— Круто, что ты так беспокоишься о подруге, — говорит он, продолжая ведомую только ему мысль.

— Я не беспокоюсь.

— О, да брось! Беспокоишься, ещё как! — восклицает он.

— Она не так беспомощна, как кажется.

— Ага.

Уже у порога её дома он останавливается, спрашивая, не намерен ли я взламывать замок. Я достаю ключи и смеюсь его облегченному вздоху.

— На пару минут. Только убедимся, что всё в порядке.

В доме тихо. Минуем коридор, проходим через гостиную и останавливаемся возле закрытой спальни. Осторожно поворачиваю ручку — дверь поддается. Мне остается лишь удивиться: раньше, по детской привычке, она запиралась, даже находясь одна. Видимо, эти времена прошли.

Мы заходим, и я наконец могу выдохнуть.

— Это так ми-и-ло, — тянет Грег, глядя, как Стейс, обняв одеяло, пускает слюнки в подушку.

— Да уж, — едва слышно отвечаю я. — Мило.

Я тоже смотрю, но только затем, чтобы убедиться, что она спит. Сыграть глубокую фазу сна не может даже Стейси.

— Где-то должны быть таблетки. — Осматриваю тумбочку.

— Гляну в ванной, — кивает Грег.

Возвращается не с пустыми руками.

— Ничего нет, только снотворное.

Закатываю глаза.

— Ты же не думаешь, что там действительно снотворное?

Он чешет затылок и протягивает бутылек. Откручиваю крышку.

— Узнаешь?

— Прозак.

— Точно. Поставь обратно. Это не тот маленький секрет, который я ищу.

Пока он ходит, я заглядываю в брошенную на комод сумку и, к своему удивлению, нахожу то, что искал. Черную с золотым тиснением книжку.

— Что это? Дневник? Ты же не будешь читать? — шепчет Грег.

На секунду я задумываюсь.

— Не сейчас.

Достаточно знать, что он существует. Честно говоря, я почти не надеялся.

Поверить не могу, что она ведет его до сих пор. Не уверен, что готов узнать, о чем она писала все эти годы. Может, она вела статистику матчей или, как и раньше, собирала цитаты — а может, писала обо мне. В любом случае, открыв, я уже не смогу отмотать назад.

Собираюсь вернуть его на место, но, когда переворачиваю, один из листов выпадает на пол. Забавно, но я смотрю на Грега — тот всё понимает и, наклонившись за страницей, пробегает её глазами. Неожиданно он улыбается.

— Вы оба больные, — говорит он весело. Смяв, вкладывает лист мне в руку и выходит из комнаты.

Недоумевая, разворачиваю скомканную бумагу.

Дорогой Майк!

Уверена, что данное тебе воспитание (и я говорю не о том воспитании, что мы оба получали вечерами пятницы), не позволит прочесть найденный тобой дневник.

С.

Идиотка.

Я улыбаюсь, вкладываю смятый лист в книжку и возвращаю на место.

Уходя, я всё ещё задаюсь вопросом: что это — шахматы или шанс?

***

Мы входим в прокуренное помещение, и мой взгляд сразу же падает на свободный столик в углу. Я никогда не делаю этого — не сажусь возле стен, и сегодняшний вечер не станет исключением. Грег идет за напитками, а я направляюсь вглубь зала. Здесь многолюдно. Дым стоит в воздухе, тусклый жёлтый свет своей монотонностью сдавливает виски. Гул разговоров определенно не способствует расслаблению. Краем глаза наблюдаю за соседними столами: похоже, никто, кроме меня, не жалуется. Наверное, старею. Всё кажется унылым и до боли прозаичным. Точно. Моя голова болит от прозы.

— Взял нам пиво. — Грег подсаживается за стол и подвигает бокал. Пока я задумчиво вожу пальцем по ободку, он устраивается напротив и вытягивает ноги, протиснув их между моими. — Расслабься. Что, это из-за дневника? Ты ведь не читал? — насупив брови, спрашивает он.

— Нет, просто… — Я стараюсь расслабить плечи, чтобы снять напряжение в шее.

Он наклоняется к столу.

— Просто что? Ты гребаный король мира, вот и наслаждайся этим.

— У королей не бывает выходных, — говорю я скорее в сторону, чем ему.

Он берёт бокал и делает несколько жадных глотков. Смотрю, как дёргается его кадык. Ударь в меня молния, если это не сексуально. Я следую его примеру и прикладываюсь к бокалу, не спуская заинтересованного взгляда. Разрази меня гром, если это не сексуально в ответ.

