На словах «настоящая женщина» я понимающе кивнул, словно мне было не тринадцать, а тридцать, я перемацал всех женщин в ливерпульских доках и я же побывал в лучших домах Европы (видимо, для чистоты эксперимента). Но на самом деле все, что я мог, — сравнить Мэрилин Монро с Грейс Келли (разумеется, безо всякого результата) или поставить рядом Сабрину и Сандру (правда ни на одну из них моя мать похожа не была).

Мне еще предстояло узнать, что в его понятии «настоящая женщина». Этот вопрос я оставил для следующего раза, но потом необходимость разбираться в женщинах как-то отпала.

— Чем же таким она подходит? — И я начал загибать пальцы: — Она постоянно обижается, ругается, когда ты задерживаешься на работе, заставляет есть овощи, мыть руки, знает больше тебя (вот тут он оскорбился) — не переживай, ты все равно умнее, — затевает пари и спорит, пока ты не сбежишь от нее в кабинет. Обожает иметь мнение на счет всего на свете. А еще временами на нее находит помутнение, когда она носится со скоростью света и кудахчет, как наседка, над всеми, кто попадется под руку. Чаще всего попадаешься ты. Не обижайся, но ты совершенно не можешь ей противостоять. Никак. Неа.

— Эхех, Майкрофт. — Он потрепал меня по голове. Я ненавидел, когда он брался тормошить мою челку. — Не так уж ты смышлен, как они думают, верно? Кто ж еще на этом свете станет меня терпеть?

Не могу сказать, что его ответ открылся просветлением. У меня прям всё упало в тот момент. Ерунда какая.

И вот теперь я, кажется, начал понимать.

Сейчас Грег скажет, что я транжира, — в очередной раз думаю я, — но он в очередной раз не говорит. Так что эта куча тряпья отправляется на кассу.

— Классная футболка.

— Ты классный, — отвечаю я. — А футболка — так себе. И лучше без нее. Жду не дождусь, когда сниму с тебя и её, и эти классные джинсы.

— Секс в раздевалке? — смеется он.

— Ты это можешь, я это могу, предлагаю удовлетвориться самим фактом. Мы должны быть стойкими и двигаться к цели, не взирая на земные искушения. Подарок, помнишь? Ты! Вообще помнишь, зачем мы пришли?

— Эй, кто из нас забыл? — притворно возмущается он. — Ещё одна минута в мыслях, что подарить Стейси, меня доконает. Даже не думай спросить ещё раз.

И я захлопываю рот.

Мы идем вдоль витрин: я всё время останавливаюсь, потому что все эти яркие и классные штуки привлекают мое вни… На самом деле нет — но так я пытаюсь развлечь и отвлечь себя и позволить Грегу посмеяться над своим незадачливым бойфрендом. И Грег смеется, называя меня ребенком. Мы идем слишком близко друг к другу, ближе, чем он может себе позволить — учитывая, что в Либертис полно людей и в любой момент может встретиться кто-то из его знакомых, хоть он и настаивает, что в месте вроде этого делать им нечего. Он пытается приобнять — нехотя скидываю руку, но, видит Бог, я противен самому себе.

— Перестань, — говорю я и натыкаюсь на взгляды проходящих мимо парней, по виду туристов. Глядя на нас, парочка смеется. Грег улыбается, мол «ну что с ним поделаешь» и пожимает плечами.

— Видишь, мы не одни такие, — бурчит он, пытаясь повиснуть у меня на руке. — Вот черт! Распейл!

Он замечает своего директора и останавливается, как в трансе. Тот не смотрит в нашу сторону: все внимание этого достопочтенного препротивного старикашки захвачено молоденькой девицей, годящейся ему во внучки.

— Перестань дергаться, как будто тебя поймали, — шиплю я. — Это его дочь?

— Вот черт. Это курсантка, говорю тебе, Джессика или как её там…

— Можешь с ним поздороваться.

Они проходят мимо: когда Грег бурчит «Здравствуйте», старикашка замечает нас и едва не отпрыгивает к витрине. Мне весело, Грегу, кажется, тоже.

— З-дравствуйте…

Он спешит утащить девушку прочь и одергивает, когда та, семеня каблуками, снова и снова оборачивается на нас.

Ныряю в ближайший магазин.

— Ты видел, он чуть в штаны не наложил!

— Тебе повезло.

— Господи, можешь не быть таким занудой?

