Арчи как раз боялся. Но вопрос, поставленный таким образом, давал ему возможность не признаваться в этом.

– Ты посмотри, какая погода на улице, – весело сказал Пифий. – Прохладно, конечно, но зато какое солнце! И самое главное, Арчи, мы за триста километров от центра. Все будет в порядке.

– Ну ладно, – поколебавшись, буркнул Арчи. – Я тогда пойду.

– Вперед, мой верный воин света, – простер вперед руку Пифий, устраиваясь на кровати.

А через полминуты он выскочил из номера, чтобы остановить Арчи.

– Ты оденься нормально! Я, конечно, понимаю, что тебе плевать и на погоду, и на все остальное, но когда все кругом в ветровках, а ты в тонкой майке, выглядит это по крайней мере забавно.

Арчи подошел к нему.

– Думаешь, замерзну? – спросил он.

– Уверен, что нет. Но демонстративно отличаться от остальных не всегда хорошо, Арчи Кремер. Бери ветровку.

Арчи подошел вплотную к нему. Красивый, черт побери, парень, рослый, выше Пифия. Склонил голову к плечу. Красивую, черт побери, голову. Задумчиво улыбнулся. Взялся за ветровку и не спешил забирать ее из руки Пифия.

– Действительно, – тихо сказал он. – Зачем выделяться.

Пифий криво улыбнулся, выпустил ветровку и опустил руку. У Арчи была странная, многозначительная, саркастичная интонация; у Пифия волосы на теле встали дыбом, столько Арчи сказал тремя словами.

– Спасибо, – добавил Арчи.

– Кушай – не обляпайся, – хмыкнул Пифий.

Арчи пошел к лестнице. У нее оглянулся, посмотрел на него. Пифий махнул ему рукой и скрылся в номере.

Он встал у окна, уперся рукой в стену, положил на нее подбородок. Арчи, очевидно, не спешил выходить, то ли, оставшись один, боялся сдвинуться с места, выйти на улицу, где оказывался один на один с человечеством. То ли стоял под навесом, смотрел по сторонам и не мог поверить своему счастью. Пифий ждал, когда Арчи наконец появится в его поле зрения, и пытался унять странную дрожь, которая не унималась после этого злосчастного инцидента в коридоре. Во время которого Пифию хотелось многого, а не только куртку Арчи отдать. Счастье, что у него не было доступа к мыслям Пифия: за них ему самому было стыдно. И словно в попытке загладить вину Пифий не хватался за комм, не обращался с запросом к Арту, чтобы узнать, как Арчи себя чувствует, а позволял ему самому справиться со своими эмоциями; более того, предоставлял ему полное уединение – невероятная роскошь для объекта в таком проекте, пусть Арчи о ней и не узнает.

А Арчи боялся. Стоял под навесом, оглядывался – и страшился сделать первый шаг. Одно дело носиться по лесу, в котором не было людей, и другое дело маленький городок, в котором все равно люди были. Одно дело центр, в котором все были знакомыми и все знали, что он за чучело такое, и другое дело – незнакомые, которые смотрели на него и невесть что думали.

Пифий был прав, всунув ему куртку. Все вокруг были одеты относительно тепло, и хотя бы по этому поводу на него не глазели. Стоя под навесом, Арчи ощущал себя глупо: невозможно же было провести весь день на этом месте. И он собрался с духом. В конце концов, все приходится когда-то делать впервые.

В этом городе был особенный воздух. Наверное. Свежий, немного пряный. Чуть-чуть горьковатый; Арчи принюхался и обратился к Арту за составом. Тот был готов услужить, сообщил жутко много малоценных сведений, попытался даже провести анализ бактериологической угрозы. Ничего особенного, просто возможность пыльцевой аллергии. Все было замечательно. Арчи вызвал карту городка, попытался определиться с планом действий. Музей – нафиг, ну или потом. Кинотеатр – нафиг, программа была скучная. А вот игровой парк был неплохой идеей. Один из самых крупных, с богатыми традициями и разнообразными аттракционами, и так далее, и тому подобное. И можно было поучиться кататься на чем-нибудь этаком в спортцентре, на скейтборде, например. Арчи шел по улице, глазел по сторонам и упивался возможностью делать то, что он хотел, без оглядки на посторонних, на Пифия, на бесконечных профессоров, на Зоннберга. У него впереди было целых два дня, которые были подарены ему: безо всех этих занятий, тренировок, тестов, консультаций с самыми разными людьми, среди которых Пифий оказывался не самым вредным. И кажется, на него не глазели. Обращали внимание, но не более того. Улыбались, подскочил какой-то мальчишка, предлагая непременно посетить выставку, и Арчи озадачился: и как себя вести? Он взял листовку, поблагодарил его, прошел пару метров и оглянулся на мальчишку: тот уже обхаживал следующего клиента. Кажется, об Арчи он уже забыл. Так что Арчи остановился, поднял лицо к небу и счастливо улыбнулся. Мог бы, еще и руки расставил, чтобы обнять небо. Два дня, целых два дня!

