— Не забудь свои тетради, — добавляю я.
Он так и замирает, наполовину застегнув ширинку, и прожигает меня взглядом, а потом кидается запихивать свои бумаги в сумку.
— И Академию не бросай, — бормочу, мрачно наблюдая за тем, как он носится по спальне. — Разгружать вагоны можно и по ночам.
Он швыряет в меня золотой AmEx и делает всё с таким азартом, что даже жалко, что из зрителей я один. Знает, что меня это взбесит. Швыряю её обратно.
— Мне не нужны твои деньги, ясно?
— Мне они тоже не нужны.
— Купишь себе поебаться, — огрызается он, перекидывая через плечо ремень учебной сумки. Ну вот и всё. Он готов; стоит на месте, смотря на меня удивленно, медля всего секунду, которой хватит, чтобы вскочить и догнать его, когда он рванёт из комнаты. И только я на ногах — он уже мелькает в проеме, оглушительно трахая дверь о косяк. Дергаю ручку — держит, потом отпускает и я успеваю схватить его уже у выхода, обняв за пояс; он возится с замком, поворачивается ко мне и выставляет сжатые в кулаки руки, пытаясь отодвинуться, но впереди я, а сзади — дверь пресекаем эту попытку.
Я в самой непривычной роли из всех, что когда-либо выпадали на мои плечи — в роли просящего, но на самом деле чувствую себя куда хуже, чем если бы пришлось просить, потому что собираюсь требовать. И это так странно — требовать чего-то от взрослого дееспособного человека, которому по какой-то причине захотелось показать характер: другой хотел бы, чтобы я подыграл, но он делает это совершенно искренне, и меня мучает совесть. То, что я сейчас предприму, ему очень не понравится.
Я должен его удержать.
========== Ruined In A Day ==========
ГРЕГ
Майкрофт нависает надо мной, как какой-то комический персонаж с подрисованной маркером ухмылкой. Вжав голову в плечи, тяжело дышу, встречая его холодный взгляд. Надеюсь, по моим глазам понятно, что он собирается сделать глупость.
— Отпусти. Меня. Сейчас же! Майкрофт, твою мать, дай мне уйти, — рычу я, не особо надеясь вырваться из его лап, теряя терпение, и заранее выбиваюсь из сил, ещё до того как по-настоящему начну с ним спорить. — Майкрофт!
Он ничего не говорит, только сверлит злым взглядом сверху вниз, и я отклоняюсь до тех пор, пока не чувствую, что сломаю позвоночник. От молчания бросает в пот. Передо мной незнакомец с бесцветным лицом и тяжелым взглядом, жестокий, безжалостный, властный, доводящий до дрожи одним видом. Хотел бы я соврать, что это не мой Майкрофт. Но это он.
Мы смотрим друг на друга, он дёргает меня за бедра, стискивает их пальцами и отпускает, и, когда я сам готов прижаться к нему, снова привлекает к себе и сильно целует одними губами; и уже я проталкиваю язык ему в глотку, позволяя сжимать мою задницу до синяков.
— Дай мне уйти, — прошу я слабо, уткнувшись ему в плечо. — Я нашел выход. Нужно исправить всё, что я сделал.
— Расплатиться за то, что ты сделал — ты это имеешь в виду? — сухо спрашивает он — даже не зло, а совершенно равнодушно. Хотя было три дня, чтобы понять, что он меня возненавидел, по-настоящему до меня доходит только сейчас. И он не ждёт ответа. — Ты ничего не исправишь, только наделаешь новых глупостей вдобавок ко старым. Что бы ты ни сделал. Я предлагаю оставить хотя бы то, что есть.
— Вот это? — спрашиваю, обводя взглядом воображаемую ситуацию. — Вот это? Ты всегда давал понять, что я свободен уйти, когда захочу — так держи свое слово.
— Один раз.
— Что?
— Ты можешь уйти только один раз. Уйдёшь сейчас, — его ожесточённое лицо служит лучшим подтверждением словам, — и уже не сможешь вернуться.
Сказав это, Майкрофт отодвигается от меня, оставляя между нами холодный воздух и снова став тем чужаком, каким был в последние дни. Его взгляд придает решимости и в то же время не даёт сдвинуться с места. Почему, когда ответ так нужен, он не приходит? Почему я не знаю, что делать, я же, чёрт возьми, знаю!