— Я зануда во всем, что касается твоей задницы. Можешь не расслаблять её к месту и не к месту? — говорю я, скрываясь за рядом вешалок. — Я всего лишь делаю, что должен: пытаюсь держать тебя в руках. Мы же всё обсудили. И вообще, что за любвеобильное настроение?

Чушь. Просто не хочу, чтобы он чувствовал на себе эти взгляды. Осуждающие. Презрительные. Чтобы от него шарахались, как от прокаженного. Для Грега я не хочу ничего из этого, даже если он решит… что готов и что еще он там решит. Может, он думает, что к нему эти взгляды не прилипают. Я — знаю.

— Без понятия, что на меня нашло. — Он чешет в затылке, разглядывая совершенно идиотскую футболку с надписью «Fuck me here». — Меня всегда раздражали сюсюканья на людях. Но, Боже, если б я мог от тебя отлипнуть, — признается он. — Но я не могу. Я знаю, что следует быть осторожнее. Тебя это не достало?

— И что с того? Кто-то же должен помнить о здравом смысле.

— Чур это будешь ты.

— Грег.

— А я буду помнить, что моя задница в надежных руках, — воркует он, подбираясь опасно, опасно близко.

«Кхм-кхм» — Я оборачиваюсь. Крашеная тетка, обвешанная драгоценностями, как рождественская ель игрушками, — это чучело, символ новой аристократии, — брезгливо морщит нос, словно наступила в коровью лепешку. Стоит найтись источнику вони и перетянутое лицо вспыхивает удивлением, которое, впрочем, тут же сменяет презрение. Она не смотрит на Грега — только на меня; словно сам факт, что мы с ней можем быть ровней, оскорбляет её достоинство.

Сопровождающий мадам охранник — этот фанат стероидов и морковного сока, — отворачивается, делая вид, что очень увлечен женским бельем.

В одном она не права — она мне не ровня и никогда ей не будет.

— Пойдем, милый, а то бабулю инфаркт хватит, — жеманничаю я, и он, прыснув, позволяет утащить себя из магазина.

***

— Господи, неужели так сложно выбрать цацку? — восклицает Грег, когда мы в ювелирке выбираем подарок Стейси. Это последний ювелирный магазин, наверное, десятый по счету, так что мы обязаны на чем-то остановиться. — Вот эта! Нормальная же!

Он тычет в первую попавшуюся подвеску в виде то ли сердца, то ли перевернутой задницы.

Девушка-продавец с бэйджем «Кэтрин» поджимает губы, и в выражении её лица я читаю укор. Ох уж эта женская солидарность. Приходится сделать усилие и взять всё в свои руки. Нет сил слушать, как Грег сокрушается, словно наша миссия невыполнима.

— Как ваши дела?

— Кэтрин, — милая, дорогая, хорошая Кэтрин, — вы не могли бы — спасти двух идиотов? — нам помочь?

— Конечно. — Она тепло улыбается, и Грега отпускает. — Так… Что именно мы ищем?

— Что-нибудь, — говорит Грег. — Классное. Нет, Майкрофт, — он снова падает духом, — это безнадежно. Откуда мы знаем, что ей понравится? Её сам черт не разберет!

— Мне кажется, увидев то самое классное, я пойму, что это оно. Пожалуйста, Кэтрин, покажите всё самое классное, что у вас есть.

— Подарок для вашей девушки? — понимающе спрашивает она.

— Подруги.

Улыбка девушки становится еще шире. Словно декорация в настольной пьесе, Грег отходит на задний план. Все ее внимание приковано ко мне. Она выдает трели, расспрашивая, что нравится Стейси, и загорается восторгом, когда мне удается припомнить что-то такое.

— Знаете, — восхищается она, — некоторые даже не помнят, какой у их жен цвет глаз!

Грег прицокивает. Продавец наконец вспоминает о его присутствии и смотрит, недовольная тем, что он помешал. Затем, по какому-то чисто женскому наитию, до нее доходит.

— Оу, — смущается она и теплая улыбка потухает, обдавая холодом.

— Вот именно, — торжествует Грег. — Оу.

Иногда он такой засранец.

Мы договариваемся на том, что нам нужно что-то изящное и в то же время простое. Что-то дорогое, но не кричащее о своей цене. «И не кольцо,» — говорит Грег. Интересно, что он имеет против колец. Она ныряет под витрину и достает бархатный футляр. В нем — тонкая цепочка с бриллиантовой застежкой.