— Ты снова это делаешь. Разглядываешь меня.

— Я и не прекращал. — Альтернативная правда в моём исполнении вызывает улыбку.

Если в этом пабе и отдыхает король, то имя его Грег Лестрейд. То, как естественно он развалился напротив, положив руку на спинку сидения и скрестив лодыжки вытянутых ног, умиляет и вызывает восхищение. У меня стойкое ощущение, что кое-кто спешит обозначить свое превосходство перед стаей.

— Что? — спрашивает он на мою улыбку.

— Да нет, ничего. — Стараюсь не рассмеяться. — Я такого ещё не видел. Ощущение, что ты попал в свою стихию. Ты изменился.

— Правда? — Он усмехается. — Не представляю, о чем ты.

— Ты всегда спокоен, но сейчас кажешься самоуверенным.

— Тебе не нравится? — то ли спрашивает, то ли констатирует он.

— Нравится, — говорю я.

«Очень», — говорит мой взгляд.

— Могу перестать.

Серьёзно? Да ну?

— Нет, не можешь.

— Ты прав, — смеется он. — Тебе скучно? Если так, то можем уйти.

— Уже нет, — отвечаю я. Потому что это правда.

— В любом случае прекрати меня разглядывать.

— А то что? Затискаешь до смерти? — ухмыляюсь я.

— О, иди к черту, — он отмахивается и обводит зал взглядом. — Много народу, да?

— Грег.

Он смотрит куда угодно, только не на меня.

— Обычно столько бывает в субботу, во время матчей и после.

— Грег.

— Что это по телеку? Крикет?.. — Он возмущенно кривится.

— Грег!

— Ну что, что? — Он наконец поворачивает голову и улыбается. — Что? — восклицает он с оттенком смущения и смеха.

— Прекрати трещать и смущаться. Да что с тобой? Ты какой-то странный.

— Ничего, просто… — Он потирает затылок. — Просто не смотри на меня так.

— Так? — удивляюсь я.

— Как будто решил съесть на ужин.

— Кто сказал, что я не собираюсь, — говорю я, сделав глоток.

— Ну знаешь… О, Боже. Я краснею. — Похоже, в его запасе целый арсенал смущенных улыбок. — Этот бар странно влияет на нас обоих.

— Очень странно, — говорю я тихо.

— Что ты имеешь в виду? — Он наклоняется к столу. Я делаю тоже самое, как будто есть секрет, который нужно обсудить. — Итак, что за секрет? — шепчет он.

Я нахожу его руку под столом. Это необходимо для таинства посвящения. Точно, именно так.

— Что мы здесь забыли? — спрашиваю я шепотом.

— Я спрашиваю себя о том же.

— Мы должны быть в другом месте.

— Верно. В каком?

— Где нет свидетелей, — говорю я, оглядываясь на сидящего поодаль парня, что пялится на нас минут пятнадцать. Тот делает вид, что увлечен крикетом.

— Свидетелей чего?

— Моей большой проблемы.

— О… Что?

— Ты всё понял.

Он выпрямляется.

— Ты, блять, шутишь.

Я развожу руками.

— Ты не предупреждал, что будешь таким сексуальным, — говорю я, делая глоток.

— Я? Сексуальным? — Он запрокидывает голову в немой мольбе.

— Экстремально.

— Остановись. — Он невидяще пялится перед собой. На его лице — вся боль мира.

— Я ничего не делаю. Это ты виноват.

— Гм…

— Экстремально.

—…

— Меня не отпустит. — Втягиваю воздух. — Невероятно. Он смотрит ошалело, закусив губу. — Я могу умереть. Точно тебе говорю.

— Маленький несносный ублюдок.

Растягиваю губы в ухмылке и киваю, подтверждая его теорию.

— Черт… Ты больной.

— Что?

— Я просто… Боже. Если б я знал, что ты начнешь соблазнять меня здесь, я бы…

— Предпочел не терять времени? — говоря, прикрываю глаза.

— Боже… — Он прикрывает рот ладонью и смотрит неверяще. — Как ты это сделал?

Пожимаю плечами.

— Это? Я ничего не делал.

— Сволочь.

— Ты знал, что я могу быть очень, очень, очень несносным.

Он сглатывает и наклоняется к столу.

— Ты что-то мне подсыпал?

— Ноуп, — говорю я одними губами.