Нераскрытые свитки.

Гностические рукописи, найденные в Верхнем Египте. III–IV вв. н. э. Каирский музей.

Значение этой находки выясняется уже из самого характера этих книг. Здесь — евангелия, послания, деяния, апокалипсисы, т. е. те же виды произведений, которые мы находим в Новом завете (а также и некоторые другие). Но это были запрещенные церковью и, по-видимому, уничтожавшиеся ею «еретические» произведения — евангелие от Фомы, евангелие от Филиппа, евангелие истины, послание Евгноста и др. Некоторые из них были известны ранее лишь по названию или в незначительных отрывках. Сейчас в руки ученых попали произведения оппозиционных течений христианства в первоначальном их объеме.

Уже первые сличения выявили черты сходства и различия их с новозаветными книгами. Открылась возможность конкретно изучить процесс формирования того круга христианских произведений, которые церковь назвала «священным писанием», и показать их связь, а в ряде случаев и зависимость от других раннехристианских писаний, объявленных затем апокрифическими.

Работа эта только начинается, и нужно ожидать, что она окажется чрезвычайно плодотворной для научного раскрытия ряда вопросов возникновения новозаветной литературы и формирования христианства.

В одном из новозаветных произведений, в Апокалипсисе (Откровении Иоанна), приводится пророческое видение относительно «великой блудницы», сидящей на водах многих, великого города, царствующего над царями земными. Современникам автора нетрудно было догадаться, кого тот имел в виду. Речь шла о Риме, и сочинитель Апокалипсиса не скрывает своей ненависти к этому царственному городу, олицетворявшему в его представлении все пороки огромного государства. Он обличает его за «жемчуга и виссон», гневно обрушивается на «яростное вино блудодеяния», которыми Рим напоил и купцов, и царей, и народы, и целые страны (18, 2–3). Автор Откровения тешит свое воображение картинами гибели этого «вечного» города, черпая свои образы частично из Ветхого завета, частично из мистических представлений, господствовавших в его время. Тут и бездонные бездны, и семирогие звери (число рогов символизирует семь холмов, на которых раскинулся Рим), и дым пожарищ, и кровь «всех убитых на земле» (18, 24). Он противопоставляет земной виссон римских язычников небесному виссону христианской праведности и ждет «страшного суда». Ф. Энгельс, который в своих занятиях вопросами происхождения христианства особо останавливался на этой книге, датирует ее 68–69 г. н. э.[22]

Что же представлял собой этот апокалипсический зверь — рабовладельческий Рим на том хронологическом рубеже, который позднее будет объявлен христианской церковью началом новой эры?

Римская империя в начале II в. н. э. Схематическая карта.

В период своего наивысшего территориального распространения Римское рабовладельческое государство превратило Средиземное море в своего рода внутреннее озеро, все прибрежные земли которого управлялись его наместниками. Римская держава поглотила значительную часть Европы, все северное побережье Африки, Малую Азию. Римские гарнизоны стояли на побережье Атлантического океана, на берегах Красного моря, на большей части побережья Черного моря.

Таким образом, Рим подчинил множество народов и государств, уничтожив не только их политическую самостоятельность, их государственность, но и самобытность их общественной жизни. «Римское завоевание, — писал Энгельс, — во всех покоренных странах прежде всего непосредственно разрушило прежние политические порядки, а затем косвенным образом и старые общественные условия жизни. Разрушило, во-первых, тем, что вместо прежнего сословного деления (если не касаться рабства) оно установило простое различие между римскими гражданами и негражданами или подданными государства; во-вторых, и главным образов — вымогательствами от имени Римского государства. Если при империи в интересах государства старались по возможности положить предел неистовой жажде к обогащению со стороны наместников провинций, то вместо этого появились все сильнее действующие и все туже завинчиваемые тиски налога в пользу государственной казны — высасывание средств, которое действовало страшно разрушительно. Наконец, в-третьих, римские судьи повсюду выносили свои решения на основании римского права, а местные общественные порядки объявлялись тем самым недействительными, поскольку они не совпадали с римским правопорядком»[23]. Эти три рычага действовали с огромной силой, подавляя все самобытное, насильственно нивелируя и беспощадно опрокидывая всякие попытки сопротивления.

Римское общество времени формирования христианства схематически может быть поделено на три группы. Во-первых — это высшие слои.

Дом богатого рабовладельца. Парадные покои и помещения для рабов. Худ. Бородин и Салин. Реконструкция. Ленинград. Музей истории религии и атеизма.

Новозаветные авторы не раз делают их объектом своих угроз и порицаний. Эти слои возглавляла землевладельческая знать, расширявшая свои владения за счет разорявшихся мелких земледельцев. Сюда же относятся и владельцы больших мастерских, основанных на рабском труде, крупные торговцы, ростовщики. Прошло время, когда ростовщичество рассматривалось как занятие, неподходящее для человека из хорошего рода. Сейчас этим не брезгают заниматься не только разбогатевшие вольноотпущенники, но и аристократы.

К другой группе могут быть отнесены свободные низы общества. Сюда входят мелкие земледельцы и ремесленники, торговцы и огромное количество люмпен-пролетарских элементов, по тем или иным причинам выпавших из процесса производства. Случайные заработки и подачки, которые им время от времени перепадали от государства и правителей отдельных городов, были их основным средством существования.

Третью категорию составляли рабы. Их число, особенно в западных провинциях, было довольно большим. Рабы были заняты в сельском хозяйстве, в ремесленных мастерских, в городских домах рабовладельцев в качестве дворовой челяди. Кроме того, рабы работали в конторах откупщиков, в государственных канцеляриях к здесь порой взбирались по служебной лестнице до больших высот. Получает распространение категория рабов, выведенных на пекулий. Эта категория держала в условном владении некоторую часть имущества и могла самостоятельно заниматься на определенных условиях торговлей, ремеслом или сельским хозяйством.

Конечно, это деление не исчерпывает всего социального многообразия и пестроты римского общества времени формирования христианства. Не исчерпываются этим и социальные противоречия. В каждой из этих групп имелись свои внутренние противоречия.

Антагонизм между верхами и низами свободного римского общества, между владельцами богатств и неимущими был постоянной заботой правящих кругов и постоянной угрозой для их правления. Огромные массы люмпен-пролетариев, отвыкших от производительного труда и неспособных конкурировать с более дешевым рабским трудом, постоянно требовали «хлеба и зрелищ». И императорская власть в Риме, как и правящая верхушка провинций, вынуждена была идти на эту форму подкупа паразитического слоя общества. Пышные празднества, пиры, театральные представления, хлебные раздачи, которые устраивались для сотен тысяч непроизводящих членов общества, тяжким бременем падали на плечи государства. Но все это являлось неизбежной данью самой социальной системе: только на этой основе удавалось поддерживать относительный мир внутри рабовладельческого общества.