Пифий запросил у Арта сведения о самочувствии Арчи и его текущем занятии. Все отлично, Арчи счастлив, катается на чертовом колесе. Зоннберг пошипел немного, что Пифий демонстрирует чудеса безответственности, и это он молчит о расточительности.

– Какая жалость, что я отнял у тебя лично, украл с твоего личного счета на Лас-Вегасе-2 целых сто семьдесят койнов, – печально произнес Пифий.

Зоннберг только крякнул.

– Еще раз напоминаю о том, что ты лично отвечаешь за все, что произойдет с Арчи в это время, – проскрежетал он.

– Я горд, что в его счастливом расположении духа виноватым буду считаться только я, – смиренно отозвался Пифий. – Шел бы ты иметь свой выходной, Дамми.

Зоннберг отключился. Пифий лежал на кровати, глядя в потолок. Он держал в руке комм и в любую секунду мог либо с Арчи связаться, либо с Артом. И знал, что не сделает ни того, ни другого и никому этого не позволит. Он чувствовал себя глупо, но он скучал по Арчи.

========== Часть 18 ==========

Возвращение в центр после милого, уютного, провинциального уик-энда в небольшом городке со впечатляющими развлекательными центрами было, как бы это помягче выразиться, унылым. Пифий вел машину; Арчи сидел рядом и молчал. Пифий не горел желанием задавать ему глупые вопросы, вроде «как прошел день». А Арчи не горел желанием рассказывать ему об этом. Он сидел рядом, сложив руки на коленях, глядел перед собой, ни на дорогу, ни по сторонам, ни рассматривал салон, – и молчал.

Пифий откинулся назад на спинку, прикинул, стоит ли затевать разговор, или шанс получить агрессивное «Отстань» слишком велик. В общем, даже если это будет стандартной репликой уставшего подростка, нет никакой гарантии, что Арчи не будет цепляться за это свое мимолетное настроение много времени спустя. Поэтому лучше не трогать переполненного впечатлениями подростка и надеяться, что он придет к нему на консультацию завтра в куда более радостном расположении духа.

Арчи был благодарен Пифию за его неразговорчивость. Ему-то как раз хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, выплеснуть все, что бушевало в его голове – сердце – груди, пусть их и не было сейчас, а была эта консервка; но Арчи ощущал, что у него ЕСТЬ тело, и как раз в этом теле бушуют эти невероятные мысли. Он учился кататься на скейтборде; сделал целых три оборота на чертовом колесе, а сколько времени провел на аттракционах, не счесть, он даже названия их не мог упомнить. Это было невероятно. Невозможно, просто немыслимо. Арчи ведь помнил, как осторожно он был вынужден двигаться, как неловкое движение могло если не послужить причиной перелома, так вызвать сильную боль, как у него голова болела просто от резкого поворота, как приходилось щуриться или надевать очки, чтобы рассмотреть что-то в деталях, как приходилось прислушиваться или пользоваться всякими там аппаратами, чтобы расслышать получше. А тут – Арчи мог не напрягаясь различить, что было написано на афише в нескольких десятках метров от него, и даже жутко мелкими буквами, а если что – так попросить Арта увеличить надпись, или попросить его отфильтровать звук, чтобы расслышать разговор за углом. А чтобы Арчи – тогда – мог прокатиться на американских горках – никогда. Ладно, приходилось признаться, что в центре у него всегда был отменный медиаюнит с превосходным симулятором виртуальности, и можно было просимулировать и полет, и свободное падение, и триста оборотов в самые разные стороны – запросто. Но это ощущение, когда ветер в лицо, когда солнце в глаза, а через секунду – в затылок, когда сдавливает грудь и на пару секунд закружилась голова – этого виртуальность не обеспечивала. Или просто сидеть на теплом камне в парке, есть гамбургер, слушать этот гул голосов, вспоминая снова и снова, как в той кабине падал с высоты в пятнадцать метров – это ли не здорово? Арчи никогда даже не думал о том, чтобы примерить на себя эту возможность чего-нибудь дерзкого. А теперь – он мог. И Пифий сидел рядом, и Арчи знал из опыта, что он всегда выслушает, всегда задаст нужный вопрос или издаст нужную ничего не значащую реплику, а –не мог, именно с Пифием и именно сейчас делиться своими чувствами, эмоциями, в общем, любым своим чем бы то ни было.