?!
— Слушай меня сюда, Тейлор. Запоминай! Ты никогда не должна лезть к людям с такими вопросами, ясно тебе? Никогда, понимаешь?
***
Бежевый, розовый, палевый, охра.
Бежевый, розовый, палевый, охра.
Вот что нужно носить в следующем сезоне.
Бархатные брючки.
— Бежевый, розовый, палевый, охра, — повторяет Грег, заламывая разворот глянца, на котором, следуя подписи, Тейлор из IMG демонстрирует все преимущества бархатных брючек Шанель в суровых условиях западно-африканского климата. Если попадёшь в пустыню, как она, и вокруг не будет ничего, кроме рыжего песка и синего неба над растрёпанными волосами, — носи Шанель. Мысль о том, что тебя найдут красиво заметённой в брюках за три тысячи фунтов, скрасит даже самую мучительную и медленную смерть от жажды. — Начинаю врубаться. Майкрофт, помнишь мою футболку цвета менструальной крови? Так вот, дружок, это — охра.
— Тут главное встать так, чтобы привлечь внимание к одежде. Короче, ноги скрестить там или руки, но главное — что-то одно, а то перебор, — говорит Тейлор, чертя ногтем по странице. — Ну так что скажешь?
— Странно, что тебя интересует моё мнение. Ни черта в этом не смыслю.
Она кривит губы и вырывает журнал. «Да нет, вроде красиво, да точно тебе говорю», — спохватывается Грег. Она суёт журнал мне под нос, тренируя на мне агрессивно-фурический взгляд для следующей фотосессии. Глаза у нее красивые, светло-голубые, с ярко-белыми белками. И кожа хорошая. На фотографиях всего этого не видно. Другой человек, палящее солнце, пар от песка. Ничего не высматривающий взгляд.
Я думаю о фараонах, чумазых воришках и изъеденных потом тряпках. А ещё о том, как здорово, что мои друзья носят Шанель и игнорируют естественный свет.
— Будешь молчать или, может, хоть что-то скажешь?
— Хорошая работа.
— Хорошая работа? — прищурившись, подозрительно переспрашивает она. — И что, всё? Что это вообще значит? Хорошая работа кого, фотографа? Осветителя? Пустыни?
— Да, забыл предупредить: Майкрофт не умеет делать комплименты, — тянет Грег, — так что смело принимай это на свой счет и умножай на десять; я, например, так и поступаю. В любой непонятной ситуации думай, что он потрясён настолько, что не может подобрать слов. Серьёзно, Тейлор, классные фотки.
— Ну хватит, — не выдерживаю я, — вы собираетесь куда-то ехать или так и будете капать на мозги? Грег, твою мать, какого хрена ты развалился? Поднимай задницу!
***
Она лежит на заднем сидении, высунув ноги в открытое окно, Грег, потягивая пиво, предупреждает, что следующий даблдекер оставит её инвалидкой и на вечеринку придётся топать без ножек.
— Да уж, Майк, ты там рули поаккуратнее, — отзывается она, поправляя мини-юбку. — Я эти туфли в первый раз надела.
Грег держит бутылку, словно обхватив член, думаю я. До чего испорченный человек, думаю я. Если Тейлор и отрежет ноги, то только потому, что он отвлекает всем своим видом, ненавижу людей, хвастающихся своей сексуальностью как дети новой игрушкой. «Смотри, что мне Санта принес! Хочешь поиграть?»
Хочу, ещё как хочу, а куда мы вообще едем?
Луна необычно большая и идеально круглая. Бледно-жёлтая в синих провалах. Изъеденное оспой рыло висит над кварталом, многозначительно помалкивая о происходящем меж реек зданий. Мне кажется, Землю она презирает как немощного любовника, с которым остаётся из жалости и страха одиночества.
— Эй, ребята. Как думаете, человек был на Луне? — спрашиваю я.
