- Хельга… – выдохнул он, бледнея, – Хельга, любимая… Это ты…

Княгиня бесшумно опустилась на подлокотник его кресла, как делала каждый вечер за все годы их брака.

- Ты совсем сдал, Вейль, ты снова истязаешь себя государственными делами, не щадя сил, а ведь твои вассалы знают свое дело, – с привычной ему мягкой озабоченностью проговорила она, проводя рукой по седым волосам князя, и правитель ощутил, что кольцо боли в груди разомкнулось, словно он очнулся от долгого, страшного сна, не отпускавшего его и не позволявшего проснуться.

- Хельга… – повторил он, хватая теплую руку, прижимая к губам, а по щекам заструились слезы.

- Эру помилуй, ну что ты, родной, – зашептала княгиня, обнимая его, и ее платье так знакомо пахло какими-то цветами, названия которых он никогда не умел запомнить, – я должна была раньше прийти, прости меня, Вейль, милый. Я невовремя покинула тебя, когда тебе так нужна была моя помощь… Я всегда была эгоистичным ребенком…

- Не говори так, – задыхаясь, бормотал князь, – не говори… Я так истосковался по тебе. Я столько натворил за это время… Я думал, ты отвернешься от меня и никогда больше не придешь… Хельга… Я не уберег нашу дочь… Я так старался, но я не сумел…

А княгиня слегка отстранилась, охватывая ладонями его лицо и пристально глядя в глаза:

- Ты сумел ее уберечь, – неожиданно жестко произнесла она, – ты князь, и тебе лучше знать, как распоряжаться чужими судьбами. Ты стремился уберечь ее от Йолафа. Ты сумел это сделать три года назад, и Эрсилия расплатилась за твой успех. Но Йолаф опять встал на твоем пути. Защити ее снова, Вейль. Ведь на сей раз платить уже не ей. Мне отрадно подумать, как горда будет наша девочка, всю жизнь лелея память о том, что ее отец монетами ссыпал тысячи жизней в кошель на оплату ее счастья! Девочки любят дорогие побрякушки, верно, Вейль?

- Неправда, все не так… – князь захлебнулся словами, – почему ты так говоришь? – он схватил жену за руку, а Хельга улыбнулась незнакомой и горькой улыбкой. А потом занесла над Иниваэлем вторую руку, в которой блеснул неведомо откуда взявшийся кинжал, и с размаху всадила правителю в грудь.

Сарн давно так крепко не спал. Право, он никогда не догадывался, что по-настоящему выспаться можно только в тюрьме. Его не тревожили ни сны, ни какие-то недодуманные мысли или неоконченные дела. И потому его вдвойне взбесило, когда чья-то рука жестко потрясла его за плечо.

- Какого Моргота… – пробормотал он, еще не совсем отойдя ото сна, оборачиваясь, и тут же наткнулся на ошеломленный взгляд часового, молодого деревенского парня из его прежнего форта.

- Милорд комендант? – растерянно обронил тот, – а где же… арестант-то где?

- А это не твое дело, – раздраженно отрезал Сарн, приподнимаясь и садясь, – мне виднее, где ему быть.

Парнишка слегка испуганно кивнул, а потом вскочил и вытянулся:

- Мой комендант, милорд князь срочно требует арестованного дезертира Йолафа к себе в опочивальню.

- За каким балрогом? – нахмурился Сарн.

- Не могу знать, – отчеканил часовой, – но караульный передал, что велели зело поспешать.

- Ну, раз велели… – лихолесец поднялся с соломы, потянулся, отряхнул камзол, – оставайся тут.

Парнишка озадаченно переступил с ноги на ногу, а потом сдвинул брови:

- Милорд, велено под конвоем… Но то Йолафа… А вас-то… Мой комендант, не моего ума дело – это верно, а только меня за арестантом послали – с меня и спросят.

Сарн усмехнулся:

- Я и без конвоя дорогу найду, не печалься. Ну, а будут спрашивать, куда арестанта дел – скажи, дескать, вести осужденного в княжеские покои – не по твоему чину ответственность. Лично пленного коменданту передал и больше ничего не знаешь.

- Слушаюсь, – часовой поклонился, а Сарн зашагал к лестнице, оставив незадачливого парня в совершенном недоумении, которое, впрочем, легко успокаивается в солдатской душе нехитрым заклинанием «командиру видней».

