Вознеси меня выше. Втопчи меня в грязь. Согни меня так, чтобы я не встал.

Он бросает меня на кровать и, нависнув сверху, как горилла, хватает за подбородок, поворачивая к свету пожелтевший синяк.

— Где, твою мать, ты был? — рычит он, и я скидываю с себя его руки. Подтягиваюсь выше на локтях, пока он, побоченясь, решает, что со мной делать. — Неделя. Без единого звонка.

Его глаза впиваются в моё лицо двумя немигающими точками. Он это несерьёзно. Он зол, но он это несерьёзно, думаю я, виновато сглатывая. Мой взгляд блуждает по комнате без задержки на чём-то конкретном. Я не вижу его, ждущего ответа.

— Разденься, — глухо командует он.

— Я не… Я не хочу, — я надеюсь, моего открытого невинного выражения будет достаточно, чтобы он отстал. Сегодня я скверно выгляжу под одеждой. Прежде чем я отрубил того чувака, он хорошенько помял мне ребра.

— Что у тебя там? — он тянется к моей футболке и, когда я отстраняю руку, между нами завязывается нешуточная борьба, пока я не нахожу себя прижатым к матрасу, а его колено — на своих лопатках.

Он задирает футболку и шипит от увиденного; тут же убирает ногу, потому что это действительно больно. Синий — цвет любви, цвет моих синяков.

— Раздевайся, — повторяет он, закатывая рукава, и слезает с постели, чтобы закрыть дверь на ключ.

— Что ты делаешь… — упавшим голосом спрашиваю я. Рука так и застывает с краем футболки, приподнятым наполовину.

— Семь дней без единого намека на то, что с тобой. Семь дней, за которые я чуть не поседел, Майкрофт. Ты не уважаешь меня, я думаю, что пора внести ясность. Я собираюсь забрать семь оргазмов за семь дней, что ты отнял. — Догола, Майкрофт. Встань на колени и заведи руки за спину. Рука или ремень?

— Ты же это не серьёзно…

Я уже почти разделся и теперь сижу в трусах, всеми силами бровей намекая, что не оценил юмор.

— Значит, рука, — отвечает он за меня и, толкнув на живот, сдирает трусы. Я изгибаюсь, помогая стянуть их с ног. И тут же падаю, подкошенный жгучим ударом по заднице. Тяжелая рука обретает форму горящего отпечатка, я чувствую, как пульсирует след от всех пяти пальцев. — Подними зад, чтобы я видел твой член. Я собираюсь вытрахать из тебя всю спесь сегодня.

От этих слов мой член дёргается, как по команде. Я слышу, как он обходит кровать с другой стороны и матрас прогибается под его коленом. Жгучая вспышка снова обдает жаром. Он, как и я, не понимает полутонов и бьёт со всей силы.

— Мне жаль, — говорю я. — Я не мог дать о себе знать.

— О, нет, Майкрофт, тебе ни капли не жаль.

Он снова припечатывает ладонь и вся кровь с лица приливает к низу, я просто горю и прячу лицо в одеяле. Он обхватывает мой член, сильно сжимает и ведёт вдоль ствола. Демонстрирует смазку на ладони и вытирает её о покрывало рядом с моим лицом. С оглушительным шлепком на заднице вспыхивает новый слёд, перетягивающий внимание на себя.

— Больно?

— Да. Я должен просить тебя?

— Нет, мне это не нужно. Не трогай себя, Майкрофт. Ты не кончишь, пока я не решу, что ты достоин моего члена. Я хочу, чтобы ты был очень твердым и очень подготовленным ко мне.

— Ты возбужден? — Я уже знаю, что этой репликой заработаю ещё один удар. Задница пылает, налитый член умоляет к нему прикоснуться, истекая смазкой, раскрытый вход обдаёт воздухом. Грег хмыкает.

— Нет. Чтобы ты понимал, я не пытаюсь тебя наказать и мне не нужны извинения. Я хочу напомнить, куда ты должен возвращаться. Кто будет вбивать тебя в кровать и выдолбит из тебя всю дурь. Кому плевать на твое самомнение. Ты будешь подо мной, потому что тебе это нравится. Я дам что тебе нравится, столько, сколько захочешь. Я мог бы пристроиться сзади и трахать тебя, держа за сцепленные руки. Подумай об этом.

— Я мог бы подаваться навстречу, — отвечаю я, — больше того, я знаю, что тебе бы этого хотелось. Ты представляешь свой обрезанный член у моего входа и чувствуешь его головкой.

