Но Грег. Вот что мне так нравится, что восхищает: он бесподобно нагл, в той же степени, насколько добр. Он не спрашивает, нужно ли это, он делает что делает, гнет свою линию. Он говорит: «Мне плевать, что вы думаете», — и никому, даже мне, не приходит в голову, что можно не ответить взаимностью или не понять. Ты думаешь: «О, Боже, сделай так снова». Ты не решаешь, принимать его или нет, ты смотришь с открытым ртом и ждёшь, когда он решит отдать. И Стейси, и я — сорняки, мы пробили тепличную пленку, но даже это не дало нам преимущества. Стейси, эта гребаная зазнайка, действительно выделяет его как равного.

Я просто. Я смотрю и вижу, что он, с этой своей добротой и наглостью, абсолютно защищен. Нет никакой бреши, и он в отличие от меня цел, а не поделён на фрагменты. Если и была хоть одна возможность не захотеть этого человека, я упустил её вместе с тем как появился на свет. Нет, на самом деле я понимаю, что у меня не было ни единого шанса. Я просто влетел в него и, потеряв равновесие, упал. Снова эти дешевые фразы. К его ногам, конечно, куда ж ещё.

Я заканчиваю предаваться раздумьям, когда раздается звонок в дверь. Хмурюсь, смотря на Грега.

— Ты вызвал врача?

Он выглядит удивленным и мотает головой, вставая, чтобы открыть дверь.

— Наверное, Стейс.

— Странно, что ты не узнал ее по характерному нажиму на звонок или еще какой-нибудь ерунде, — походя бросает он.

«Она никогда не повторяется», — думаю я, потому что ответа он уже не услышит. Прислушиваюсь к возне к коридоре. Только что хлопнула дверь.

— Майки! — Стейси влетает в комнату и плюхается на кровать, загребая руками одеяло и мои ноги. — Ну и погода! Я бежала от машины, только посмотри на это…

— Ты вся промокла. Давай сюда, простынешь.

Она ныряет под одеяло и вздрагивает, отогреваясь. А потом конфискует одну подушку, устраиваясь удобней.

— Ай! Убери свои ледышки, — смеюсь я. — Какого черта ты вылезла из дома в такой ливень?

— Ты не поверишь, ты просто не поверишь! — говорит она возбужденно.

Грег возвращается с полотенцем.

— О, спасибо. — Она принимается вытирать волосы и вдруг останавливается. — Стоп. Уже два часа. Почему ты в кровати? Черт, только не говори, что я помешала! — Озирается на Грега.

Он фыркает, опускаясь на постель.

— Мы не трахались, если ты об этом…

Но она перебивает:

— Вообще-то я предположила минет, потому что, — принюхивается, — не чувствую характерных флюидов…

Грег веселится, а я закатываю глаза.

— Кое-кто заболел, — объясняет он.

— Кое-кто что? — Она бросается щупать мой лоб. — Боже. Бо-оже. Нет-нет-нет. Ты же знаешь, тебе нельзя болеть! — Делает круглые глаза, изображая испуг, и прикрывает рот ладонью.

Смотрю исподлобья с иронией, положенной обреченному вроде меня.

— Сам знаю, но, очевидно, всё именно так.

— Что такое? — явно в замешательстве, спрашивает Грег.

Ну что за идиотка. Закусываю щеку, чтобы не рассмеяться.

— Что такое?! Что такое… — стонет подруга. — Я скажу, что такое: всыпь в него пачку ибупрофена и бегиии!

Я не выдерживаю и прыскаю вместе с ней. Грег выглядит раздраженным.

— Окей, окей. — Она успокаивается и садится в кровати. — Рассказать ему?.. Только не пугайся — хах, знаю, после такого это сложно… — у него бывают глюки. Когда он болеет. От температуры. Ну, то есть это случается редко, потому что он почти не болеет…

— Галлюцинации? Ты шутишь? — неверяще спрашивает он.

— Стейси, прекрати пугать. Со мной всё нормально, мне уже лучше.

Она прерывает жестом.

— Ты всегда так говоришь. — И поворачивается к Грегу. — Ты вызвал врача?

— Если бы! — вскидывается он. — Он мне запретил. — Глюки? Серьёзно? И ты молчал?

— Это было всего пару раз. И мы не будем никого вызывать, — отрезаю я. — Мне лучше, температура спала. Стейси.

Она смотрит скептически и всё-таки проверяет, снова дотрагиваясь до моего лба.

— Мы сбили жар парацетамолом, — говорит Грег.