…У княжеской опочивальни стояли двое караульных, но они не удивились появлению коменданта, лишь козырнули и пропустили его в покои Иниваэля, обменявшись быстрыми тревожными взглядами. Сарн приметил этот короткий молчаливый обмен, остановился на пороге:

- Что тут стряслось?

Один из солдат отчеканил:

- Не ведаем, мой комендант. Князь кликнул и велел сию минуту вести арестанта.

Сарн нахмурился. Едва ли Иниваэль вдруг вознамерился лично обезглавить Йолафа на собственном ковре, хотя князь был совершенно непредсказуем все последние месяцы. Но рассудив, что один на один слабый здоровьем правитель все равно эльфийского кавалериста не одолеет, лихолесец кивнул часовым:

- Не впускайте никого. Один пусть будет начеку, второй – за подмогой, шесть мечей, непременно два рыцаря, два ополченца и два эльфа. Я кликну, если будет нужда.

Сарн не мог точно сказать, зачем ему такой разношерстный отряд, но что-то подсказывало ему, что этот неожиданный ночной визит несет недобрые вести, и что при любом повороте дела ему лучше заручиться присутствием представителей всех собравшихся в городе военных сословий, дабы никто не смог потом представить события однобоко.

Взявшись за кольцо резной двери, лихолесец невольно ощутил, как забилось сердце, но он хладнокровно постучал и толкнул створку.

Внутри было почти темно, только камин неяркими сполохами рассеивал мрак. И из этой жаркой полутьмы доносился лишь запах можжевеловых поленьев и звуки хриплого дыхания.

- Йолаф… – услышал эльф и едва узнал этот голос. В нем не было ни утренней ожесточенности, ни всегдашней усталой желчности. Это был прерывистый испуганный зов чем-то до глубины души потрясенного человека. Сарна охватило гадкое чувство, словно он тайком пытался подглядывать в замочную скважину, но он подавил его. Йолафа здесь нет, и дело его намного важнее причуд старого деспота. А голос снова разорвал тишину:

- Эй… конвой… пропустите… Йолаф, подойди… один…

Сарн сжал зубы. Что за идиотская ситуация… Но делать было нечего, нужно было показаться правителю на глаза, а уже на месте можно решить, как выйти из положения. Бесшумно двинувшись вперед, Сарн выступил из тени портьер у входа.

Князь полулежал в кресле, желтовато-бледное лицо было покрыто испариной, до синевы бледные губы шевелились, словно шепча молитву, под глазами темнели лиловые круги. Ощутив чье-то присутствие, он медленно разомкнул веки, и запавшие глаза остановились на Сарне.

- Йолаф, – прошептал он, – подойди ближе… трудно говорить…

Эльф почувствовал, как у него самого на лбу выступает холодный пот. Князь принял его за мятежного рыцаря из-за высокого роста и дремучей гривы черных волос, но похоже, сейчас не до придворных тайн. Он видел много смертей и сейчас инстинктивно ощутил, что князь очень плох. Ему же, иноземному наемнику, было совсем неуместно оказаться единственным свидетелем смерти ирин-таурского правителя…

- Ваша светлость, – твердо проговорил он, – вы больны, я позову лекаря. А потом выслушаю все, что вам угодно мне сказать.

- Нет… – прошелестел Иниваэль, поднимая в запрещающем жесте руку, но она тут же упала на подлокотник, – мне нужен не лекарь… Мне нужно несколько минут… Их может не быть, Йолаф, а потому… не трать время. Подойди, я должен… сказать…

И Сарн отбросил сомнения. Он торопливо подошел к креслу и опустился на колени, ловя каждое слово князя. А тот прерывисто заговорил, тяжело, надсадно дыша и неловко держась рукой за грудь, словно зажимая открытую рану:

- Йолаф… Сармагат все эти месяцы шантажировал меня… Он поставил… условие, что даст Эрсилии исце… исцеление, если я дам эльфам двадцать мешков… Бервировых кристаллов. Кристаллы… Йолаф, они очень опасны… Луна их оживляет… И они убивают орков… А солнце… оно еще хуже… благословенный Анор… не всем… счастие… Я недавно понял это, я забрал свиток Бервира… из хранилища… и долго думал, как… Йолаф, на солнце кристаллы раз… разрушаются… И никто не знает, что вода… отравлена… Люди… варги… Ну а эльфы… они становятся орками…