Миша тем временем в мыслях лихорадочно перебирал все пути побега. Он повернул голову налево: за рядом припаркованных машин виднелись расписные купала неизвестного храма. Можно было бы перескочить через автомобили, а если не получится... Нет, такой риск не оправдает ожиданий.

Можно было бы бежать прямо по переулку, да только у воров реакция мгновенная: если мчатся напрямик, то обязательно догонит.

Податься направо означало вернуться к Марсовому полю, вот только не будет ли там поджидать его ещё какой-нибудь деятель криминала? Звонила она явно своему пособнику, значит, работает не одна. “Да у них там целый притон! – подумал Миша. – Чёрт, их же можно накрыть... Э, куда-там, я сам криминал, с дуру ляпнул про фамилию. Странно она ведёт, закипишовалась. А вдруг они будут меня пытать? Нет, зачем им это, отняла бы деньги и скрылась снова в кустах. Здесь явно что-то глобальнее...”

- А теперь давай-ка побалакаем, – воровка сложила телефон, тряхнула волосами и приблизилась к юноше, загородив левой рукой ему проход. – Скажи-ка, “якобы Миша”, если ты не в Москве, не в Кутузке, почему здесь? Перевели в “Кресты”? У тебя есть организация, которая заменила твою тушу на двойника, не так ли? И, открой секретик, где располагается твой штаб? Он же явно конспиративный, тайный... Я никому не скажу, – улыбнулась она.

Миша был ошеломлён, во-первых: девушка вела себя чересчур развязно, а Стокгольмский синдром пока не охватил Орлова, и во-вторых: он не понимал, что имела в виду воровка: партию Заславского или нечто иное, более радикальное?

- Двойник? Ну, тут я сомневаюсь, – покачал головой Орлов. – Мне говорили, что они нашли просто фигуру для битья и под моим именем засунули в каталажку. Им нужно было как-то загладить скандал...

- Ох, орлик, не договариваеш-ш-шь, – протянула она, сведя брови. – Ты хоть и крупная фигура в революционной среде, но мне это совершенно по фигу. Смекаешь? Можешь не водить носом и не высокомерничать со мной, я себе цену знаю и она не ниже твоей! Подумаешь, выживший сынок де-юро: американского шпиона, де-факто: талантливейшего конспир-оппозиционера. Я знаю: ты толком ничего не сделал, а возится с тобой твоя личная лейб-гвардия на побегушках. Они тебе, дурачку, наговорят очень много страшно увлекательных и красивых вещей, а сами вместо тебя подсунули явного двойника – невиновного человека, а тебе остаётся ходить и удивляться. Странно, что они вообще отпустили тебя гулять одного.

Миша не стал ничего отвечать воровке, подгадал нужный момент её замешательства и резко рванул налево, помчавшись прямо по дороге. И надо же было так оплошать – именно с той стороны приближался сообщник криминалистки, который с одного удара повалил Орлова на землю.

- Ну да, он, – вынес вердикт оглобля-Гарик через пять минут. – Ань, напугала ты его до полусмерти, бежал как оглашенный. Ты его убила наповал своими габаритами?

- Сойдёт и такой, что с ним церемонится? – холодно ответила Анна, с интересом разглядывая лежащего на дороге юношу, теперь уже с другой стороны. – Ну, вставай, давай!

Она подала Михаилу свою миниатюрную ручку. Нет, Орлов не ошибся, Анна была на редкость симпатичной девушкой. Даже очень красивой. Да что там, таких притягательных черт лица он в своей жизни не видел, если только на рекламных баннерах, а тут настоящая красотка. Даже при том, что Анна курила и довольно часто в своей речи применяла нецензурную лексику, Михаилу она нравилась ещё больше – всё этой стервочке безумно шло.

Вот и сейчас, она достала из кармана тонкую сигарету, одним щёлчком привела механизм зажигалки в действие, поднесла пламя огня к светлому её концу и закурила. Завораживающе было смотреть, как сигарета тлела в её пухлых губах бантиком, как пространство обволакивалось серой дымкой.

- Ну-с, Орлов, – томно произнесла она, метнув от себя пепел. – Пойдёшь с нами. Гарик познакомит со всеми нашими. Говорю сразу: мы люди прямые, манерами не владеем, но не злые – поставим тебя на правильный путь, не то что эти твои левые. Сегодня же вечером и начнём. Как у нас с этим, Гар? – Анна повернула голову к товарищу и произнесла странную фразу. – Готовы патроны?