— Сколько времени прошло?

— Три? — Он смотрит на меня. Киваю. — Три часа, да.

Она качает головой.

— Ладно, надеюсь, всё не так печально.

В следующие пять минут, пока она проводит инструктаж по фармацевтике (в чем она, безусловно, хороша) и уходу за больным (причем, судя по обеспокоенному тону, это как минимум редкий вид лихорадки, а я — медицинский феномен), почти не слушаю, раздраженно сминая край одеяла.

— Закончили панику? — наконец интересуюсь я.

— Спасибо, что включился. Мы как раз обсуждаем вашу вчерашнюю вылазку. — Она прищуривается. — Нашли что-нибудь?

Грег опускает глаза.

— Ты здорово спрятала свои запасы, — отвечаю раздраженно.

— Ты зря потратил время. Я завязала.

— С чего вдруг? Ясно, почему Лондон терпит стихийное бедствие. Еще неделя воздержания — и Земля слетит с орбиты.

Она изображает оскорбленную невинность.

— Я уже не так молода и красива… — протягивает она. — Пара лет в таком духе, и мне тоже придется завести юного любовника. Чтобы хоть как-то поддерживать самооценку.

Это было… довольно болезненно.

Грег хмыкает.

— Я заметил, судя по количеству косметики в твоей ванной.

Ухмыляюсь. Квиты.

— Пф. Так бы и сказал, что хочешь одолжить у меня помаду, — играючи отбивает она.

Прячу лицо в ладонях, вздрагивая от смеха. Грег говорит:

— Никак не мог найти подходящий оттенок. Как он называется? Кровожадная стерва?

— Фурия, — уточняет Стейс и показывает язык.

— Вы двое нашли друг друга, — заключаю я. — И кстати. Что такого важного ты хотела сказать? Во что там я не поверю?

— А, точно! Вылетело. Тейлор приезжает.

Что я слышу. Эта ненормальная оторва возвращается в Лондон?

— Это шутка?

Она отвечает долгим выразительным взглядом. Я усмехаюсь.

— Кто такой Тейлор? — спрашивает Грег.

— Тейлор. Она. Подруга Стейси. Главная лондонская тусовщица. Она же вроде говорила, что уезжает навсегда?

— Я тоже так думала. — На её лице явное неудовольствие.

— Тебя огорчает приезд подруги?

— Видишь ли, Грегори, в данном случае слово «дружба» употребляется только потому, что подходящего ещё не придумали.

Ей удалось меня удивить.

— Мне казалось, у вас хорошие отношения, вы же с ней не разлей вода?

— Две неверных догадки в одном предложении. Не было никаких отношений. Для отношений нужны как минимум два человека, а не только я. Мое отношение было хорошим, ага, не спорю. Хорошей игрой в одни ворота.

—…

— Не возражай, просто поверь: именно так всё и было. Всё, о чём она думала, — она загибает пальцы, — тусовки, выпивка, парни, — в этом ей не было равных. В остальном она была полной флегмой. Мне приходилось стоять на голове, чтобы её растормошить. Всё делала я. Говорила, развлекала, смешила, боролась за её внимание, решала её проблемы… Ну как, после моих слов это всё ещё похоже на дружбу?

— Тогда зачем? — удивляется Грег.

— Не знаю. Она была классной, заводной, безбашенной. Но это еще не всё, понимаешь?

— И ты не хочешь с ней общаться? — спрашиваю я.

— Хочу. Не знаю. Только… Я хорошо к ней отношусь, но без отдачи мое хорошее отношение ничего не стоит. Просто факт, который не имеет ценности. В задницу такую дружбу. Думаю, мне есть, с чем сравнивать.

— Самое время сказать, какие мы хорошие и как сильно ты нас любишь, — говорит Грег, зевнув.

— Да, точно, — подтверждаю я, — как тебе повезло и как ты нас ценишь.

— Ммм… А сразу после признания устроим тройничок, — ухмыляется она. Мы с ней тут же переглядываемся, скорчив брезгливые мины.

Грег фыркает.

— Нам хотя бы двойничок.

— Что… Ты? — Она поворачивается ко мне, и приходится сжать губы, чтобы никак не отреагировать на её обалдевшее выражение лица. — Мааайк! — И начинает гоготать.

Умоляю небо, чтобы она не стала развивать эту тему. Абсурдность и нелепость этой ситуации очевидны даже для меня.

— Даа, ребята, — тянет Стейс. — Усмирить либидо Майка могло лишь великое чувство. Не знаю, плакать мне или смеяться.