Тем не менее, советско-германские отношения после убийства Мирбаха испортились, чему также способствовала бурная революционная деятельность, развёрнутая в Берлине советским полпредом Иоффе. Германия требует разрешения на ввод в Москву одного батальона под предлогом охраны своего посольства, однако Ленин отвергает такое требование, заявив, что «подобное требование мы ни в коем случае и ни при каких условиях удовлетворить не можем, ибо это было бы объективно началом оккупации России чужеземными войсками». Положение большевиков в это время сильно осложнилось с началом мятежа Чехословацкого корпуса, и эсеро-белогвардейскими восстаниями в Ярославле, Муроме и Рыбинске. В Ярославле восставшими впервые в истории Гражданской войны была использована баржа смерти, на которую посадили 82 большевика. Гражданская война была начата с белого террора.

Того же 7 июля Ленин телеграфирует Кобе, давая добро на борьбу с эсерами: «Повсюду необходимо беспощадно подавить этих жалких, истеричных авантюристов. Итак, будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте нас чаще».

«Будьте уверены: у нас рука не дрогнет, – ответил Коба. – С врагами будем действовать по-вражески. Линия южнее Царицына пока не восстановлена. Гоню и ругаю всех… Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб всё же дадим».

====== Глава 37. Три головы ======

Белзацар был убит этой ночью своими слугами

(с) Гейне.

1 июня 2017 г. Москва. Кремль.

Первый летний день, которого все так долго ждали, наступил. В столице, как всегда, разогнали тучи. Площадь едва-едва была приведена в порядок после «Дня победы»: марш на этот раз сопровождали неведомые танки, о которых в дни той войны могли лишь только мечтать. Но гордый голос диктора, навевающий дух неистового патриотизма, озвучил название орудия, и никто даже не повёл бровью.

Теперь же на Красной площади с самого утра кишили люди – семьями, с детьми. Асфальт был расчерчен на множество квадратиков, каждому ребёнку выдавались мелкие огрызки разноцветных мелков, а когда руки малышей стирались в кровь, то у организаторов буквально разом заканчивались все мелки. Разноцветные воздушные шары, дирижабли и вертолёты с плакатами, детский неугомонный плач и рыдания, музыка популярных ныне исполнителей гремит ещё громче через гигантские колонки… Крики, шум, гомон, трёп, телевидение снимает лишь частями первые ряды – пока ещё улыбающихся детей. Все, кто остался за кадром, изнывали от жары, от толпы, которая давит, визжит, если не дай Бог локтём кого-то зацепило… «День защиты детей» был в самом разгаре…

Внутри трехэтажного здания желтовато-медового цвета – главное здание правительства, находящееся на территории Кремля, было тихо и бессуетно. Отголоски истеричного шума с площади почти не были слышны, в коридорах всегда работал кондиционер. Воистину, это был самое спокойное место в Москве.

Ближе к полудню в кабинет Джека Сальвиати зашёл человек – зампред партии «Единая Россия» Константин Мазуревский. Партия, о которой было указано выше, занимала высшее государственное положение и являлась самой крупной в Российской Федерации. Она сформировала в Государственной Думе большинство мест, и уже который год в подряд неизменно побеждала в выборах. Идеология партии с недавних пор стала общегосударственной. Де-юро: центризм и консерватизм – некая промежуточная позиция между левыми и правыми, де-факто – резкий уклон в правую сторону. Загадка этой партии не раскрыта и до наших дней, однако ходят множество слухов о её магическом притяжении неиссякаемой победы.

- Доброго дня, – бросил он с порога. – Медведев звонил и приказал тебе явиться в «Горки».

Джек, как обычно сидевший на своём «троне», лицом к окну, фыркнул: ему было куда проще подняться на два этажа выше, чем ехать за 15 километров от Москвы в «Горки». В правительственном кортеже этот путь мог занять не более получаса, но даже за тридцать минут можно много сделать. Время – деньги, а Джек ценил время гораздо выше капитала.

- Он был здесь сегодня и уже успел вернуться? – нервно спросил он.

- Нет, Джек, не было. Выходной же.

- Выходной, – прошипел он, сощуривая лисьи глаза. – Очередной внеплановый. Как считаешь, долго ли он будет делать вид, что эксплуатирует меня?