Оглобля кивнул ей. Анна растянулась в обворожительной улыбке и по-кошачьи потянулась.

- Просто чудесно, мой друг, ты, наш герой, явился к нам в самое, как говорят коммерсанты, актуальное время, – с этими словами она бросила от себя сигарету, которая быстро затлела на глянцевой поверхности мокрого асфальта.

Декабрь. 1917 г. Петроград. Смольный. Кабинет Ленина.

За Каменевым стоял Ад. Менялся он на глазах: на бледном, почти прозрачном лице появлялись красные пятна, вскоре щёки приобрели пурпурный оттенок. Стоило только поражаться, как человек за год мог так сильно измениться, изменить партии и изменить самому себе? А, может быть, это заблуждение? И он совсем не изменился, в корне сохранив свои убеждения. Странный и противоречивый человек – этот интеллигент Каменев. Светский лев, если выражаться современным языком, игнорирующий междоусобицы, человек мягкий и сдержанный теперь был похож на безумца, потерявшего бесценное терпение. Даже Зиновьев невольно вжался в стул.

- Вы, Владимир Ильич, как хотите, но я будучи категорически против расторжения союзнических отношений с меньшевиками и эсерами был прав! И теперь, я заявляю, что Декрет о мире – это полнейший абсурд и позор! И молчать я не буду, вы меня знаете...

- Вам, Лев Борисович, было вынесено предупреждение за ваш проступок в октябре месяце, – процедил Ленин. – Теперь же вы вновь настаиваете на контрреволюции?

- Господи, да о какой контрреволюции идёт речь?! – заступился за покрасневшего зятя Троцкий. – Это – позор! Приграничный конфликт, таки мама дорогая! Отдавать Украину, Белоруссию, товарищ Ленин, да вы, извиняюсь, в своём уме?

- Извиняю за личности, а вот Декрет о мире вы подпишите, товарищ Троцкий! – нажал на Льва Ленин. – Где это видано, что за два дня до первых переговоров устраивать диспуты – вот истинное сумасшествие! Вы, как наркоминдел, должны понимать, в какой ситуации сейчас Россия находится. Нам этот мир нужен как рабу Сахары глоток воды!

- Аргументируйте, если на то пошло.

- Аргументирую: Краснов, Деникин начинают наступление. На Востоке недовольства. Гражданская война, батенька, правые эсеры, меньшевики, союз семнадцатого октября, кадеты...

- А я ведь говорил, – гневно бормотал про себя Каменев. – Говорил...

- Заткнитесь, – перебил его Свердлов, обернувшись, – пожалуйста.

- А с какой стати вы затыкаете мне рот?!

- Тут решаются вопросы государственной важности, – спокойно ответил Свердлов, скрестив руки на груди, – а вы тут возгудаете словно это районное парт. собрание!

- Мы, помнится, говорили о контрреволюции, – решил вернуться на начальное русло Рыков.

- Да именно! – воскликнул Ленин, размахивая выпуском “Правды”. – И эта контра замышляет вернуть себе власть. Керенский сбежал, А эсеры не сдаются! Левые с нами, а что прикажете делать с правыми?! Надо их гнать взашей!

- Вы опускаетесь до демагогии! – перекрикивал Ильича Троцкий, который даже вскочил со стула. – Не обсуждаете очевидного, мы, чёрт вас возьми, только что избрали товарища Дзержинского на путь этой борьбы! Эсеры эсерами, но единоличие нашей партии...

- А вы, товарищ Троцкий, сами хороши, – издали заметил Зиновьев и буркнул, – ведёте себя, как политическая проститутка!

- ЧТО?!! – Троцкий побагровел и уже было хотел с кулаками кидаться на Григория Евсеевича, только вместо него это сделал Сокольников. Началось бушующее, ожесточённое распри, в котором не участвовал только Коба.

«Архизабавная ситуация, – вздохнул он. – Просто превосходная».

По правде говоря, он плевать хотел на этот Брестский мир. Радовало лишь одно: Ленин собачится с Троцким не на жизнь, а на смерть. Троцкий слишком гордый, чтобы склонится под каблук немцев, а Ленин слишком нетерпелив, чтобы пойти на поводу у товарища. Ильич само собой прав: на дворе Гражданская война, о какой Первой Мировой может идти речь? Приграничный конфликт – дело позорное, но адекватное. А Лев земли отдавать не хочет… Политика полна дерьма, и только абсолютный фанатик может сделать её целью и смыслом жизни. Фанатик с незаурядным умом.