— Гонишь? Ну ясен хрен, — говорит Тейлор. — Армстронг или ещё какой хренов Амундсен.
— Наверное, — говорит Грег, посмеиваясь, — а ты что же, думаешь нет?
— Сомневаюсь, иначе почему бы нам не летать туда каждую неделю. Я присмотрел себе уютный кратер, когда мне было четырнадцать.
— Пиздец как умно, ты в скафандре исполняешь Боуи.
— Я в скафандре дрочу на Боуи, а что?
— Окей, ковбой, — отвечает Тейлор, глядя в зеркало заднего вида, — а тебе не кажется, что ты просто не способен представить что-то большое и глобальное дальше своего носа? Дальше что — оспоришь «Происхождение видов»?
— Прямо сейчас я представляю твою задницу — куда уж глобальнее.
Она скрещивает средние пальцы на манер латинского креста — демонстрируя всё, что обо мне думает.
Грег чуть пиво не расплёскивает, убеждая её, что нет, никакая она не толстая, а очень даже тощая. Она даже ноги спустила в салон, возмущённо выпрямив спину.
— Худее Кейт?
— Гораздо худее, — подтверждает он, хотя, я уверен, не представляет, о какой именно Кейт идет речь.
В зеркале всё ещё отражается её обеспокоенное лицо. Она пощипывает щеки и натягивает кожу языком — я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос. Потом замечает, что я вижу её гримасы, и напускает суровый вид, смешнее предыдущего.
Мы едем в тишине ещё долго, пока Тейлор не изъявляет желания поговорить, причём в странной форме.
Грег щёлкает кнопками, переключая радиостанции в поисках чего-то путного. Это лето не разродилось ни одним более-менее сносным хитом, кроме Wannabe Spice Girls, но в бардачке находятся кассеты.
— Что это, U2? Срань господня, откуда? — возмущается он, вставив одну из них и вертя в руках неподписанную обложку.
— Во… Что? Не смотри на меня, мне это подбросили, — оглядываюсь я.
— Как это вообще можно слушать? — не унимается он. — Не, вы только зацените…
— Эй, эй, выключай, не ставь на мне эксперименты!
Он выбрасывает кассету в окно, где та с хрустом попадает под колеса. Не знаю, может, эта ирландская хуйня осталась от Фрэнсиса, и он, наверное, думает так же, да совершенно точно, раз прожигает меня взглядом. Спасибо хоть предпочитает промолчать, пока настраивает радио. В отличие от Тейлор.
— Мальчики, а вы… — начинает она сконфуженно, предрекая мою реакцию:
— Что? — нетерпеливо бросаю я, заглядывая в зеркало, где она, отвернув лицо, пересчитывает мелькающие витрины.
— Ну, там, типа, любите друг друга?
Я выдыхаю сквозь зубы, стараясь не закипать и не закапать слюной приборную панель, и пропустить её вопрос мимо ушей, только добавляю громкости радио.
Грег оборачивается к ней.
— А к чему вопрос? — спрашивает он вполоборота, мягко, будто разговаривает с ребенком, хотя она и старше. Одного не пойму, ему обязательно сюсюкать с каждой любопытной дурой?
— Ну, что-то не особо видно. Не то что я спе…
Боже, я сейчас ей вломлю.
— Тейлор, — даю по тормозам и оборачиваюсь, застав её подбородок в пленительной близости от переднего сидения.
А какой бы вышел краш-тест.
— Твою мать, Майк, спятил?!
— Слушай меня сюда, Тейлор. Запоминай! Ты никогда не должна лезть к людям с такими вопросами, ясно тебе? Никогда, понимаешь?
— Да что я такого…
— Ты поняла меня? Никогда блять не задавай таких вопросов! — рявкаю я, как положено неврастеникам, и сбавляю тон на угрожающий: — Потому что рано или поздно найдётся тот, кто ответит так, что ты зарыдаешь, и вот тогда ты меня припомнишь.