- До пенсии, – Мазуревский насторожился и с просьбой посмотрел на Сальвиати. – Он на последнем съезде сообщал о скором собрании ЦИК. Думаю, что он назначит меня председателем, я уже несколько лет зам. Если зайдёт у вас вопрос об этом, то замолви словечко.

- Если бы речь зашла о собрании ЦИК или всего ЦК, он вызвал бы Грызлова или Матвиенко, – с холодом отрезал иллюминат.

- Знаешь, как взглянуть: и тот и другая друг друга стоят – они от славы зажрались, а ты же инкогнито. К тебе доверия больше.

- Глупый! – сапфировые глаза Джека сверкнули, он вскочил с кресла и обернулся. – Напротив: чем меньше ты даёшь славы, тем больше злятся. Подчинённых периодически нужно подкармливать и тогда они будут преданы. Я далеко не раб и известность мне не нужна – этого-то они и бояться.

- Тогда… зачем? – удивился единоросс, почесав затылок.

- Оттого, речь пойдёт о выборах.

- Выборы в следующем году только… А! – воскликнул Мазуревский. – Агитационную программу готовят за год!

- Слава богу, догадался, – Джек картинно подкатил глаза к потолку. – Кортеж уже готов, я видел из окна. Посети Воробьёва и Сабянина, предоставь на подпись документы, что лежат на столе. Им – ни слова, они поймут. Разберутся.

Отпустив актёрский прощальный жест, Джек Сальвиати, не упуская ни минуты своего времени, вышел из здания Кремля и сел в центральную чёрную машину. «Медведев назначит его председателем ЦИК, это даже смешнее, чем сосули дуры-Матвиенко, простачок, – пронеслось у иллюмината в голове, – какова же иная роль у обычной марионетки?»

«Горки-9» были ничем иным как огромным по площади белым особняком. Ровно подстриженные трава и кусты, пустующий гармоничный зелёный двор и идеальная светлая дорожка, по направлению к главному входу – все это говорило о том, что здесь живёт непростая личность. «Горки» была основной резиденцией председателя правительства и по совместительству официального лидера партии «Единая Россия» Дмитрия Медведева. Лидером партии он был подобно монарху в Великобритании – всего лишь де-юро: Дмитрий Анатольевич всего лишь отдавал кое-какие поручения касательно её и более ничего, а вот вторым человеком в стране он являлся и де-юро и де-факто.

Он никогда не встречал гостей на улице, а всегда, подобно своему старшему товарищу, сидел в кабинете. Книг в его личной библиотеке не было: Дмитрий Анатольевич обходился электроникой, куда могло бы поместиться более 1000 Гб информации. Медведев, несмотря на то, что его партия была консервативной, любил инновации и модернизацию. Технологический прогресс его очень радовал и всегда поднимал настроение – он ревностно следил за мировыми новшествами, и если в мире появлялось новый чудо-гаджет, то первым, у кого он появлялся, был, конечно же, Дмитрий Анатольевич. Он, обладая незаурядными способностями, быстро разбирался со способами использования техники и уже на следующий день после приобретения с игривой улыбкой на лице демонстрировал гаджет в телекамеру «Первого» и других каналов.

Дмитрий Анатольевич не очень симпатизировал папарацци и СМИ, но отбиваться ото всех, что волка к капусте приучать, и председатель правительства смирился с этим. По совету своего психолога, он превращал каждый свой рутинный день в особенные мгновения благодаря чувству юмора, которого было не занимать. Когда шутил Медведев – смеялись абсолютно все. Все, кроме одного человека. О чём премьер сильно крушился.

С юности премьер увлекался хард-роком, в числе любимых групп упоминал Deep Purple, Black Sabbath и Led Zeppelin; коллекционировал записи этих и других коллективов (в частности, собрал полную коллекцию записей группы Deep Purple). Слушал также русские рок-группы, в частности, Чайф. Его прошлое, полное духом бунтарства и фрикового окружения, вошло в его характер навсегда, и в речи даже после избрания его президентом Российской Федерации фигурировали сленговые словечки. Дмитрий Анатольевич был лёгок и прост в общении, коммуникабелен и очень быстро находил с людьми общий язык, имея свой без костей. Везде его считали “нашим” человеком, обращаясь к нему по-простому “Димон”. Фамильярность, мягкость и простота, возможно, и были в его стиле той изюментой, которая отражается в истории.