Майкрофт действительно может быть очень жестоким, и жестокость эта проявляется в том, что он никогда не меняет своих решений. Ты можешь сколько угодно скакать перед ним на задних лапах, но ничего не случится, только если он сам этого не захочет. Он не знает морали, не поступает согласно навязанным убеждениям, а только следует своим. А своих убеждений у него никогда не было. Куда подует ветер — туда потечет вода, а ветры на этом острове дуют куда им вздумается. В Шотландии и в Северном море есть такие места, пустынные пространства, где время и ветер разрушают камни, не давая им и вовсе подобраться основанием. Там ты не укроешься от воздуха и воды, куда бы ни пошел — всюду достанут обломки острых волн, да жгучие цепкие брызги. Там всё равно, кто ты — моряк, король, святой — ветер всех пригибает к земле. Мое время с Майкрофтом было ссылкой на эти земли. Я думал, что мой дом — здесь, но я ошибался.
Наверное, эта борьба отражается у меня на лице, и потому он добавляет, буквально выворачивая меня с корнем:
— Так не бывает. Сюда никто не возвращается. И ты не вернешься.
— И я не вернусь, — повторяю я на автомате, нашарив дверную ручку за спиной.
Толкая дверь, я вижу проблеск Майкрофта, которого люблю, как говорит Стейси — проблеск надежды, когда уже поздно. Он прижимает к губам сжатые пальцы — проблеск надежды, что я остановлюсь на пороге. Проблеск надежды, что всё, что случилось, мне показалось, что время отмотало назад и я ухожу из этого дома, отчаянный своим идиотским признанием и его отказом. Тогда я не знал, что будет ещё возможность и что в конце концов я сам всё испорчу. Сейчас и этого нет.
За спиной щёлкает замок.
========== Suicide Blond ==========
Когда я был моложе, то думал, что жизнь однажды повернулась ко мне задницей, но это не так. Всё не так. Тут в другом вопрос: дело в жизни, или во мне и что вероятнее? Я совершенно такой же, как все, не лучше и не хуже. И вот ответ на вопрос: жизнь — задница.
Боже мой, даже я не могу быть таким пьяным. Лучше бы я просто уснул. Никогда не думал, что попаду в анекдот, сидя один за длинной барной стойкой, где даже бармен не хочет меня слушать. Впрочем, я ничего ему не говорю — несу пьяную чушь сам себе. Не о чем. Я почему-то испытываю мучительную тоску по Стейси, она могла бы разбавить собой что угодно — от алкоголя до слезливых откровений, она может и выслушать, и подбить на улыбку и кивать в ответ на твои излияния и выбесить до белых чертей. Не в первый раз я задумываюсь о том, что она хороший друг, отличный друг в отличие от меня. Но с моей стороны эг…оистично и подло звонить ей, срывать её с места. О, нет! Я плохой друг.
— Джин, водку, мартини… Всё смешать… Ты понял, должен получиться коктейль, — говорю я бармену.
Он и правда мешает коктейль, но какой-то другой.
— Белый русский? Да лааадно, это девчачье пойло!
Бармен отпускает мне насмешливый взгляд, продолжая протирать стаканы. Ах, что за ублюдок. Я не настолько пьян. Но от коктейля не отказываюсь, разделываясь в два глотка.
— Вкусно. Пытаешься со мной флиртовать? — заплетающимся языком интересуюсь я, хотя на самом деле сам пытаюсь с ним флиртовать. Надеюсь, пьяный я хоть чуть-чуть обворожителен, хотя не настолько как трезвым, но всё же не похож на свинью.
— Вы пьете слишком много… И слишком быстро, — отвечает он с лукавой улыбкой. — И, похоже, не первый день.
Люблю блондинов. Я всегда любил блондинов.
Понимаю, что не могу вспомнить номер Стейси. Надо выпить ещё.
— Двойной, чистый, и без шуток, предупреждаю.
Обиделся. Не люблю я блондинов. Я вообще никого не люблю.
Господи, ну почему я поступил с Грегом так по-идиотски? Зачем было слушать его, давать ему выбор, зачем? Что, если ему не это было нужно? Что, если теперь он и правда забудет меня в череде бывших, просто забудет, я же не знаю, что там у людей. Может, забывать друг друга нормально и только для меня моя жизнь — молекулы, которых не выбросить из головы. Хотя нет, удобно думать, что я всё сделал правильно. Я же его знаю, по-настоящему знаю. Черт возьми, пусть только меня любит. Мне больше ничего не надо в этом дерьме.