С треском ладонь приземляется на мой зад и я закусываю губу, всасывая холодный воздух. Смазка сбегает по члену, исчезая на внутренней стороне бедра. Я пытаюсь расслабить мышцы, умоляя затёкшее тело о втором дыхании. О чём-нибудь, что может отвлечь.

— Из тебя льётся, Майкрофт, а я всё ещё не возбуждён. Я мог бы подлезть между ног и обхватить твой член губами. Я чувствую его вес на кончике языка, как он ложится, оттягивая его вниз. Ты кончаешь от подчинения мне. Мы оба знаем, почему.

— Я хочу быть слабым. Трахни меня, сделай, что должен, — шепчу я, зажмуривая глаза, мечтая услышать звук молнии на его штанах. Я весь мокрый.

Ладонь рассекает воздух. Капля пота стекает по пояснице. Я заставляю себя стоять спокойно в ожидании, пока следы его ударов, слившиеся в одно горящее пятно, перестанут жечь. От возбуждения шумит в ушах.

— Ты заносчивый. И холодный. И всегда делаешь только то, что считаешь нужным. Но под всем этим ты податливый. И горячий. Если отпустишь себя. Ты хочешь отпустить себя?

— Да.

— Недостаточно сильно. — Он оттягивает мой болезненно набухший член, заставляя его шлепнуть о живот. И снова. И снова. Другая его рука сжимает ягодицу, сильнее раздвигая вход. Смазка капает на живот. Он спускает руку в промежность, гладя за мошонкой.

Когда я с шумом втягиваю воздух, он прекращает трогать мой член, оставив руку на яйцах. Держусь, чтобы не ёрзать, но ощущение его ладони как красная тряпка, это всё, о чём я могу думать.

— Ты возбуждён?

— Нет. — Слышу треск разрываемой упаковки презерватива. Он показывает, как раскатывает его на пальцах. У меня затекли плечи, меня потряхивает от предвкушения, что сейчас его пальцы окажутся во мне. Я думаю о моменте, когда его выдержка даст трещину, и я получу его целиком.

Я всё-таки ерзаю, ожидая его пальцы.

— Какой ты нетерпеливый. Внутри ты узкий, гладкий и горячий. И всегда принимаешь меня по самые яйца. Расслабься и позволь возбуждению захватить тебя. Ну же, не сдерживай его.

С этими словами я позволяю горячей волне собраться в ком и достигнуть моего члена. Я чувствую себя в море, качающимся на воде, когда прилив настигает берег, и я дергаюсь от болезненного наслаждения.

— Мне нравится, как ты стонешь. Нравится твой голос, — тихо продолжает он, — изумительный, плавный, как он мягко обволакивает меня. Как он говорит грязные вещи, проповедует секс, заставляет дрожать в ожидании. — Он подносит пальцы в резинке к моим губам, пристроившись сзади в джинсах. — Соси их.

Перемазанный слюной презерватив блестит в близости от моих глаз и исчезает. Я чувствую, как, мокрый, он касается входа. Не надавливает, только гладит, но этого достаточно, чтобы сводить с ума и заставить стонать сквозь сжатые губы. Я запрещаю себе просить его и от этого возбуждаюсь ещё больше. Член онемел от возбуждения, пара касаний — и я кончу.

Пальцы медленно проникают внутрь, я расслабляю мышцы, облегчая задачу. И тут же дёргаюсь, когда они оказываются внутри. Он берёт мои руки в свою, и мягко надавливает на стенки.

— Сколько в тебе выдержки, — тихий, с придыханием, голос вибрирует у меня внутри. — Я собираюсь коснуться тебя там. Попробуй не кончить.

Меня пронзает вспышка; дёрнувшись, как от разряда, подаюсь вперёд с его пальцев и тяжело дышу, но его крепкая хватка выворачивает мне плечи. У меня получилось и не получится снова.

Он гладит меня внутри, натягивая мышцу, и медленно касается входа кончиком языка. Это успокаивает, позволяет забыть о пульсации в члене. Но потом я чувствую, как он входит глубже, и стискиваю зубы. Дважды он задевает простату и дважды я дёргаюсь, поджимая живот, — волна возбуждения, накрывая почти до пика, спадает. Он делает это снова, трижды. А потом всё смешивается.

— Грег! Мне больно. Пожалуйста, дай мне кончить, пожалуйста.

К моей радости, звенит пряжка ремня.

— Как думаешь, ты готов к моему члену? — в ожидании ответа он медлит, надевая презерватив. — К тому, что я возьму тебя жёстко. Боже, какой ты возбужденный, — он проводит вдоль моего стояка и зажимает основание. — Как он налился. Я тоже. Я тоже возбужден как целка. Видя, как я тебя согнул и как ты приглашаешь меня.